А. Харрисон - Тихая жена
– Я сомневаюсь, что Дин мечтает, чтобы Тодд женился на его дочери. Скорее, именно этого он бы хотел меньше всего.
– Так, ладно, давай не будем пороть горячку. Сначала надо во всем разобраться.
Джоди пожимает плечами. Какой Дину смысл ее обманывать. То, что она узнала от него, – возможно, самая правдивая версия событий, которую она услышит.
Когда Элисон уходит, Джоди встает с дивана, разглаживает волосы и платье и направляется в спальню. На заправленной кровати лежит одежда, в которой она ходила на семинар: бежевые брюки, белая рубашка, бюстгальтер, стринги и колготы телесного цвета. На стуле кожаная сумка «Фенди», под ним – леопардовые туфли на высоких каблуках от Джимми Чу. Джоди приятно смотреть на свои наряды, это ее в некоторой мере утешает. Дело не в том, что она сомневается в своей внешности, но подозревает, что она уже не в самом расцвете, и у женщин помоложе есть такие достоинства, какими она сама уже похвастаться не может. Было время, когда пары «Левайс» с футболкой было достаточно, да и сейчас она может так одеться, но красивая одежда сильно ее поддерживает.
Рубашку и нижнее белье она по одному предмету бросает в корзину для белья. А брюки убирает в шкаф на вешалке. Туфли отправляются в коробку, в которой и были куплены, и Джоди ставит их обратно на полку среди прочей обуви. Из сумочки она практически все вынула перед ужином, но кое-что еще осталось. Джоди вываливает ее содержимое на кровать: шариковая ручка, крошечная записная книжка, различные квитанции, мелочь… и снотворное. Обыкновенная баночка из прозрачного пластика с огромной скручивающейся крышкой закатывается в углубление в одеяле, гремя, словно погремушка. Джоди берет ее и снова изучает наклейку: «Ковакс Наташа. 1 (одна) таблетка на ночь при необходимости».
Ей стало лучше. «Я уже почти в норме», – так она сказала Элисон, чтобы подруга не волновалась, и это была практически правда. По крайней мере, Джоди снова обрела почву под ногами, окружающие объекты больше не расплываются. Она начинает методически – это ее успокаивает – готовиться к отходу ко сну: отворачивает одеяло, взбивает подушки, убирает по местам оказавшиеся здесь случайно вещи. Снимает платье, переодевается, умывается, расчесывается. В тот момент, когда в замке начинает поворачиваться ключ Тодда, она сидит на диване в халате и тапочках, читает журнал для путешественников. Пока он шуршит в прихожей, снимает пиджак, выкладывает на столик ключи и сдачу, она ждет. Джоди слышит, как он откашливается, что-то тихо бормочет, даже как ступает по ковру в ботинках.
– Ты еще не спишь, – говорит Тодд.
Он обходит вокруг дивана, встает перед ней, целует в макушку. Джоди закрывает и откладывает журнал, встает. По его позе что-то чувствуется. Он прослышал о том, что Дин звонил, думает, что она не легла, чтобы все ему высказать. Тодд кладет руку ей на плечо, внимательно глядя в глаза.
– Элисон заходила, – говорит Джоди. – Мы поели в «Сите», потом она привезла меня домой. А у тебя как день прошел? Что ел на ужин?
– Взял бургер в «Дрейке».
От него пахнет алкоголем и жареной пищей. Нос блестит, тон голоса высокий. Джоди кладет журнал в стопку на столике. Когда она разворачивается, Тодд все еще стоит на том же месте и смотрит на нее.
– Что такое? – спрашивает она.
– Ничего. Просто рад тебя видеть.
– Сходи погуляй с собакой. А я подожду.
Вернувшись, он застает Джоди на кухне, она помешивает «Овалтин» деревянной ложкой. Тодд делается разговорчивым. Ему вдруг хочется рассказать ей обо всем, что случилось в баре за вечер – как какая-то парочка целовалась, прямо взасос, как священники собрались компанией и напились. В отеле проходило какое-то религиозное собрание. Жалуется и на неудачное утро – о потере ключа, – со смехом вспоминая, как психанул. «Бедолага, – говорит Тодд про швейцара. – Но он так быстро ушел. Можно подумать, только и ждал повода».
Джоди закладывает хлеб в тостер и нажимает на рычажок. Он рассказывает, а она на автомате кивает и что-то бурчит. А Тодд как будто и не замечает, что она его на самом деле не слушает. Джоди намазывает тост маслом, потом клубничным вареньем, потом разрезает на треугольнички. Выложив их на тарелку, ставит ее на стол. Тодд берет один из треугольничков, засовывает в рот и обходит комнату по кругу. Вернувшись к столу, он берет тарелку и продолжает ходить.
– А ты сегодня, случаем, с Дином не разговаривала? – спрашивает Тодд.
– С Дином? – спрашивает она. – С чего вдруг?
– Да так.
– Могу еще тостов сделать, – предлагает Джоди.
– Дин сволочь, – продолжает он. – Надеюсь, ты в курсе.
Тодд уже на опасно близком расстоянии к признанию. Но тут он подходит к камину и, заметив обрамленную картину, переводит внимание на нее. Джоди вздыхает с облегчением.
– Отличная все же картина, – говорит он. – Детали просто впечатляют.
– А рамка тебе как?
– Рамка. Я даже не заметил, – со смехом признается Тодд. – Отличная. Мне нравится.
Он возвращается с пустой тарелкой, а его ждет чашка дымящегося «Овалтина». Уже не слишком горячо, так что он залпом выпивает сразу половину.
– Знаешь, что я люблю тебя, – напористо говорит он.
Джоди в это время стоит у раковины, моет кастрюльку и деревянную ложку.
– Здорово, – отвечает она и смотрит через плечо. – Как «Овалтин»?
– Вкусно, – Тодд снова подносит чашку к губам и опрометчиво выпивает до дна.
– Давай ее мне, – Джоди протягивает руку.
Он подходит и вручает ей чашку. Пока она споласкивает ее, Тодд прижимается к ней сзади, обнимая за талию.
– Ты слишком со мной добра, – говорит он.
Проснувшись на диване, Джоди не сразу вспоминает, почему она здесь, а потом ее пронзает ужас. Вчера она помогла Тодду раздеться, усадила на край кровати, потом толкнула, посмотрела, как он повалился на спину, словно мертвец: челюсть отвисла, глаза уже закрывались, она подняла его ноги на кровать и попыталась перекатить тело на место, но безуспешно, и Тодд так и остался лежать на матрасе по диагонали.
Одиннадцать штук. Все, что оставалось в пузырьке, синенькие кругленькие таблеточки, как пуговки на детском комбинезоне. Джоди высыпала их на ладонь, и, пересчитывая, одну за одной переложила в ступку. Женщина, смоловшая в ступке для специй снотворное и подмешавшая получившуюся словно меловую пыль в напиток, предложенный мужу на ночь, может столкнуться с неодобрением, событие наверняка ждет отрицательная огласка, но в тот момент она думала вовсе не об этом. Ей это скорее казалось справедливым и вполне заслуженным. Таблетки она нашла в его кармане; значит, он и должен их выпить. Когда он их выпьет, их не станет, и они будут квиты.
К сожалению, Джоди не запомнила правильную дозировку, а теперь уже сверить не с чем – наклейку она оторвала и смыла, а пузырек улетел в мусоропровод во вчерашнем пакете мусора. Хотя эта информация все равно вряд ли оказалась бы полезной – там же не написано, какая доза может оказаться смертельной, неизвестно и сколько он выпил и насколько алкоголь усилил воздействие таблеток. Сейчас, оглядываясь на содеянное вчера, Джоди понимает, что едва ли была в своем уме, когда без задней мысли пошла на такой рискованный шаг.
Джоди знает о своей страсти «следить за бухгалтерией» – так специалисты по семейным отношениям клеймят клиентов, ведущих учет обоюдных обид, поскольку те не демонстрируют душевного благородства и щедрости, на которых якобы строятся здоровые взаимоотношения. По мнению Джоди, благородство, конечно, вызывает восхищение, но им одним не проживешь. Без небольшого возмездия, крошечной тайной мести, которая поможет восстановить равновесие и разогнать тоску, большинство отношений – включая ее собственные – сгорят в огне негодования и обиды.
И, самое главное, ей не кажется, что одиннадцать таблеток – это особо много, и не казалось вчера. Поскольку он выпил, ему, конечно, придется туго, но Тодд – крупный мужичина и многое может вынести. Скорее всего, как она и рассчитывала (не забывайте, что Джоди – дочь фармацевта), он рано или поздно очнется.
В спальню она старается теперь не ходить, так что вместо смежной с ней ванной пользуется душем, дверь в который находится в прихожей. Еще босиком и в ночной рубашке она принимается раздвигать шторы и жалюзи, взбивает сплющенные диванные подушки, чтобы придать им первозданную форму. Покормив пса, Джоди садится за стол, смотрит в ежедневник и проверяет почту. Бергман отменила встречу, так что остается только Мэри Мэри с самого утра. Это хорошо, потому что во время работы с клиентом должно быть тихо, вряд ли Тодд проснется и начнет шататься по квартире до одиннадцати, а к тому времени Мэри Мэри уже уйдет.
Когда избегать спальню становится уже невозможно, Джоди входит туда крадучись, как опасливое животное, навострив в пугающем полумраке уши. В спертом воздухе появилась какая-то щекочущая горло кислая нотка, от которой рождается ужасная мысль, что от таблеток с алкоголем с ним ничего не случилось, зато он захлебнулся собственной рвотой. Она о таком слышала. Если Тодд и дышит, то беззвучно. Остановившись в ногах кровати, она смотрит на бугор под одеялом, на эту пугающую альпийскую гряду. Кажется, что ее контур не изменился с тех пор, как она видела его последний раз, то есть часов восемь назад.
