Ирина Арбенина - Плохая хорошая девочка
Я не стала их разубеждать. Тем более что история, которую я могла бы им рассказать в свое «оправдание», — чересчур странная. Эти Звездинские могут просто-напросто принять меня за сумасшедшую.
В своем собственном, тоже довольно странном, на мой взгляд, путешествии «с завязанными глазами» — прилетели и не знают куда! — сами Звездинские не находят ничего удивительного.
Они говорят, что между богатыми любителями путешествий идет сейчас настоящее состязание, кто где побывал и у кого экзотичнее и чуднее маршрут. Особенно высоко при этом котируются «нехоженые тропы» и «дикие, неизведанные места».
Если Париж — то непременно ночь под мостом, среди клошаров. Если пустыня — то имитация нападения диких племен на караван с путешественниками.
Традиционные маршруты наших богатых уже не интересуют — это удел среднего класса. «Ямайка, Элла, — заплеванный остров!»
И, похоже, они действительно уверены, что я темню. И что я тоже купила тур в этой самой «Эдвэнчерс». Просто нагоняю туману, чтобы поинтересней выглядеть!
В общем, мои соседи уверены, что я вру. А что мне нагонять туману?! У меня и так все в та-аком тумане… Не видно ни зги! Я давно уже ничего не понимаю, а теперь уж и вовсе отказалась от попытки понять, что со мной происходит.
Я только жду теперь, когда промелькнет обещанный Звездинскими срок — и за Оскаром и Нинель прилетит самолет. Я продам душу, но улечу вместе с ними.
Во всяком случае, я им это уже предложила.
— Ну зачем же душу? — вежливо возразил Оскар — Вы можете расплатиться, когда вернетесь домой. Просто деньгами!
И они пообещали мне место в своей «Сесне».
День двадцать четвертый
Приходила Нинель. Она не может найти среди своих припасов соль. Наверное, забыла в Москве.
Удивительно! Я нахожусь неизвестно где: то ли на том свете, то ли во сне — а может, в Австралии или Африке? — и при этом идет какая-то обычная, прозаическая, с заурядным бытом жизнь: приходит соседка, одалживает соль… Как будто мы в обыкновенной московской коммуналке, где-нибудь на Маросейке.
Я одолжила ей соль, у меня есть.
Она взяла соль и задержалась.
— Может, кофе? — стараясь быть любезной, предложила я.
— Может, — задумчиво согласилась она.
Я принялась кипятить воду, а Звездинская присела возле моей палатки.
— Вы слышите по ночам вой, Элла? — вдруг спросила она, с интересом оглядываясь по сторонам.
— Слышу, — призналась я.
— И что вы думаете по этому поводу?
— Что я могу думать? — Я вздохнула. — Кто-то воет!
— И кто же? Как вы думаете?
— Ну животное какое-нибудь.
— А вы…
— Хотите знать, не видела ли я его?
— Угу… Хочу знать.
— Да нет, не видела.
— Правда?
— К счастью или к сожалению, не видела.
— Вот как?
— А вообще-то я уже стала привыкать, — призналась я своей собеседнице. — Воет и воет… Главное, чтобы в гости не приходило.
— Значит, вы думаете, что это — животное, — снова задумалась Нинель. — Зверь, что ли?
— Ну а кто же?
— Да, но, видите ли, Элла… — Она нерешительно замолчала.
— Да?
— Вы когда-нибудь прежде бывали в экзотических турах?
— Нет, — вздохнула я. — Это мой самый первый и самый экзотический тур!
— Значит, вы никогда прежде не слушали «ночные голоса»?
— Ну, бывает, орут у меня под окнами в нашем дворе твари всякие. А так, чтобы какие-то другие ночные голоса. Нет.
— Так вот, Элла… Понимаете… Представьте ночь где-нибудь, ну, скажем…
— В диких прериях?
— Допустим. В диком лесу, джунглях, прериях, пампасах, саванне и тому подобном. Так вот, доложу я вам… Происходит это примерно так. Сначала ночь полна разноголосьем животного мира. Она наполнена разнообразными звуками, криками, шорохами, движением. А потом… Потом, в какой-то момент наступает тишина.
— Тишина?
— Да. Это происходит знаете когда?
— Когда же?
— Когда на охоту выходят хищники.
— Ах, вот отчего эта тишина наступает.
— А потом… А потом в этой довольно жуткой тишине вдруг слышится рычанье.
— Рычанье?
— Да. А затем предсмертные крики… И вновь тишина. И лишь через некоторое время, когда насытившийся хищник удалится, остальные обитатели животного мира опять наполняют ночь своими голосами. Ночные птицы, шуршанье змей, возня грызунов и все такое прочее…
— Да-да… Очень интересно. И что же?
— Ничего похожего мы тут не слышим. Совсем другие звуки.
— Вот как?
— Мы ведь почти ничего не знаем об этой долине, не правда ли? — несколько тревожно заглядывая мне в глаза, произнесла Нинель.
— Согласна, — вздохнула я. — Именно что ничего.
— Ну что ж… Тогда спасибо за соль.
И она распрощалась со мной.
Интересно, что Нинель уже говорит «мы».
И она права. Мы действительно ничего не знаем об этой долине.
День двадцать пятый
Звездинские перенесли свой лагерь. Обосновались совсем рядом с моим. Все-таки место, где стоит моя палатка, очевидно, самое удачное, самое выигрышное во всей нашей долине.
Но, возможно, есть и другие объяснения такого стремления к соседству? Так или иначе, но мы можем теперь ходить в гости. Но мне что-то не хочется.
Вот такое наблюдение…
Среди багажа Звездинских я заметила длинный, подозрительного вида футляр. Больше всего мне хотелось бы думать, что там находится какой-то музыкальный инструмент и по вечерам, глядя на великолепные закаты, которые и вправду необыкновенно хороши в моей долине, Звездинский собирается музицировать. Но не думаю, что так оно и есть. Хотя объяснение приемлемое. Говорят, у великого Рихтера была избушка в какой-то дремучей тайге, и там стоял «Стейнвей». По себе поняла, что сочетание одиночества и дикой природы дает художнику необыкновенное ощущение творческого подъема и свободы. Однако не думаю, что в таинственном футляре у Звездинского находится скрипка.
