Изменил? Пожалеешь! (СИ) - Искра Ирма

Как же мы с папой так нелепо попались бесстыжей парочке Штейн?

Это всё романтические мечты о большой и светлой любви.

К черту.

Любви не бывает. Есть лишь гормоны и взаимные интересы. Или голый расчет, как у семейки Штейн.

***

К моему удивлению, в холле меня ждут все трое: дядя Паша, юрист и Римма.

— Как он? — кидается ко мне лицемерка, изображая волнение.

— Очень плох! — Я не менее лицемерно всхлипываю, поражаясь сама себе. Оказывается, я та еще тварь. Научилась у таких учителей. — Так плох, что вспомнил о завещании! Евгений, папа просил вам передать. Главврач уже подписал.

Я сую в руки юриста папку. Понятия не имею, что там, но это неважно.

На лице рыжей мелькает искреннее беспокойство.

— Завещание? Но он уже составил завещание!

— Наверное, внес изменения, — я пожимаю плечами. — Например, вычеркнул моего пока еще мужа из числа наследников. А значит, наша с вами доля, Римма Яковлевна, стала больше. Наверное.

— Понятно. Даечка, нам надо поговорить. Я подвезу тебя.

— Спасибо, но я поеду с Павлом Алексеевичем, не буду отнимать у вас время, Римма Яковлевна. Знаю, как оно вам дорого.

Женщина идет за нами. Настырная.

— Даяна, ты должна знать, — говорит она. Громко, чтобы слышал даже охранник и девушка на сортировке передач. — Лёва искренне раскаивается, мальчик очень переживает, места себе не находит.

Очень даже находит. И это место на ножках цокает за нами. Молчу.

— Боюсь, как бы он руки на себя не наложил! — талдычит рыжая.

— Скорее наложит на какую-нибудь бабу, — бормочу я.

Плечи черноглазого Евгения, придерживающего для дам дверь, содрогаются от смеха. Вот какой гад, оказывается. Смеется над чужим горем. Все мужики одинаковые. Кроме папы.

— Даяна, нельзя рушить семью из-за какой-то случайной… помехи! — не отстает мачеха.

Я разворачиваюсь, вздергиваю подбородок и окатываю старшую любовницу моего мужа презрением.

— Я не желаю обсуждать мою личную жизнь с посторонними, Римма Яковлевна. И ваши советы, и ваш… племянник… мне не нужны. Прощайте.

Глава 15

Едем снова втроем, за моими вещами. Я так и поняла, что под любыми предлогами за руль меня не пустят после того, как я грохнула лексус.

Сейчас предлог — помощь в сборах.

Евгений во время поездки сидит рядом на заднем сиденье, пытается меня развлечь и вызывается помочь с переездом. Отнекиваюсь. Зачем? Мне только сумку забрать с ноутбуком, сменное белье и немного одежды на первое время.

— Соглашайся, Принцесса, — присоединяется к уговорам дядя Паша. — Женька у нас не только юрист. Знаешь же, у нас все — спецы широкого профиля. Женя на ринге — бог. Не смотри, что такой тощий.

— Я не тощий, я жилистый, — смеется черноглазый. — Выносливый!

— Главное, с предприятия ничего не выноси!

Мужчины смеются и обсуждают, как будут «брать» Римму с поличным. Лёве вход на предприятие с сегодняшнего дня запрещен, так что вся ответственность ляжет на рыжую стервь.

Я потихоньку оттаиваю после стычки с ненавистной ведьмой и соглашаюсь на помощь с переездом, даже принимаю просьбу обращаться к юристу просто Женя.

Но в квартиру вхожу одна, оставив «телохранителей» на лестнице. Еще не хватало, чтобы я свои трусы под взглядами чужих мужчин собирала.

Опачки! Вот это сюрприз!

Пока-еще-муж уже дома и ждет моего возвращения.

Все по методичке: с букетом цветов, шоколадом, вином и свечами. Ненавязчиво играет музыка, томно вздыхает саксофон, горят две свечи в виде розовых сердечек. Судя по крошечной лужице растаявшего воска у фитилей, их Лёва успел зажечь, пока я открывала замок.

Сам он полураздет: рубашка распахнута, джинсы без ремня, с пикантно расстегнутой пуговкой и приспущены на бедра, открывая дорожку светлых курчавых волос, зовущую к сокровенным удовольствиям.

Я едва сдерживаю рвотный позыв, вспомнив о Лёвиных удовольствиях — и утренних, и дневных.

Розовые лепестки устилают журнальный столик и прокладывают тропинку к приоткрытой двери спальни.

— Ждешь любовницу? — фыркаю я, оценив степень пошлости.

Которую из них? — едва не уточняю. Впрочем, не имеет значения.

— Жду любимую жену, — понизив голос до хрипотцы, отвечает лицемер.

Господи, как? Как этот змей проник в мое сердце? Почему женщины такие слепые, когда влюбляются?

— Даечка, я не сержусь на то, что ты испортила мои карточки. Восстановлю. Главное — восстановить семью. Я не могу без тебя, Дая. — Он берет со столика бархатную коробочку и открывает театральным жестом. Язычки пламени играют на камнях бриллиантового колье. — Это тебе, родная. В знак моего раскаяния и любви.

Я поднимаю бровь:

— Да тут не меньше парочки миллионов. Откуда у тебя столько денег, Лёва? Римма дала? Или нашу квартиру заложил?

Или уже получил шпионский аванс.

— Заработал! — Оскорбляется лжец, но по дрогнувшим от злости крыльям носа и сузившимся глазам ясно, что какая-то из моих версий верная.

— Подари Ане, ей нужнее.

Я равнодушно прохожу мимо, безжалостно сминая лепестки грязными подошвами ботинок, толкаю дверь в спальню, — надо взять чемодан и одежду.

— Даечка… Давай по-хорошему помиримся. Я же тебя люблю. И ты меня любишь. Вспомни, как нам было хорошо!

Я вдруг чувствую горячие руки мужа на своей талии и его губы на шее. Меня скручивает от отвращения.

— Не смей ко мне прикасаться!

Пытаюсь вывернуться, ударить, но негодяй сжимает мои запястья одной рукой, а второй бьет в солнечное сплетение так, что у меня перехватывает дыхание и темнеет в глазах.

— Думала избавиться от меня, дрянь? — рычит он. — Твой папаша лишил меня денег и работы, а ты — телефона и документов. Считаете себя крутыми? Я знаю людей покруче! Ты моя жена, запомни! Я буду трахать тебя даже полумертвую, пока не забеременнеешь. И тогда со мной, отцом своего родного внука, старый козел будет вынужден считаться!

Еще одним ударом он швыряет меня на кровать, едва не снеся стакан с прикроватной тумбочки, нависает надо мной.

Я кричу. Ору из последних сил.

— Помогите!

Он больно сжимает мое лицо, заставляя открыть рот, и вливает какую-то безвкусную жидкость. Откуда только взял? Ах да, стакан!

Зажимает мне рот, держит, не позволяя сплюнуть жидкость, и я непроизвольно глотаю.

— Вот, так-то лучше, — оскаливается он и рвет на мне одежду. — Заткнись и терпи! Никакого развода не будет!

В голове мутится, мышцы каменеют, я не могу пошевелиться, и последнее, что касается сознания, прежде чем оно меркнет, — визг Лёвы и яростные голоса дяди Паши и Жени:

— Ошибаешься, гаденыш, будет. И развод, и тюрьма!

— Уж я постараюсь!

И пустота.

Глава 16

Надо мной белый потолок со слепящим светильником. В ярком свете все расплывается, но я замечаю рядом стойку с капельницей и какие-то приборы. Я в реанимации? Проверить не могу — шевелиться нет сил, как будто тело превратилось в свинцовую куклу. Тонущую в небытии.

Тяжелые веки опускаются и больше не желают слушаться, как будто мне, как покойнице, опустили на глаза пятаки.

Утонуть в небытии окончательно не дают голоса.

Мужской и женский. Женский — твердый, уверенный, незнакомый. Мужской смутно знаком. Он почему-то цепляет, тревожит, пробуждает желание вспомнить.

— Ольга Казимировна, прошу вас… Ну зачем вам эта головная боль?

— Данил Русланович, я все понимаю, но девочка поступила не по вашему профилю. Какие основания для перевода в ваше отделение?

— У нее ЭКГ не очень, неплохо бы полечить.

— Да брось, Данил. Кого ты обманываешь? Нормальная у нее электрокардиограмма. А небольшие изменения — на фоне сильного наркотика в лошадиной дозе. Кстати, что с тем негодяем?

— В полиции. Полагаю, этому подонку впаяют покушение на убийство. Он, правда, встречный иск подает за избиение на тех ребят, которые его с жертвы сняли.