Паулина Симонс - Красные листья
— Сколько?
— Пять.
— Наверное, из-за этого выехали с Лонг-Айленда?
— Вроде бы, — ответил он.
Они посидели молча. Официантка принесла счет, но они не торопились уходить.
Кристина сделала движение подняться:
— И как звали вашу жену?
— Андреа. Энди.
— Какое красивое имя. Она была красивая?
Сделав паузу на несколько секунд, Спенсер полез в задний карман своих джинсов, пытаясь достать бумажник.
— Вам предписано носить оружие? — спросила Кристина, пытаясь заглянуть, с чем он там возится.
— Только на службе, — сказал Спенсер, показывая ей фотографию Энди, — Вот.
Кристина посмотрела на фотографию.
— Она симпатичная. Похожа немного на… меня.
— В самом деле? Я не заметил. — «А простое ли это совпадение, что Энди похожа на эту девушку? Да, пожалуй, просто совпадение».
Пока Спенсер расплачивался, подошла Саманта, владелица ВКА. Она погладила Кристину по голове.
— Отличная игра была на прошлой неделе, Крисси. Сколько очков заработала?
— Сорок семь, — сказала Кристина. — Пятнадцать подборов мяча под щитом.
— Это же несправедливо. Эти бедные девочки из Корнелла, они ведь так никогда не выиграют.
Кристина улыбнулась и встала.
— Они никогда и не выиграют. Пока я буду в команде.
— Вот это девушка! — воскликнула Саманта. По дороге к выходу Спенсер прошептал Кристине:
— Мне обязательно надо посмотреть, как вы играете.
— Пожалуйста. Мы играем… — она остановилась, — через неделю после праздников. В пятницу и субботу. Приходите. — А затем протянула руку и добавила: — Очень приятно было с вами познакомиться, О'Мэлли. Спасибо за булочки.
Спенсер нежно пожал ее руку и дрогнувшим голосом сказал:
— В любое время к вашим услугам, Кристина.
Она посмотрела на уличные часы, Они показывали три сорок пять.
— Если хотите знать, — сказала она, покачав головой, — ради вас я пропустила баскетбольную тренировку.
— Хм, — усмехнулся Спенсер, — стою ли я того?
Она улыбнулась, помахала ему и поспешила прочь.
После того как она завернула за угол, Спенсер еще постоял с минуту, а затем завернул за угол сам, желая посмотреть на нее хотя бы еще раз.
Сердце Кристины сильно билось. Она бежала по Норт-Мейн-стрит, не чуя под собой ног: до того засмотреться в его голубые глаза, что забыть о тренировке! Этот человек с полными губами и ежиком волос смотрел на нее так, как уже давно никто не смотрел. Спенсер О'Мэлли.
«Спенсер О'Мэлли», — прошептала про себя Кристина его имя и побежала еще быстрее, придерживая рукой рюкзачок, чтобы не сильно болтался.
Когда она добежала до общежития Хинман-Холл, то обнаружила, что дверь ее комнаты приоткрыта. Но Аристотеля там не было и Джима тоже. Она бросила рюкзак на пол и потянулась за щеткой для волос. Ее пальцы так онемели от холода, что не гнулись. Кристине было неприятно, что она предстала перед Спенсером в таком растрепанном виде. Все-таки первое впечатление. Сам Спенсер тоже был небрит, это верно, но он был таким лапочкой, что это не имело значения.
Присев на кровать, Кристина подождала несколько минут. Руки пощипывало, они даже болели, и ей пришлось засунуть их между коленями, чтобы согреть. Она знала, что ждать придется недолго.
Раздался стук в дверь. Это был Альберт.
— Вот ты где! — воскликнул он, открывая дверь шире и впуская собаку. Аристотель ворвался, прыгнул на постель, затем кинулся к Кристине. Она погладила его, не поднимая глаз на Альберта.
— Я выгулял его.
— Спасибо. Где Конни?
— Она что-то сегодня избегает общения. Только не говори, что она печет для меня пирог.
— Я и не говорю, — произнесла Кристина с отсутствующим видом. Она все еще думала о Спенсере.
Альберт продолжал стоять в дверном проеме. Она хотела попросить его войти и закрыть дверь, но с минуты на минуту должен был появиться Джим.
— Поедешь на праздники с Конни на Лонг-Айленд? — спросила Кристина.
— Да. Как в прошлом году. Хочешь поехать с нами? Или ты едешь с Джимом?
— О да, конечно… — начала Кристина и умолкла. Он сделал к ней шаг:
— Ну так поехали с нами.
Не поднимая на него глаз, Кристина покачала головой. Когда Альберт был моложе, он хотел стать гимнастом, но слишком быстро вырос и потерял интерес к гимнастике и вообще к спорту. Теперь он увлекался буддизмом. Его длинные темные волосы были завязаны сзади в конский хвост. Мочку левого уха украшало небольшое золотое колечко.
— Послушай, — сказала Кристина, — мне нужно тебе сказать кое-что…
— Как все прошло? — прервал ее Альберт.
Какое-то мгновение Кристина не понимала, о чем это он.
— С Говардом, — пояснил он нетерпеливо. — Как у тебя все прошло с Говардом?
— Хорошо. — Кристина сделала паузу. — Все сделано.
— И?..
— И ничего, — сказала она, потирая руки, пытаясь их согреть.
Альберт подошел ближе и заинтересованно спросил:
— Он воспринял это нормально?
— Да, он воспринял это нормально, — повторила Кристина. — Он только спросил, моя ли это идея — о разводе.
Альберт громко рассмеялся. Кристина в первый раз подумала, что его смех какой-то резкий.
— Ты сказала ему правду? — спросил он.
— Правду? — ответила Кристина. — Все как есть?
— Я имею в виду, ты сообщила ему какие-нибудь подробности или просто поставила перед фактом?
— Конечно, я сказала ему все как есть. По-моему, это и есть то, что ты называешь «поставила перед фактом».
— Ты все сделала хорошо, Роки. — Альберт улыбнулся и подошел ближе, но она подняла руку, останавливая его. Это получилось непроизвольно. Но пусть думает, что этот жест продиктован тем, что сейчас за окном день, даже не вечер.
— Послушай, — сказал он, — у меня есть отличный план на праздники. Что ты думаешь о…
Внезапно он замолк. В дверях стоял Джим Шоу.
— Джимбо, — слабо подала голос Кристина. — Привет. Ты готов?
Альберт кивнул Джиму, тот ему тоже кивнул, но очень сдержанно.
— Я готов, — сказал Джим, все еще оставаясь в дверном проеме.
Кристина напряженно гладила Аристотеля и, когда стало совсем невмоготу, решилась нарушить неловкое молчание:
— Сегодня же твой день рождения, Альберт. Как он проходит?
— Пока все идет хорошо, — ответил он. — Но предчувствую, что станет хуже сразу же, как отведаю шедевра кулинарного искусства Конни.
— Ты называешь это шедевром кулинарного искусства? — спросила Кристина, отчаянно пытаясь разрядить атмосферу.
— И, кроме того, она ведь хочет сделать тебе приятное, — произнес Джим голосом, напряженным от враждебности.
