Элизабет Эдмонсон - Вилла в Италии
Пророческие слова, пусть даже произнесенные ради того, чтобы сбить спесь с одаренного юнца.
Убаюканный ровным ритмом движущегося поезда, физик уснул вопреки собственному желанию, сломленный усталостью, и в кои-то веки его сон не был испоганен фантомами из прошлого. Ученый спал крепко и без сновидений, а проснувшись, обнаружил, что солнце пробивается сквозь шторы и проводник стучится в дверь, чтобы сообщить: скоро будет Ницца, а в вагоне-ресторане подается легкий завтрак.
— Возьмите с собой паспорт, месье. Скоро граница.
Есть что-то специфическое в границах, подумала Марджори, шагая по качающимся коридорам к вагону-ресторану на завтрак. Красно-белые столбы, и нейтральная полоса, и таможенники, и сознание, что ты переезжаешь из одной страны в совершенно другую.
Вагон-ресторан был на удивление полон; кто бы мог подумать, что так много людей путешествует в Италию в это время года? Официант устремился к ней, пожимая плечами, словно оправдываясь. Не соблаговолит ли мадам сесть вот сюда, если джентльмен не возражает… ваш соотечественник, англичанин…
Свифт посмотрела на предложенный ей столик, где, уставившись в окно, сидел высокий лысеющий мужчина в круглых очках. Официант вежливо кашлянул, и англичанин, повернув голову, взглянул на Марджори темными умными глазами.
Джордж увидел нервное костлявое лицо женщины, в которой везде, в любой точке мира, признал бы англичанку, привстал и слегка поклонился.
— Конечно, прошу вас, — произнес физик со своей обычной учтивостью, хотя предпочел бы оставить этот стол полностью за собой, а не делить его с попутчицей, которая, пожалуй, будет чувствовать себя обязанной вести разговор. Впрочем, было нечто странное в том, как англичане после войны вернулись к старым повадкам — сдержанности, скрытности и подозрительности. Разговоры с незнакомцами на автобусных остановках и в поездах, приглашения на чашку чаю от соседей, с которыми вы прежде не перемолвились и словом, совершенно неанглийское чувство братства — все это после войны вновь начисто исчезло, тогда как очереди и привычка не выбрасывать старые веревочки и конверты остались. Это было очень странно.
Англичанка жадно поедала глазами корзинку с круассанами и бриошами.
— Пожалуйста, прошу вас. — Он передал Марджори корзинку; она взяла круассан и, расслабившись, стала наблюдать, как официант наливает ей кофе.
Интересно, как долго ему предстоит пробыть в Италии? Адвокат выразился довольно туманно:
— Доктор Хельзингер, должен признать, что я плохо осведомлен об итальянских процессуальных нормах. Это может занять несколько дней, а может и больше. Существуют и другие заинтересованные стороны, которые должны прибыть на «Виллу Данте»; среди них один американец, и, конечно же, я не имею представления о его планах и времени приезда. Поскольку покойная миссис Маласпина особо указала, что все бенефициарии по ее завещанию должны быть сведены вместе на «Вилле Данте», мы обязаны соблюсти оговоренные ею условия.
— Значит, существуют и другие люди, которые должны прибыть в Италию из Англии?
Лицо адвоката приняло непроницаемое выражение.
— Думаю, могу ответить «да», но, конечно, ни при каких обстоятельствах не имею права разглашать подробности о лицах, также упомянутых в завещании. Это было бы в высшей степени неуместно.
— Да-да, разумеется, совершенно неуместно, — соглашался Джордж, досадуя на себя за то, что принял манеру изъясняться, которую навязал этот чопорный законник…
— Вкуснотища, — улыбнулась Марджори. — Человек уже забывает, какой вкус должна иметь нормальная еда.
Немного поговорили, в вежливой и сдержанной манере: о Франции, довоенной Франции, о Париже тридцатых годов, когда Хельзингер был там в студенческую пору, о сегодняшнем Париже, каким они нашли его, окидывая беглым взглядом во время нынешнего краткого пребывания.
— Мне тоже, — кивнул ученый, — удалось пробыть там лишь одну ночь, а хотелось бы подольше. Навестить старые места, хотя, конечно, ничто уже не будет в точности таким, как раньше. Такого не бывает.
— Вы путешествуете по делам? — спросила Марджори. Она сломала булочку пополам — и почему это англичане ломают хлеб, вместо того чтобы аккуратно разрезать ножом? — и теперь щедро намазывала маслом.
— По личному делу.
— Значит, не по работе. Вы не похожи на бизнесмена.
Хельзингер слегка опешил. Интересно, а на кого он похож? На нем был деловой костюм — уступка цели путешествия. Что же выделяет его как инородное тело из среды ему подобных?
— Вы производите впечатление человека, который зарабатывает на жизнь мозгами. Я вижу вас в лаборатории. Впрочем, никаких химических запахов или микробов. Слишком много приборов и оборудования. Вы физик?
Теперь он опешил еще больше.
— По правде сказать, да. Но я нахожу странным, что вы смогли это определить. Возможно, мы прежде с вами встре…
— Нет, — решительно отмела она это предположение. — Я бы вспомнила, будь это так. Хотя во время войны встречаешь такое множество людей, и почти все из них незнакомые.
— В таком случае что-то во мне выдает принадлежность к ученым? Что бы это могло быть?
Марджори добавила на булочку полную ложку малинового джема.
Хельзингер ждал.
— Просто мне так показалось. — Пожевав, Свифт обстоятельно вытерла рот салфеткой. — Иногда со мной так бывает. Вы работаете в университете или трудитесь на какую-то компанию? Или вы из тех загадочных субъектов, которые работают над правительственными заказами?
Привычка к секретности настолько въелась в Джорджа, что он не счел возможным ответить.
— Я занимаюсь научными исследованиями. — Это прозвучало блекло и неубедительно, но было единственным, что удалось придумать. — А вы? Вы путешествуете для удовольствия?
— Едва ли такое возможно при тех деньгах, с которыми правительство позволяет нам выезжать. Нет, я тоже еду по личному делу.
— В Рим?
— Нет, схожу в местечке Ла-Специя. Вы знаете Италию? Это приятный город?
— Военно-морской порт, мне кажется. Подвергся сильным бомбардировкам во время войны. Я никогда там не бывал.
Марджори, похоже, утратила интерес к теме, глаза ее сосредоточились на пейзаже за окном.
— Красивые здесь места. Горы, море. Очень романтично. Я не задержусь в Ла-Специи, поэтому меня на самом деле не интересует, что она собой представляет. Такие вещи говоришь просто, чтобы поддержать разговор, вы согласны?
Писательница забрала свою сумку со стула, куда до этого ее положила. Сумочка крокодиловой кожи была изрядно потрепана, хотя некогда, видимо, стоила больших денег. Джордж догадался, что попутчица находится в стесненных обстоятельствах. Было в ней что-то от ребенка, прижавшегося носом к магазинной витрине. Она не была похожа на человека, привычного к таким путешествиям.
