Линда Ховард - Сердцеед
- Я не буду спать с вами, - медленно произнесла она сквозь сжатые зубы.
- Черта с два не будешь. Но только не из-за этого проклятого ранчо.
Джон выпрямился и снова схватил ее за руку.
- Давай прямо сейчас уладим это дело с долгом, чтобы больше ты не швыряла мне в лицо свои оскорбления.
- Вы сами начали все это, - бросила она по дороге на кухню.
Джон положил несколько кусочков льда в стакан и наполнил его водой, а затем уселся на одном из стульев. Мишель следила за тем, как он пьет воду, за движениями его сильного горла, и опять едва уловимая дрожь пронеслась по ее телу. Стремительно она отвела свой взгляд, проклиная неудержимое, какое-то первобытное желание, которое возникало в ней от одного только его вида.
- Я совершил ошибку, - сказал он коротко, - деньги не имеют к этому никакого отношения. Мы кружили друг возле друга с самой первой встречи, шипели и фыркали, как две разъяренные кошки. Теперь настало время все уладить. Что касается долга, то здесь все просто, я уже решил, как поступить. Дело касается того участка земли, который ты планировала продать. Ты просто передашь его мне в счет уплаты, и мы квиты.
Мишель не знала, как реагировать и что отвечать на это. Одна ее часть хотела наброситься на Джона, разгневанная его самодовольством и уверенностью в том, что она все-таки ляжет с ним в постель, другая же часть вздохнула от облегчения, оттого, что вопрос с долгом разрешился так легко. Джон мог погубить ее жизнь, настаивая на немедленной выплате наличными, но он почему-то не сделал этого. Конечно, он все равно остался в выигрыше, потому что приобрел хорошее, богатое пастбище. Но все же, он подарил ей надежду, возможность спасти ранчо. Она даже не ожидала такого исхода и теперь сидела и просто смотрела на него. Джон ждал, но когда она так ничего и не ответила, откинулся назад на своем стуле, и лицо его стало еще более решительным.
- Но есть одно условие, - произнес он, растягивая слова.
Облегчение покинуло ее, оставляя в душе боль и пустоту.
- Представляю, что за условие, - горько пробормотала девушка.
Таким образом, они опять вернулись к тому, с чего начинали свой разговор.
Рафферти криво усмехнулся.
- Ты не о том подумала, детка. Мое условие простое: ты должна принять мою помощь. Мои работники с завтрашнего дня займутся всей тяжелой работой на ранчо. И запомни хорошенько, если я еще хотя бы раз, услышу, что ты полезла чинить эту чертову изгородь, я так тебя отшлепаю, что целый месяц будешь сидеть только на подушке. Мишель вспыхнула:
- Но если ваши работники сделают мою работу, я опять задолжаю Вам.
- Я не считаю это долгом, я называю это обычной помощью соседу.
- А я называю это вашим стремлением вновь поставить меня в зависимое положение.
- Да называй как пожелаешь, это твое личное дело. Но ты всего лишь слабая женщина, а не десяток сильных мужчин, и у тебя нет, ни сил, ни возможностей заботиться о таком огромном ранчо. И помощников ты тоже не можешь сейчас нанять, поскольку нет
денег. Ты не на многое способна в данных обстоятельствах, так что хватить противиться и выставлять иголки. В конце концов, ты сама виновата во всем. Если бы ты не так сильно любила покататься на лыжах, то не была бы сейчас в таком бедственном положении.
Мишель отшатнулась и подняла на Джона свои зеленые глаза, лицо ее побледнело.
- О чем Вы говорите?
Рафферти поднялся на ноги и посмотрел на нее прежним взглядом, выражающим неодобрение ее легкомысленным поступкам.
- Основной причиной, по которой твой отец занял у меня деньги, было то, что он хотел позволить тебе отдохнуть с друзьями в Сент-Морице в прошлом году. К тому времени он и так уже увяз в долгах, но тебя тогда это мало беспокоило, не так ли?
Мишель еще сильнее побледнела. Она посмотрела на него так, как будто он ее ударил, и Джон слишком поздно заметил, что натворил своими словами. Стремительно он обогнул стол и подошел к девушке, но она отстранилась от него и сжалась, словно раненое животное.
Как глупо и нелепо, теперь ей нужно приложить столько сил, чтобы вернуть деньги, потраченные на поездку, в которую она даже не хотела ехать! Все, в чем она нуждалась тогда, это просто побыть одной в каком-либо тихом месте, чтобы зализать свои раны и оправиться от последствий чудовищного брака. Но папа решил, что ей вредно оставаться в одиночестве, и лучше будет съездить со старыми друзьями, развеяться, развлечься. Мишель не хотелось расстраивать его своим отказом, поэтому и согласилась.
- Я ведь даже не хотела ехать, - прошептала она, и к ее ужасу слезы полились у нее из глаз. Она не хотела плакать, она не плакала все эти годы, только однажды, когда умер ее отец, и уж тем более, она не желала расплакаться перед Рафферти. Но она так устала, Роджер испугал ее сегодня своим звонком, и этот разговор стал последней каплей. Горячие слезы тихо катились вниз по ее щекам.
- Бог Мой, только не плачь, - пробормотал Джон, обнимая ее, и прижимая лицом к своей груди. Это словно нож в сердце – видеть горькие слезы на ее нежном лице, потому, что за все время, что он знал Мишель, он ни разу не видел ее слез. Мишель Кэбот всегда смотрела на жизнь с улыбкой или с вызовом, но никогда со слезами. Он понял, что предпочитает ее острый язычок этому беззвучному плачу.
Только на мгновение она прислонилась к нему, позволила ему поддержать своей силой. Это было так прекрасно, оказаться под его защитой, в кольце его надежных сильных рук, и Мишель захотелось позабыть обо всем на свете, навсегда довериться ему. Девушку испугало это желание, она напряглась в его руках, и Джон тут же отпустил ее. Мишель с силой провела ладонями по щекам, стирая влагу, и закрыла глаза, не позволяя пролиться оставшимся слезам.
Его голос звучал тихо.
- Я думал, ты знала.
Она бросила на него недоверчивый взгляд и отвернулась. Какой же дрянью он ее считал! Он всегда думал, что она избалована и испорчена, да она и не возражала против этой оценки, но ведь в этом была не только ее вина. С детства отец ни в чем не мог отказать ей, баловал, ему так нравилось выполнять малейшую ее прихоть. Но Джон, видимо, представлял ее еще и легкодоступной, эгоистичной, злой.
- Я ничего не знала, но это не меняет дела. Я все равно должна Вам эти деньги.
- Завтра с утра мы поедем к моему адвокату, и он позаботится об этом проклятом долге, оформит все официально. Я заеду за тобой в девять часов, будь готова к этому времени. Мои работники тоже приедут со мной, чтобы починить изгородь и вывезти сено к стаду.
Да уж, он никогда не отступал от принятых решений, но сегодня она уже была не в силах спорить с ним. Конечно, Джон прав, у нее ничего не получается, и ей очень тяжело бороться за сохранение ранчо. Она не могла справиться со всем в одиночку, просто потому, что это было чересчур сложно для одного человека. Вероятно, после того, как она откормит и продаст быков, и у нее появятся какие-то деньги, она сможет содержать ранчо и даже нанять кого-либо в помощь хотя бы на неполный рабочий день.
