Наталья Андреева - Дети белой богини
- Но-но! Ты смотри, при Веронике это не ска-- жи! Правдолюбец! И о сегодняшнем - молчок. Я
тебя попросил. Отец еще не знает, что она вернулась.
- Как это не знает? Что, с поезда прямо к тебе?
- Она по телефену сказала отцу, что приедет вечерним. А приехала утренним. Взяла на вокзале такси - и прямиком сюда.
- А зачем такие тайны?
- Да ты присядь. Присядь. Александр тяжело опустился на табурет:
- Водички бы попить.
- А может, водочки?
- Я теперь не пью. Мне нельзя.
- Ну тогда я тебе клюквенного морса налью. Хочешь морса?
И Герман полез в холодильник. Жил он один, но в двухэтажном коттедже всегда было чисто и уютно. И клюквенный морс в холодильнике имелся всегда. А ведь его еще надо приготовить! Не Герман же этим занимается? И уж конечно не мэ-рова дочка. Родители Германа, жившие раньше на Фабрике, выйдя на пенсию, продали квартиру и уехали в родную деревню. Деньги отдали единственному сыну. Остаться рядом не захотели. Деревня, откуда оба были родом, находилась километрах в сорока от N. Мать наведывалась к Герману редко и поддерживать идеальный порядок в этом доме, естественно, не могла. Впервые задумался: кто она, женщина, о которой Герман иногда говорит с такой грустью и нежностью? На которой не женится, но и от услуг ее не отказывается? Вот уже долгие годы ее присутствие чувствуется везде. Еще одна тайна. И сколько же их еще в жизни Германа?
Морс оказался очень холодным. И приятным на вкус. Собранная в этом году клюква созрела еще не вся, и чтобы приготовить напиток, надо было тщательно перебирать ягоды. Какие на морс и варенье, какие в лежку. Кто-то же этим занимается. Для Германа.
- Ну что, успокоился? - миролюбиво спросил Горанин. — Напился?
- Ты меня выгоняешь?
- Сашка, почему с тех Пор, как ты вышел из больницы, в каждом моем слове ищешь подвох?
- А ты не догадываешься?
- Догадываюсь, что я самый для тебя виноватый. Ну убей меня за это!
- Это не так-то просто. — Завьялов прищурившись, посмотрел на Германа. Медвежья шерсть на его широкой груди курчавилась, и сам он был такой же могучий, как лесной зверь. Попробуй убей такого!
- Ты чего прилетел-то? - зевнул Герман, словно не услышав последней фразы.
- Я знаю, что утром тебе звонила моя жена.
- И что с того? -насторожился Герман.
- Как муж я имею право знать, зачем? Что это был за разговор?
- Деловой разговор, - пожал плечами Герман.
- Какие могут быть дела у тебя с моей женой? - Он сделал упор на слове «моей».
- Ты хочешь сказать... Постой-ка... Хочешь сказать, что я и Маша... Что я могу с Машей... Да ну тебя! - И Герман расхохотался.
- Она что, не так хороша для тебя, как мэрова дочка? - неожиданно обиделся за жену Завьялов.
- Да не в том дело! Ну что ты задираешься? В городе хватает красивых женщин, и уж конечно мне незачем крутить роман с твоей женой. Не в обиду ей будет сказано, а просто... Да зачем я перед тобой оправдываюсь?—разозлился вдруг Герман.
- А затем, что ты передо мной виноват!
Герман вдруг побледнел. Да-да! Горанин испугался! Камень у него на душе лежал! Стопудовый! Чутье подсказало. Ах, это чутье!
- Ну хорошо, мы говорили о твоей работе. Маша просила чем-то тебя занять.
- Вот как?
- Слушай, Зява, ты извини, но... меня женщина ждет. Приходи завтра. И мы договорим.
- А рисунок она тебе не передавала?
- Нет. - Герман поспешно отвел глаза и вдруг спохватился: - Какой рисунок?
-Ладно, не прикидывайся! Тот, что я нарисовал этой ночью. Разбитая витрина.
- Сашка, чес-слово! Знал, что ты чего-то малюешь, но стены своей спальни этим украсить не спешу.
- Что, может помешать процессу? - усмехнулся Завьялов.
- Какому процессу? - рассеянно спросил Герман.
- Процессу любви. Значит, не брал рисунок?
- Нет.
- Ладно. Возвращайся к своей Веронике. Тебя ждет сто первая серия. Про любовь. Но учти, я тебя предупредил. Насчет Маши. .
- Ну, Зява, ты просто зверь! Знавал я ревнивых мужей, но такого...
- Вот когда женишься, я посмотрю, какой ты будешь.
- А я никогда не женюсь, - бахвалясь, сказал Горанин. И тут же осекся. В дверях кухни стояла блондинка. Она проходила так тихо, что они заметили ее только когда девушка громко ойкнула.
Она уже успела одеться и была теперь в алом свитерке, модных расклешенных джинсах и остроносых полусапожках на высокой шпильке. Фигурка у девушки была стройная, весьма привлекательная, а вот лицо, с которого от жарких любовных ласк успела сойти косметика, бледное, невыразительное. Щеки впалые, подбородок скошен, а носик вздернут слишком уж высоко. Алый цвет свитера только подчеркивал бледность. Словно мертвец стоял на пороге.
- Значит, ты мне врешь! - зло сказала она. -Все время врешь!
- Ника, ты зачем спустилась? - растерянно спросил Герман.
- А меня все равно уже видели! Мне нужны сигареты!
- Я не люблю, когда девушки курят.
- А мне на это плевать!
- Вот твои сигареты. - Герман потянулся к пачке, лежащей на холодильнике. - Только не надо так кричать.
- Значит, ты всем рассказываешь, что я только твоя любовница, и что ты никогда на мне не женишься. Очень хорошо! - Вероника, глубоко затянулась.
- Ты знаешь, что это не так!
- А как?! Как?! Да я из-за тебя с родителями поссорилась, а ты... ты...
- Я, пожалуй, пойду, - поднялся из-за стола незваный гость. - Вы уж меня извините.
- Вот, я понимаю, мужчина! - высоким напряженным голосом сказала девушка. - Никому не даст в обиду свою жену! Даже тебе! А ведь я знаю, что она...
- Замолчи! - заорал вдруг Герман. - Хватит устраивать истерики! Зява, выйди! Это семейная сцена!
- Да никогда ты не будешь моей семьей! Ничьей не будешь! И не очень-то надо было!
- Завьялов поспешил уйти. Подсматривать в замочную скважину нехорошо, некрасиво. Вероника продолжала скандалить, а Герман пытался ее успокоить. Мол, образумься, соседи услышат.
- Ну и пусть! Пусть! Пусть все слышат! Я никого не боюсь! В отличие от тебя!
Александр кубарем скатился с крыльца'. Подумал: «Герману не позавидуешь. Как он умудрился связаться с такой истеричкой? Разве что дочь мэра!»
Так была здесь Маша или не была? Завьялов не нашел ничего лучшего, как спросить у нее в упор:
- Ты была у Германа?
Когда он вернулся, жена была уже дома, готовила обед, изо всех сил дедая вид, что ничего не произошло. Вопрос мужа обидел ее:
- Как ты мог такое подумать?
- Что подумать?
- Что я и Герман...
Она покраснела. А он разозлился:
- В том, что я это подумал, нет ничего удивительного! Всем известно, что он первый в городе кобель! И я видел, как ты на него смотришь!
