А. Харрисон - Тихая жена
Джоди поспешно одевается, чистит зубы, завязывает волосы в пучок, наносит дневной макияж – тушь и немного пудры. Лицо в зеркале совершенно не соответствует самочувствию – молодость и буквально упрекающая красота. Снова проходя через спальню, она ждет какого-нибудь намека или предвестника того, что же ее ждет сегодня, но ничего не получает.
Из шкафа в прихожей она достает поводок, кроссовки и ветровку. Они с Фрейдом спускаются на лифте, Джоди машет рукой консьержу, столкнувшись на выходе с соседкой, здоровается. Приятно выйти на свежий воздух и посмотреть на открытое небо. Только сейчас, на улице, она замечает, что до этого была как в заключении, крадучись, словно преступник, в собственном доме. Зато хотя бы вчерашний приступ головокружения, или что это было, больше не повторялся. Ей такое состояние непривычно и не особо порадовало.
Джоди идет по стандартному маршруту – по берегу до причала, а на обратном пути срезает через Гейтвей-парк. Небо серое, озеро – как темное зеленое бутылочное стекло, но бодрящий воздух и ходьба возвращают к жизни. Взяв латте на вынос и вернувшись домой, Джоди осторожно приоткрывает дверь спальни и вглядывается в темноту, не делая больше ни шага вперед. По ее ощущениям, ничего не изменилось.
Мэри Мэри – двенадцатилетняя девочка, которую к Джоди насильно привели родители, потому что она слишком уж своенравна и непослушна. На терапию она ходит с удовольствием, поскольку это повод пропускать уроки, да и выделяет ее из круга сверстников, но и тут девочка настойчиво нахальна. У этого ребенка проблемы с границами. Если с Тоддом начнутся какие-то сложности, Мэри Мэри непременно будет любопытствовать. Так что Джоди радуется, что Тодд не издает ни звука, и все идет гладко до самого конца.
Она выходит на балкон, чтобы проветрить голову, и принимается оценивать ситуацию. Во время работы с Мэри Мэри она слышала, что у Тодда звонил телефон, который лежит на комоде за закрытой дверью спальни. Джоди оставила его там вчера, когда вынула его из кармана после того, как помогла ему раздеться. Телефон у него всегда в режиме вибрации, и когда он застучал по деревянной поверхности, показалось, что где-то заработал отбойный молоток. По ее мнению, звук был достаточно громким, чтобы его разбудить, с учетом того, что Тодд к телефону вообще очень внимателен. Для него звонок – все равно что плач младенца для матери, то есть требование немедленно о нем позаботиться. Тодд не из тех, кто проигнорирует телефон, перевернется на другой бок и снова заснет. Нет, и он всегда встает с постели сразу же, как только откроет глаза.
Джоди наблюдает за парой чаек, стремительно несущихся вниз и ныряющих в озеро. Вот они не колеблются, не виляют, а как только заметят под поверхностью воды то, что им нужно, быстро атакуют, прямолинейно и дерзко. Жертв не настораживают даже хриплые крики – этакие чаячьи усмешки, – их глотают раньше, прежде чем они успевают хоть что-либо понять.
Сейчас Джоди испытывает искушение действовать дальше по расписанию, словно ничего и не случилось. Она умеет закрывать глаза на неприятности. И она приспособлена к жизни в одиночестве, к ожиданию, что же будет дальше. Сейчас ей пора в спортзал, после которого она, как правило, обедает. В холодильнике размораживается кусочек филе, и она думает о нем с предвкушением. Но когда Тодд проснется, придется отвечать на его вопросы. «Почему ты меня не разбудила? Тебе не показалось странным, что я не встал?» А если он не проснется, придется отвечать на чьи-то еще вопросы. Врачи. Полиция. Надо придумать, что сказать, если ее начнут допрашивать – какую версию предоставить, как объяснить свое поведение, тот факт, что она ничего, совершенно ничего не сделала, когда любимый не встал утром с постели. Она буквально слышит голос любопытного полицейского: Миссис Джилберт, вы вызвали 911 через шесть часов, а может быть, восемь или двенадцать, после того, как умер ваш супруг. И так далее. Почему вы на него хотя бы не взглянули? Вам что, в голову не пришло? Не подумали? Вообще и мысли такой не было? Что мужу, например, плохо. Что он мучается. Или лежит без сознания. Или что он вообще умер, миссис Джилберт.
Без сознания, думает она. Тодд, возможно, потерял сознание. И за эту мысль цепляется еще одна, более пугающая – а вдруг он в коме? – до сего момента Джоди такую версию не рассматривала. В ее мысли, мерцая, вторгается словосочетание «повредился рассудком» вместе с соответствующим образом: Тодд-овощ, ни живой, ни мертвый, теперь он никому не принадлежит, даже самому себе, но все равно вокруг него все прыгают, кормят, купают, делают массаж, усаживают, укладывают, и дни и ночи превращаются в месяцы, годы, а его права, обязанности и имущество находятся на условном депонировании. Но даже в таком случае допрашивать будут. Джоди начинает казаться, будто на нее смотрят и осуждают, что каждый ее шаг фиксируется и будет использован против нее. Фрейд весь день крутится возле закрытой двери в спальню, это тоже не внушает оптимизма. Миссис Джилберт, даже ваша собака знала, что что-то не так.
6. Он
Он сидит на унитазе, уперев локти в колени, а голову положив на ладони, моча ужасно воняет. Только в таком положении он может держаться вертикально. Тодд думает о кофе, вспоминает его запах и вкус, и на этой энергии доходит до душа, где включает холодную воду. Ледяные капли – это чистая боль, но и она не сравнится с пневматическим молотом, стучащим в голове. Он подставляет под душ лицо, набирает немного воды в рот, полощет, сплевывает. Потом отхаркивает слизь и тоже сплевывает.
Тодд вытирается, подходит к раковине, намазывает пеной лицо. Пальцы, в которых он держит бритву, ничего не чувствуют и едва слушаются. Есть ощущение, что он проспал, и оно подтверждается, когда он выходит в спальню, чтобы одеться. Джоди уже встала. Наверное, времени даже больше, чем он думал. Но лишь одевшись и достав наручные часы, он узнает, который час.
Джоди он застает на кухне, она взбивает яйца венчиком.
– У меня часы отстают, – нерешительно говорит он. – Наверное, батарейка села.
– Кофе готов, – говорит она. Наливает его в чашку, добавляет сливки, сахар, подает ему.
– Сколько времени? – спрашивает Тодд. – На моих половина второго.
– Да, полвторого, – подтверждает Джоди.
– Ты шутишь.
– Нет, ровно столько.
– Не может быть. У меня встреча с Клиффом в десять.
Она пожимает плечами.
– Позвони да скажи, что проспал, – она выливает взбитые яйца на шипящую сковородку и перемешивает вилкой.
– Это же безумие, – говорит он. – Почему ты меня не разбудила?
– Тебе лучше было отоспаться.
– Боже, – Тодд отпивает кофе, прижимает руку к виску. – Похоже, я действительно перебрал. Даже не помню, как лег.
Волна усталости чуть не сбивает его с ног, и он садится с чашкой за стол. Джоди уже положила подстилку под горячее, нож, вилку, салфетку.
– Мне пришлось помочь тебе раздеться, – говорит она, – ты даже туфли снять не мог.
Джоди выкладывает яйца на тарелку, переворачивая, добавляет бекон и картошку, которая стояла в кастрюле на плите, чтобы не остыть. Она подходит к столу и ставит блюдо перед ним. Тодд берет вилку.
– Спасибо, я ужасно голоден.
Во время еды мешает язык, он словно что-то лишнее во рту. Но Тодд все равно запихивает в себя пищу, ощущая при этом слабость и усталость. Ему хотелось бы снова рухнуть обратно в постель или свернуться калачиком на полу, но вместо этого он держит спину ровно и упирает ноги в пол.
– Я даже не думал, что выпил слишком много, – говорит он. – Уж точно не больше обычного.
Тодд пытается восстановить в памяти, что было в баре – когда он туда приехал, сколько просидел, сколько заказывал, – но счет ему не дается. Помнит он лишь настроение праздника. Вполне возможно, что в своем желании отметить событие он переусердствовал.
– Ну ладно, может, чуть больше, – добавляет он.
– Наверное, и отоспаться было нужно.
– Да уж, скажи это Клиффу. И Стефани.
Она приносит кофейник и подливает в его чашку.
– Джоди, ну что же ты меня не разбудила.
– Ты вернешься домой к ужину? – спрашивает она.
– В таком-то самочувствии, – отвечает он.
– Я сделаю кассуле. В свинине много железа.
Пока Тодд сидит на кухне, начинает звонить телефон, и он уходит на его звук в спальню. Наташино имя на дисплее немного бодрит. Он точно помнит, что вчера вечером она с ним не разговаривала.
– Ты где? – интересуется она. – Все утро пытаюсь до тебя дозвониться.
– Отсыпался с похмелья.
– Ты все еще дома?
– Уже буквально выхожу.
– Что она сказала?
Он пытается понять суть вопроса. Мозг не заводится, напоминая сгоревший двигатель в луже мазута.
– Может, тебе сейчас разговаривать неудобно? – Наташа задает наводящий вопрос.
Тодд бросает взгляд на открытую дверь. В кухне из крана льется вода.
– Могу недолго.
– Так что она сказала?
