Тэми Хоуг - Приманка для мужчин
— Не знаю, — печально ответил старик. В последнее время он слишком многого не знал об Аароне. Сын казался таким озлобленным, таким напряженным, будто какая-то пружина у него внутри сжималась все туже и туже. Горе утраты не ослабевало со временем, а только жгло и мучило его сильнее с каждым днем, и Сэмюэл часто не мог уснуть ночи напролет, со страхом думая, до чего может довести такая скорбь.
— Он ушел, не сказавшись, — объяснил он. — Может, к Зооку. Или к той англичанке.
Потом подошел ближе к шифоньеру, любовно погладил дверцу, будто желая дотянуться до сына через созданную им вещь.
— Он делает красивую мебель, правда? — пробормотал он, машинально ощупывая замок, затем взялся за круглую дверную ручку, потянул на себя, и, когда дверь распахнулась, к его ногам упала мертвая женщина с длинными белокурыми волосами.
…Элизабет стояла не двигаясь, словно приросла к месту, загипнотизированная выражением лица Аарона, как кролик перед удавом. Они оба все поняли: она знала, и он знал, что она знает. И теперь за это он убьет ее.
— Он похвалялся передо мной, как много туристов будет привлекать его гостиница, — негромко говорил Аарон, — как он перегородит реку дамбой и затопит долину, чтобы устроить лодочную станцию для туристов. Там похоронены Анна и Джемма. И Сири, моя милая Сири. Англичане убили их, а он еще хотел утопить их. — Он покачал головой, не отводя от Элизабет непреклонного взгляда. — Он был плохой человек. Я только исполнил волю господа.
Он не собирался убивать Джарвиса, просто пришел к реке, чтобы в тишине побыть с теми, кого любил и любит. У рабочих в «Тихой заводи» уже закончилась смена, и на стройке оставался один Джарвис. Он стоял на холме и глазел на него, нагло нарушая его уединение, да еще орал что-то. Он и не собирался лишать человека жизни. Убийство противоречило всему, во что он верил с детства. Но там, у реки, боль и ярость захлестнули его, как ядовитая кислота, выжгли все мысли, лишили его рассудка. Пальцы сами нащупали в кармане нож, тот нож, которым он вырезал из дерева птичек для Анны и Джеммы и срезал полевые цветы на могилу Сири.
После его мучила совесть, но, пока он беспомощно стоял на коленях в грязи рядом с трупом, пришел ответ, как озарение, как теплый, умиротворяющий солнечный свет. То был промысел божий, часть божьего плана. Бог избрал его и направил его руку.
Он спокойно засунул Джарвиса в автомобиль, чтобы зловоние смерти не портило чистого вечернего воздуха, спустился к реке, вымыл руки и тщательно оттер от крови нож. Он содержал инструменты в том же строгом порядке, что и свою жизнь. Потом просто долго стоял и смотрел на реку. Чудесное место, такое мирное. Прекрасное творение господне. Негоже человеку осквернять такую красоту. Домой вернулся кружным путем через рощу Хадсона: мать просила поискать корень женьшеня.
Мысль Элизабет лихорадочно работала. Надо выбраться из дома, но Аарон загораживает выход. Ей не хватит проворства пробежать мимо, а если и удастся, потом он все равно ее настигнет. Она медленно отступила назад, к столовой, заметив, что Аарон потянулся за длинным, блестящим стальным напильником.
— Мои братья по вере — божьи люди, — отсутствующим голосом произнес он. — Господь сподобил меня защитить народ его от слуг сатаны, которые хотят повести нас по пути греха.
Как та туристка, что вчера забрела к нему в мастерскую. Порочная тварь. Windfliegel. Шлюха. Пыталась соблазнить его, предложила ему себя. Английская блудница, желавшая позабавиться с наивным дикарем. Она дотронулась до него через брюки, и его плоть возбудилась, но сам он понимал, что это — еще одно испытание. Как Элизабет.
— Я думала, мы друзья, Аарон, — сказала Элизабет, пытаясь выиграть время. Мелькнула отчаянная надежда: вдруг удастся убедить его словами? Аарон взял напильник из ящика, и она безжалостно подавила желание метнуться в сторону. Тяни, тяни время. Не спеши. Еще шажок назад.
Аарон шевельнул бровью, и один уголок его губ поднялся в неловкой улыбке, которая когда-то так тронула ее.
— Ты — английская шлюха, — отчеканил он, ненавидя боль, которую испытывал от ее измены. Или то была его измена своей вере? Он возжелал ее, возжелал нераскаянную грешницу, подобную Еве, соблазнившей Адама. — Я видел тебя в окне. Ты была с мужчиной и предавалась разврату.
От этого признания Элизабет сделалось дурно, как будто ее ударили. Дыхание перехватило. Значит, тот взгляд, что она ощущала на себе, был взгляд Аарона. То была его злоба, его безумие. Она задохнулась от слез, во рту разлилась горечь. То, что случилось между ней и Дэном, много значило для нее. Оказывается, за ними подглядывал сумасшедший, в больном мозгу которого все увиденное трансформировалось в нечто мерзкое и позорное. От этой мысли у Элизабет заныло сердце. Ей стало жутко и стыдно.
Она посмотрела по сторонам, ища, чем ей защищаться или хотя бы прикрыться, чем отразить удар. Ничего. Стол далеко. Ножей рядом нет, нет даже бутылки виски, чтобы швырнуть в Аарона. В пределах досягаемости только куча обуви, перекочевавшая в угол. Элизабет сделала еще шаг назад, и на глаза ей попался кухонный стул. Тогда она. перевела взгляд обратно на Аарона.
— Аарон, господь не мог повелеть вам убивать людей. Как же тогда десять заповедей?
— Чти господа бога твоего, — возгласил Аарон, продвигаясь к ней вдоль шаткого фанерного стола. — Я — орудие господа.
Элизабет нервно сглотнула, сделала еще шаг, вслепую нашарила виниловую спинку стула скользкими от пота пальцами и вцепилась в нее изо всех сил.
— Терпеть не могу путать божьи планы, — выдавила она, задыхаясь, будто пробежала целую милю, — но, Аарон, погибать от рук убийцы в моей же кухне в мои планы тоже не входит.
Он не слышал. Элизабет ясно видела, он вообще не обратил внимания, сказала ли она что-нибудь. Сейчас он находился в особом мире, где-то внутри себя, и беззаветно верил, что слышит глас божий. Почему-то это было даже страшнее, чем его безумные речи. И ее он сейчас не послушает и не услышит ее воплей, когда вонзит в нее напильник. Тонкая ниточка, преграждавшая ему путь в безумие, уже порвалась.
Аарон поднял напильник над головой, как меч, и шагнул к ней. Элизабет схватила стул, готовясь швырнуть его в ноги нападающему, но спинка выскользнула из пальцев, как тающая льдышка, и стул с грохотом упал на пол, из оружия превратившись в препятствие. Что ж, это лучше, чем ничего. Другой возможности все равно не будет. Она круто развернулась и кинулась через столовую в гостиную, к двери парадного, которой никто никогда не пользовался.
Аарон не спеша шел следом. Сквозь гул крови в ушах Элизабет слышала скрежет отодвигаемого стула, гулкие шаги по дубовому полу столовой. Видимо, он был уверен, что деваться ей некуда. А если он прав? От этой мысли Элизабет вздрогнула, будто наступив босиком на битое стекло, и остатки самообладания покинули ее.
