Сьюзан Ховач - Неожиданный звонок
— Когда вы познакомились с вашей партнершей? Вы давно ее знаете?
— Да, я встретил Лилиан десять лет тому назад, когда работал в лондонском магазине, в отделе фарфора и стекла. Я был продавцом, она — одним из моих лучших покупателей. Однажды, через шесть месяцев после нашего знакомства, она спросила меня, не хочу ли я продавать ее собственный товар. Ее интересовала возможность импортирования французского фарфора и стекла в Лондон. Она обладала нужными связями в мире бизнеса, сама занималась им и думала, что сумеет создать рынок для определенных изделий из стекла, которые не ввозились в Англию после войны... Короче, у нее были деньги, чутье на конъюнктуру, она знала, что делает. Я лишь продавал товар, который пользовался спросом. Мы не успели опомниться, как стали партнерами по маленькому, но процветающему экспортно-импортному бизнесу.
— Ясно.
Я не могла поверить, что он когда-то был простым продавцом. Он абсолютно не соответствовал моему представлению о людях этой профессии.
— Но вам... вам нравилось продавать товар?
— Я получал удовольствие от того, что имел дело с фарфором и стеклом. Особенно со стеклом. Стекло может быть очень красивым, просто восхитительным. Для меня процесс продажи заключается в том, чтобы объяснить людям со средствами, что этот способ вложения денег сулит им наибольшее эстетическое наслаждение. Вам что-нибудь известно о стекле?
— Ничего.
Он начал рассказывать, прерываясь лишь для того, чтобы заказать кофе и спиртное. Я не замечала, как летит время.
— Конечно, Лилиан знает больше, чем я,— сказал он наконец после длинного монолога, который произнес с уверенностью и энтузиазмом специалиста.— Она научила меня всему.
Эта фраза прозвучала легким диссонансом; он сделал нетерпеливый жест, как бы отмахиваясь от всякой двусмысленности, и добавил с искренностью в голосе:
— Она — замечательная женщина.
— Да,— сказала я.— Вероятно, да. Но что представляет из себя ее муж? Он как-нибудь участвует в этом бизнесе?
— Господи, нет — Лилиан этого не потерпела бы! И вообще, Эрик — художник, у него есть свое дело. Меньше всего на свете он хотел бы связаться с конторской рутиной.
— Понимаю.
— Конечно, мы столкнулись с проблемами, когда создали совместную фирму. Эрик, думаю, слегка насторожился, но у него не было причин для беспокойства. Меня не интересуют в смысле романа женщины, которые старше меня на десять лет, а Лилиан вообще не склонна к любовным интрижкам. Она влюблена в фарфор и стекло.
«Почему он счел нужным сообщить мне это?» — подумала я. Купер, похоже, автоматически занял оборонительную позицию по вопросу, порождавшему в прошлом трудности. Мои мысли вернулись к Джине, и я внезапно спросила:
— Как, по-вашему, кто-то из Янсенов может знать, где сейчас Джина? Я очень беспокоюсь о ней.
Купер, похоже, удивился.
— Правда? Почему? Думаю, она так наслаждалась Лондоном в течение уикэнда, что решила задержаться там еще на несколько дней. В конце концов, она — свободная фотомодель и может поступать так, как хочет. Если Эрик предложил Джине свести ее с людьми из шоу-бизнеса, она, очевидно, осталась там до встречи с ними.
Я кивнула. Поскольку я не сказала ему всей правды насчет истерического звонка Джины, я не могла рассчитывать на то, что он разделит мою тревогу.
— Вы звонили в агентство, с которым она работает? Может быть, у них есть вести от нее.
— Кэнди-Анна говорила с ними сегодня, им ничего не известно.
Они рассердились на Джину за то, что она не связалась с ними. У них была для нее работа.
— Хм.
Гарт помолчал.
— Завтра я спрошу у Янсенов, знают ли они, что с ней случилось.
Я чуть было не сказала, что сама собираюсь в Лондон, но в последний момент прикусила язык. Было бы неразумно слишком доверяться ему. Я знала лишь с его слов о том, что он не видел Джину с субботы, и подозревала, что он преуменьшает степень своей близости с ней. Внезапно меня охватила депрессия, я почувствовала себя усталой. Легкое опьянение прошло, очарование вечера испарилось. Вдруг Купер положил свою кисть на мою руку; я не ожидала от него такого жеста. Он тихо произнес заботливым и все же невозмутимым тоном:
— Знаете, вам не стоит беспокоиться. Я уверен, что с ней все в порядке.
На мои глаза навернулись слезы, в горле застрял комок. Я поняла, что он пытается проявить участие.
— Хотите еще кофе?
— Нет,— я попыталась отогнать беспокойство.— Нет, спасибо. Обед был восхитительным, я получила большое удовольствие.
— Хотите выпить еще где-нибудь?
— Нет, нет, правда, я не могу, большое спасибо.
Меня снова охватила тревога за Джину, я испугалась, что расплачусь в присутствии Купера и скажу ему больше, чем следует. Он посмотрел на часы.
— Ну, еще очень рано,— небрежно обронил Гарт.— Еще нет и полуночи. Вы позволите мне отвезти вас на Монмартр? Мы поднимемся к Сакрэ-Кер и полюбуемся огнями города. Или хотите немного прогуляться по Елисейским Полям? А может быть, вы устали и предпочитаете вернуться домой?
Я едва не произнесла: «Да, если вы извините меня...», но все же не сделала этого. Посмотрев на Купера, я забыла о своей депрессии и боязни потерять голову. Это уже не имело значения. Важно было лишь то, что я с ним и нахожусь в Париже. Я хотела запомнить этот вечер навсегда и не портить его внезапным завершением.
— О, я с удовольствием посидела бы в одном из открытых кафе на Елисейских полях и посмотрела бы на прохожих! — невольно вырвалось у меня.
Засмеявшись, он сказал:
— Почему бы и нет? Отличное предложение!
Он небрежно положил несколько купюр поверх счета и, не дожидаясь сдачи, повел меня из зала мимо почтительно кивающих ему официантов. Провожая Купера, метрдотель пожелал ему всего доброго. На улице было тепло, казалось, будто в небе отражаются миллионы огней. Я с трудом зашагала на высоких каблуках по булыжной мостовой.
Следующие три часа смутно запечатлелись в моей памяти не потому, что я очень устала,— они пронеслись так стремительно, что я смогла запомнить лишь отдельные моменты. Я запомнила дым, тянувшийся вверх от сигареты Гарта, когда мы сидели в кафе на Елисейских полях; пламя спички блестело в его светлых глазах, рука отбрасывала тень на стол. Я помню шум машин, ехавших в нескольких метрах от нас, голоса пешеходов, непривычное навязчивое звучание французского языка, доносившееся со всех сторон. Однако в моей памяти не остались наши голоса, я забыла, о чем мы беседовали. Потом мы отправились на такси в какой-то ресторан на Монмартре, немного потанцевали, снова выпили; я не чувствовала усталости, однако впоследствии не смогла бы описать, как выглядели места, которые мы посещали. Наконец под утро мы оказались на ступенях Сакрэ-Кер; перед нами под летней луной простирался Париж.
