Паулина Симонс - Красные листья
Кристина засмеялась:
— А какое у вас было самое серьезное дело?
— Это когда слушатель подготовительного отделения из Эфиопии зарубил топором сначала свою подружку, а потом и девушку, которая жила с ней в комнате.
Кристина расширила глаза:
— О, это было ужасно?!
— Да, ужасно. Я был первым из полиции, кто прибыл на место происшествия.
На лице Кристины появилась гримаса отвращения.
— Вы обнаружили тела?
— Да.
— Боже мой! И это было страшно?
— Настолько, что вы не можете себе вообразить.
— Да, вообразить такое я просто не способна. — Она понизила голос: — Я ни разу даже не видела мертвого тела.
— В самом деле? Ни разу? — Спенсер просто не мог этому поверить. Ему самому пришлось принимать участие в похоронах родственников почти с двухлетнего возраста.
— Никогда. — Она откашлялась: — Моя бабушка… Она умерла только несколько месяцев назад, но на похоронах я не была.
— Почему?
Кристина пожала плечами:
— Меня не пригласили.
— Вас не пригласили на похороны вашей бабушки? — Настала очередь Спенсера удивляться. — Да что же у вас за семья?
— Не очень дружная, — призналась она, явно желая сменить тему. — Так вот, в случае с этим эфиопом, как вы думаете, что это было, проявление силы или страха?
— Там вот что было, — задумчиво произнес Спенсер. — Девушка не хотела выходить за него замуж, а у этого парня возникло желание дать ей понять, что он чувствует по этому поводу.
— Понятно. И что с этим парнем сейчас?
— Его упрятали за решетку пожизненно.
— Ага. Заслуженное наказание.
— Заслуженное? Не знаю. Он хладнокровно убил двух человек. Возможно, он должен был умереть тоже.
— Вы думаете, Спенсер?
— За умышленное убийство? Конечно.
Они продолжили пить свой шоколад и есть булочки. Спенсеру очень не хотелось уходить.
Кристина спросила его, не начальник ли он на своей работе.
— К сожалению, нет. А хотелось бы. Надо мной есть шеф. Его зовут Кен Галлахер.
— Ирландец, как и вы.
Он кивнул.
Спенсеру показалось, что она задумалась.
— Я и не знала, что у полицейского может быть такая зарплата, что он может себе позволить жить в Хановере.
— Понятное дело. Вы, ребята, взвинтили здесь цены до предела. Цены на дома с тремя спальнями непомерные. Снять квартиру с двумя спальнями обойдется в девять тысяч.
— Вы, должно быть, хорошо зарабатываете.
— Куда там. Я просто бросил курить.
— Что? И поэтому можете себе позволить квартиру в Хановере?
— Именно.
Кристина улыбнулась:
— Но, тем не менее, привычки приглашать девушек на чашку кофе вы не оставили.
— Да, можно сказать, тоже завязал. — Он сделал паузу. — Просто сам не знаю, что сегодня со мной случилось.
— Понятно.
— А что это у вас за фамилия — Ким? — спросил Спенсер.
— Необычная, правда? — отозвалась она.
Ему показалось, что ей не хочется поднимать эту тему, и он не стал настаивать.
— Часто ездите повидаться со своими?
— Редко, — ответил Спенсер. — А вы?
— Не очень часто, — ответила Кристина.
— Ваши предки, должно быть, очень гордятся, что вы поступили в Дартмут и все такое. Мне самому довелось только год позаниматься в университете штата. А затем пошел в полицию.
— Вы скучаете по дому?
Спенсер кивнул:
— Скучаю по братьям и сестрам.
— Ого. — Она улыбнулась. — И сколько же их у вас?
— Больше, наверное, чем у вас было обедов, — ответил Спенсер, повторяя выражение Кристины. — Восемь. Пять братьев и три сестры.
Ее глаза расширились.
— Боже! Мне ни разу в жизни не приходилось встречать никого с таким количеством братьев и сестер. По-моему, я даже и не читала о таком никогда.
— Да, семья у нас большая.
— Вы католики или?..
— Нет, мы не протестанты, — сказал Спенсер. — Разумеется, мы католики, а как же иначе с такой фамилией, как О'Мэлли?
Кристина откинулась на спинку стула и сочувственно спросила:
— Господи, как же ваша мама со всем этим справлялась?
— Не знаю. Думаю, с пятым ребенком ей повезло. Я очень хорошо помогал ей, присматривая за сестрами.
— Но все равно — девять детей.
— Одиннадцать, — поправил ее Спенсер. — Мальчики-близнецы умерли от пневмонии в младенческом возрасте.
— Не может быть.
— Да.
Некоторое время они сидели молча.
— Вашей маме пришлось придумывать одиннадцать имен, — произнесла задумчиво Кристина. — Для меня составляет трудность придумать даже одно.
Спенсер, прежде чем ответить, некоторое время изучал ее лицо и, наконец, спросил:
— У вас были… основания заниматься этим вопросом?
— Нет-нет, — быстро произнесла она. — Но, вы знаете, люди — приятели, приятельницы. Мне, например, нравится имя Орландо. Или Оскар.
— Но это же не волнистые попугайчики, Кристина. Это дети. Оскар? Орландо?
— Вы считаете, это глупо?
— Да нет же, всякое бывает, — сказал Спенсер. — Когда я родился, моя мама забыла, что уже назвала одного сына Патриком и назвала меня тоже Патрик.
Кристина засмеялась.
— На самом деле это было не очень смешно. В конце концов, один из братьев напомнил ей об этом. Не мой брат Патрик, учтите. Тогда она переименовала меня в Спенсера. Теперь я Спенсер Патрик О'Мэлли.
— В честь актера?
— Да. Моя мама любила Спенсера Трейси. — Он сделал паузу. — Я бы лично предпочел Патрика.
Кристина облизнула кончики пальцев и посмотрела на Спенсера.
— А мне нравится ваше имя.
Спенсер встряхнул головой и мягко произнес:
— Спасибо.
— Что ваша мама делает сейчас?
— Она бабушка. Восемь из девяти ее детей женаты и замужем.
— И у них много детей?
— Можно сказать, что да. Уже двадцать один. Знаете, наша семья очень плодовитая.
— Господи! Действительно плодовитая. А вы… — она сделала паузу, — из тех, кто женат?
И зачем Спенсер завел разговор в эту сторону? Но раз завел, то не надо быть грубым с этой красивой, любопытной девушкой со свежим лицом и темными озерами глаз.
— Я был из тех, кто женат, — произнес он тихо и медленно.
— А-а-а, — протянула она с понимающим взглядом. — Не сложилось, да?
— Я бы не сказал. Она погибла в автомобильной катастрофе.
Кристина приложила ладонь ко рту:
— О, извините.
Он махнул рукой:
— Все в порядке. Это вначале было очень тяжело. Я научился жить с этим, понимаете? Уже прошло пять лет.
— Сколько?
— Пять.
— Наверное, из-за этого выехали с Лонг-Айленда?
