Наталья Андреева - Дети белой богини
Наталья Андреева - Дети белой богини краткое содержание
Наталья Андреева
Дети Белой богини
Книга от начала и до конца лишь вымысел автора, любые совпадения имен и событий случайны.
В первый день
ЛУННОГО МЕСЯЦА
Город n можно было бы пересечь на хорошей машине всего за пятнадцать минут, если бы не отвратительные дороги. Сеть транспортных артерий, кровеносная система города, стремительно дряхлела, и оттого, не будучи еще безнадежно больным стариком, N старательно избегал сколько-нибудь резкого движения.
N вырос также, как и многие его ровесники, города-стотысячники, из небольшого поселения, чье месторасположение издавна привлекало торговцев и завоевателей. И по сию пору там красуется храм, вокруг которого сгрудились приземистые купеческие дома. Дата их рождения теряется в позапрошлом, девятнадцатом, веке. Великовозрастное сердце N, его исторический центр, по мере сил оберегалось городскими властями, в то время как новые микрорайоны были предоставлены самим себе.
Линия границ разросшегося города чем-то напоминала человеческий силуэт. На въезде в N гостей встречала широкая улыбка: двух и трехэтажные кирпичные коттеджи могли ввести приезжего в заблуждение, что с N все в полном порядке. Что он бодр, здоров, весел и процветает. Поселок, в котором жил весь городской бомонд, с горькой иронией звался в народе «Долиной Бедных».
Здесь жизнь била ключом. Начальники словно устроили соревнование: кто больше удивит N. Но тому, похоже, было уже все равно. Микрорайон, именуемый Фабрикой, тянулся вдоль широкой дороги и когда-то был правой рукой N. Он строился при швейной фабрике, крупном и весьма прибыльном предприятии. Но теперь, большинство цехов закрылись, микрорайон захирел.
Заводская застава, а в просторечье просто Заводская, левая рука N, выросла вокруг военного завода. Пока не грянула конверсия, новые пятиэтажки сдавались регулярно, раз в год. И снабжение там .было лучше, чем везде в городе. Теперь Заводская оказалась рукой отрезанной. Общественный транспорт изо всех сил делал вид, что ее не существует. Но рука жила, сдаваться не собиралась, и каждый рыночный день цепочка заводских тянулась к главной магистрали города, которая вела к рынку.
Был в N и частный сектор. За два века он слился с городом настолько, что они составляли теперь единое целое. Одна деревенька звалась Ольховка, другая - Мамоново. И мамоновские, и ольховские разводили скот, выращивали овощи на прилегающих к домам клочках земли. На этих деревеньках, как на ногах, старых, но все еще крепких, прочно держалось благополучие N. Ни в молочных продуктах, ни в мясе, ни в картофеле недостатка не было.
Мамоновские были покрепче, и дома у них получше. Ольховские им завидовали, даже на рынке рядом не вставали. И драки затевали они. Объединяла жителей окраин ненависть к обитателям Долины Бедных. В этом и фабричные, и заводские, и мамоновские с Ольховскими были едины, но поделать ничего не могли. Долина Бедных их просто-напросто не замечала. Или делала вид, что не замечает. За ее презрением скрывались страх и отчаяние. Многие жители Долины вышли кто из Фабрики, кто из Заводской, а кто из Мамоново и Ольховки, и боялись они своего прошлого так же, как и будущего. Ибо каждый день видели остовы недостроенных особняков, обглоданные ветром кости фундаментов. Недаром говорят —как пришло, так и ушло. И еще—чем выше взлетишь, тем больнее падать. А когда весь N только этого и ждет, а потом радуется, как ребенок, больнее вдвойне. Но о страхах своих Долина Бедных молчала, в то время как о победах, что больших, что маленьких, звонила во все колокола.
И N все сильнее сжимал кулаки.
Крайний коттедж, один из самых небольших и неброских в поселке, принадлежал старшему следователю городской прокуратуры по особо важным делам Герману Георгиевичу Горанину…
Вопросом - откуда? - в N давно уже никто не задавался. Если человек построился, значит, в состоянии объясниться с властями, на какие деньги. А если он - представитель власти, то сам с собой уж как-нибудь разберется. Три года назад Герман Георгиевич объявил о том, что получил большое наследство. Город сделал вид, что поверил. Проверять старшего следователя прокуратуры -занятие небезопасное. До сих пор он считался одним из самых завидных в городе женихов, хотя по возрасту и вследствие особой любви к женскому полу мог уже раз десять стать и мужем, и отцом. Может, отцом-то он и стал, только задавать и этот . вопрос Герману Георгиевичу было небезопасно. Роста он был под два метра, сложения атлетического. Горанина в городе любили, хотя поводов завидовать ему было более чем достаточно. Но без него в N поселилась бы откровенная скука, ибо ни о ком так много не сплетничали, как о старшем следователе прокуратуры. С чего бы ни начинался разговор, он неизбежно сводился к подвигам Горанина. Бремя славы Герман Георгиевич нес с достоинством. Женщины N, не сговариваясь, считали его самым красивым мужчиной в городе. А если прибавить к этому наличие машины-иномарки, двухэтажного коттеджа и перспективы занять со временем прокурорскую должность, то понятно, что никто не мог взять в толк, почему Горанин до сих пор не женат. В N не нашлось бы женщины, способной ему отказать. Городские чиновники, у которых были дочки на выданье, в очередь стояли, зазывая следователя в гости.
Похоже, что, перебирая красивых и богатых невест, Герман Георгиевич слегка переборщил. Теперь все понимали: это должно быть что-то особенное! Брак десятилетия! Событие, о котором будут складывать легенды! Что-то из ряда вон выходящее, если даже с дочкой мэра у Горанина ничего не получилось, хотя она-то была не прочь. Слухи бродили разные, но правды не знал никто. Даже сам мэр. С Гораниным они и теперь здоровались, но как-то прохладно. Герман Георгиевич изо всех сил демонстрировал свою независимость, он это любил. А мэр помнил о том, что дочка рано или поздно вернется из-за границы, но остынет она к Горанину или нет, неизвестно. Герман Георгиевич обладал поистине магической властью над слабыми женскими сердцами. Ухаживал он широко, любил красиво, а расставался театрально. Так в N не умел больше никто.
В тот холодный апрельский вечер они с другом засиделись допоздна, и никаких женщин на этот раз в гостях у Германа Георгиевича не было. Следователь Горанин и старший оперуполномоченный по борьбе с особо тяжкими преступлениями капитан Завьялов вели разговор по делу. Конкретно по тому, которое в ближайшее время надо было закрыть, написать обвинительное заключение и передать в суд. Горанин на этом настаивал. А Завьялов возражал. Он был одним из немногих, кто мог возражать Герману Георгиевичу. Погодки, оба вышли в люди из Фабрики, пятиэтажные дома, в которых росли Герка и Сашка, стояли параллельно. Окна выходили во двор, по которому целыми днями носились с мячом мальчишки. До десятого класса Герман и Саша играли в футбол в одной команде, потом Завьялов первым поступил в областной университет, на юридический факультет. На следующий год туда же приехал Горанин. За прошедшие вслед за тем двадцать лет Герман дорос до старшего следователя прокуратуры и Долины Бедных, построив там дом, Александр Завьялов так и остался жить на Фабрике, разменяв после женитьбы родительскую квартиру. Окна доставшейся ему однокомнатной выходили на Долину Бедных, на улицу Восточную, первый с краю дом по которой принадлежал лучшему другу.
