Соня Мармен - Сезон воронов
– Ты злишься, потому что это я все придумала, а не ты!
Дункан открыл было рот, да так и застыл от неожиданности. Я знала его достаточно хорошо, чтобы догадаться: он с трудом сдерживается, чтобы не наорать на Марион. Я приблизилась к Лиаму, которого происходящее, похоже, забавляло. Сара потихоньку направилась к двери.
– Я злюсь? Да что ты себе вообразила! Это же надо такую чушь выдумать! Ни за что я не надену твой плед и не позволю тебе впутаться в эту историю! Ясно?
Плед пролетел через комнату и упал к ногам красной от гнева Марион.
– Значит, жениться на Кэмпбелл – это пожалуйста! А вот носить ее цвета…
– С чего это мне их носить? Я женился на тебе, а не на твоем клане! И сколько можно говорить: мы имеем дело с бандой убийц! Им плевать, кого прирезать – парня Макдональда или девицу Кэмпбелл!
– Но ты ведь будешь со мной!
– Их восьмеро! Если набросятся все разом, я не справлюсь!
– Но я ведь всего лишь скажу им, где Претендента будет ожидать корабль, и сразу уйду!
Дункан шумно вздохнул и провел ладонью по лицу.
– И как их убедить, что ты – из Кэмпбеллов? Какие у тебя есть доказательства, кроме хорошо подвешенного языка? Плед не в счет.
Из кармана юбки Марион достала две броши. Одна была бронзовая с позолотой, с изображением головы дикого кабана и девизом клана над ней. Такая красивая вещь могла принадлежать только знатному члену клана. Вторая была овальной формы, более изящная, из чеканного серебра. На ней тоже был начертан девиз, а в центре – веточка черники с ланцетовидными листочками из малахита и фиолетовыми ягодками-аметистами. Черника была растением-символом клана Кэмпбеллов.
– Откуда у тебя эти броши? – спросил ошарашенный Дункан. – Ты мне их не показывала.
– Вот эту носила когда-то моя мама.
Марион положила Дункану на ладонь мужскую брошь, и он посмотрел на нее с нескрываемым отвращением.
– А эта досталась мне в память о двоюродном брате Хью, я его любила. Я храню ее как амулет, на счастье. В твоем доме я побоялась ее оставить, ну, чтобы не…
Она сконфуженно умолкла.
– Чтобы не украли?
Марион покраснела и отвернулась.
– У нас не принято красть друг у друга, – холодно заметил Дункан. – Теперь ты тоже Макдональд, хочешь того или нет.
Повисла удручающая тишина. Я уже подумывала, не разумнее ли будет уйти потихоньку и оставить их наедине улаживать все противоречия.
– Не заставляй меня сожалеть об этом, Дункан, – бесцветным, тихим голосом произнесла Марион.
Снова тишина… «Не говори ничего, сынок!» Мой сын стоял с таким видом, словно никак не мог уловить смысла сказанного Марион. Потом медленно нагнулся, подобрал с пола плед и помял пальцами, вглядываясь в его темную расцветку. Сохраняя непроницаемое выражение лица, он прошел к креслу и уронил в него свое тело и всю тяжесть своего уныния.
– И какое место мы должны им указать? – устало спросил он.
По губам Марион скользнула тень улыбки. Я тоже невольно усмехнулась.
– Даннотар, – обронила Сара.
– Крепость Даннотар?
– Семья Китов практически не бывает там с тысяча шестьсот пятьдесят второго года, когда крепостью овладел Кромвель. Постройки сильно разрушены, их с тех пор никто не отстраивал. В мирное время там держали гарнизон и склад боеприпасов, а с тех пор, как началось восстание, Маришаль оставил там горстку своих людей под командованием коменданта Огилви. По-моему, отличное место для западни.
Лиам задумался, а Дункан, морщась, разглядывал брошь, поблескивавшую у него в пальцах.
– Но захотят ли они въезжать на территорию крепости? Это рискованно! Там, как у ловушки для кроликов, – один вход, и он же – единственный выход. Это, кстати, может сыграть и против нас. И что Претенденту делать в Даннотаре?
– Крепость принадлежит графу Маришалю и считается одной из самых защищенных в Шотландии. Потайной ход из нее ведет к гавани Кастл-Хейвен, а там есть небольшой природный причал. Идеальное место для того, чтобы сесть на корабль.
– Не знаю… Поверят ли?
– Это я могу вам устроить, – с таинственной улыбкой заявила Сара. – Состряпаем для них послание!
– А где мы возьмем печать? – поднял голову Дункан.
Мы переглянулись. И правда, откуда мы возьмем печать дома Аргайлов, чтобы придать документу достоверность?
– Запечатаем его брошью Хью, – предложила Марион. – Но… Точно, я вспомнила! На том документе был рисунок, что-то вроде кинжала с широким клинком. Может…
– Ты сможешь его нарисовать?
– Помню плоховато, но могу попробовать.
Сара села за письменный стол, над которым висел портрет последнего Джорджа Кита, последнего графа Маришаля. Он был изображен на природе, с двумя великолепными шотландскими борзыми у ног, с охотничьим ружьем на перевязи и ягдташем, полным подстреленной птицы. Лиам продиктовал сестре текст послания. Марион подошла к ним, взяла листок бумаги и перо и задумалась. Как именно выглядел кинжал на том проклятом документе младшего Аргайла? Я подошла к сидевшему с мрачным видом Дункану и положила руку ему на плечо.
– Знаю, идея тебе не нравится.
Он вздрогнул и выругался.
– Сынок, это ведь всего лишь кусок шерсти…
– Кусок шерсти! Мать, тартан – это намного больше, и ты должна это понимать! Это наша кровь, наша история…
Я поморщилась. «Неудачное вступление, Кейтлин!» И я решила зайти с другой стороны.
– Ты прав. Но разве на тартан, что ты держишь в руках, не пролилась кровь за принца Стюарта там, при Шерифмуре?
– Я не говорю о преданности королю, это вопрос… Этот тартан запятнан нашей кровью, мама, и поэтому я не хочу его надевать!
Я наклонилась к сыну и посмотрела ему в глаза. Он попытался отвести взгляд, однако я быстро призвала его к порядку.
– Дункан, это тартан твоей жены. Это ее кровь и ее история. Ты любишь ее…
– Да, я люблю, но ее, а не ее клан!
– Но ты не можешь заставить ее отказаться от своих цветов, забыть о своих корнях! И никто ведь не заставляет тебя клясться в верности Гленлайону! Дункан, все это – ради безопасности Марион…
– Я знаю.
– Сделай это ради нее.
Огорченный, он откинулся на спинку кресла. Я знала, что он все понимает, но гордость его еще оказывает сопротивление. Взгляд его остановился на жене, старательно что-то рисовавшей на клочке бумаги. Марион отвела прядь-бунтовщицу, упавшую на глаза, и облизала губы от старания.
– Она у тебя храбрая, – сказала я словно между прочим. – И она мне нравится.
– А мне остается только…
Пальцы Дункана сомкнулись на броши, которую он до сих пор держал в руке. Он вздохнул, признавая свое поражение.
– Мама, я все понял. Чего не сделаешь ради…
– Ради женщины? – подсказала я.
