Галина Романова - Подвенечный саван
– Отец-то тут при чем? – повторил вопрос Лавров, отводя глаза к кухонным стеклам, за которым квадратными леденцами поблескивали чужие окна.
– Отец? – Лерка наконец-то закончила мучительную для него процедуру уборки, швырнула тряпку в раковину, прислонилась к ней попкой. – Отец обещал содействие. По всем вопросам! Ладно, Лавров, ты насытился? Идем устраивать мне ночлег.
Пришлось до глубокой ночи таскать из крохотной комнатки с узким окошком, которую он никогда не считал полноценной и предназначенной для проживания, коробки и всякий хлам. Таскать и складывать в прихожей. Освободилось довольно много места, как сочла Лерка.
– Тут даже есть где кроватку поставить, – ткнула она пальчиком в территорию под окошком. – А сегодня придется спать на раскладушке.
Раскладушка нашлась среди коробок. Он о ней и забыл совсем. Только когда нашел, вспомнил, что Женька на ней не раз ночевал в прежние годы.
Лерка час махала веником, гремела шваброй, потом долго скрипела растянутыми пружинами раскладушки. Затихла почти в четыре. Уснула. А он еще полчаса провалялся без сна. Все думал и думал. Как у них срастется с Леркой, совместное их проживание? Чем закончится? Во что выльется? Какую цель преследовал Жэка, позволив дочери тут поселиться?
Саня несколько раз вставал, подходил к окну, смотрел на спящие дома, тонувшие в темноте. На темный двор с детской площадкой, автомобильной стоянкой и сквером, обрывающимся глубоким оврагом, где так нелепо закончил вчерашним ранним утром свою жизнь их управдом – Игорь Васильевич. Случайна его смерть или нет? Как теперь станет жить без него миловидная Нина Николаевна? Они ведь никогда не расставались, никогда…
– …Мы никогда не расставались, понимаете! Никогда! – Несчастные зареванные глаза Нины Николаевны смотрели то на его лицо, то на белую повязку на лбу. – Так славно жили с Игорешей! Мне мечталось, что мы еще очень долго проживем и тихо отойдем через много лет в собственной постели. А тут это убийство!!!
Лавров поперхнулся глотком чая, который давно остыл в его чашке, но все равно был вкусным и ароматным.
– Нина Николаевна, вы сказали убийство? – уточнил он, осторожно поставил на полированную поверхность белоснежного стола чашку.
– Конечно! – возмущенно откликнулась овдовевшая женщина, привалилась грудью к столу, зашептала: – Вы тоже считаете, как эти полицейские… – последнее слово она не произнесла, продавила сквозь стиснутые зубы, – что мой муж сорвался вниз головой в яму?!
– Я не знаю, – признался Лавров и снова схватил со стола чашку. Прикрываться пузатым дорогим фарфором оказалось удачной идеей.
Нина Николаевна неожиданно поднялась со стула – миниатюрная женщина в черном платье, черных колготках и темных домашних туфлях. Она поправила черную ленточку, перетягивающую ее волосы, и, кивнув непонятно кому, произнесла:
– Я официально заявляю вам, Саша, что моего мужа убили! Он не был беспечным глупцом. И даже из-за Сявы он не стал бы висеть на краю обрыва, хватаясь за кусты!
– Кстати, а где собачка? – спросил Лавров, чтобы не возражать ей.
Эксперты дали заключение с точностью до наоборот, как доложил сегодня утром в телефонном разговоре Жэка. Игорь Васильевич стоял на самом краю оврага, удерживаясь за кусты. Стоял, несколько раз меняя положение своих ног, видимо, устраивался поудобнее.
– Сява? – Она вздохнула, глянув вниз. – Он у соседа с первого этажа. Сосед великодушно предложил, пока не пройдут траурные церемонии, подержать его у себя. Милый человек… Даже не знала никогда, как его зовут! А он оказался таким отзывчивым…
Соседа с первого этажа звали Михаилом Сергеевичем, это тоже Жэка доложил. Был он единственным свидетелем, который видел из окна, как Горелов Игорь Васильевич вывел на прогулку свою собачку и как потом быстро пошел в сторону сквера, куда убежал Сявочка. Потом он же поймал мечущуюся по двору беспризорную собачку. Принес ее хозяйке. Больше он ничего и никого не видел. Никого постороннего, ничего подозрительного.
– Он один живет? – спросил Лавров у застывшей скорбной Нины Николаевны.
– Да, кажется… – отозвалась она через минуту. Неуверенно дернула плечиком. – Кажется, один. Собака у него есть точно. Он ее выгуливает после нас всегда. Мы заходим, они выходят. Так как-то… Послушайте, Саша!
Она вдруг встрепенулась, торопливо ушла из кухни, вскоре вернулась, протягивая ему уже знакомую ориентировку с портретом застреленного Филиченкова.
– Это все из-за него! Это он! – проговорила она, глядя на Лаврова с лихорадочным блеском в глазах. – Это он убил Игорешу!
– Зачем? – задал он резонный вопрос.
– Потому что мы его узнали! Потому что мы сигнализировали в полицию. И даже вызывали участкового, и он совершал поквартирный обход. Правда… Правда, он ничего не дал, но мы же сигнализировали! И тем самым автоматически попали в черный список! – закончила женщина, тяжело дыша.
Потом прошла к окошку, выглянула на улицу поверх пышного цветения орхидей, кивнула куда-то вниз со словами:
– Там вон он сидел, когда я его видела. На детских качелях. Я его узнала. Вернее, опознала! Это был он! В черной куртке, в черных штанах, такая же угрюмая рожа, заросшая щетиной.
– Это было вечером? – с сомнением спросил Лавров.
– Да, вечером, я Сяву выгуливала. – Она вдруг резко обернулась, глянула на Саню, деловито кивнула. – Понимаю, куда вы клоните. Вечер, видимость плохая. У меня возрастные изменения со зрением. Но это не прокатит, молодой человек! Нет! Это был он. Знаете, почему я так уверена?
– Почему?
Саня заскучал. Он напрасно тратил время. Напрасно! Никто из потерявших близкого человека так нелепо не обвинит случайность. Никто! Все станут искать виноватого. Он это знал, он с этим сталкивался.
– Потому что горели фонари. Потому что у меня почти стопроцентное зрение. И потому что Игореша тоже видел этого человека. Вот! – Она схватила со стола ориентировку, потрясла листом бумаги перед его лицом. – Вот этого! И не надо тут…
Лавров осторожно вытянул ориентировку из ее пальцев, разгладил на столе, глянул в ненавистную физиономию. И в очередной раз подумал, что практически счастлив, что эта тварь теперь не топчет их планету.
– Вы ведь его знаете?! – ахнула она вдруг, что-то такое уловив в его лице. – Знаете, так?
– Да, я был с ним знаком, – нехотя признался Лавров, осторожно двигая листок по столу в ее сторону.
– Потому его и защищаете?! – тут же заподозрила в нем оборотня в погонах, хотя он их теперь и не носил.
– Нет. Я его не защищаю. А знаю я его потому, что он убил моего друга, расстрелял. – Он стиснул зубы, снова вспомнив то мерзкое утро, когда они с Виталиком Сухаревым расслабились и прозевали все, все, все. – Я не могу его защищать, Нина Николаевна, поверьте. Но уверяю вас, это был не он, во дворе.
