Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997
– Да, вы правы… Хотя, вот, вы в тюрьме два часа, а уже успели кучу жалоб мне выразить, – ухмыльнулся майор.
Вилор вдруг понял, он действительно жалуется, причем, как-то непроизвольно откровенничает с этим человеком, который кстати, даже не представился, а ведь его предупреждал худой арестант, что это опасно. Щукин вздохнул и, нахохлившись, прикусил губу.
– Что вы замолчали? А?! Вилор Андреевич? – все так же вежливо спросил майор.
– Да, вроде больше нечего сказать…
– Удивляетесь, что вас вызвали, но на это есть объяснения. Вы ведь у нас личность известная, поэтому я с вами лично решил познакомиться. Обычно я конечно с простыми арестантами не говорю, мало ли их каждый день ко мне привозят. Но вот с вами решил лично, так сказать… Вы ведь литератор, поэт, драматург… российского масштаба.
– Причем тут это? У меня горе! Любимого человека убили! А сваливают все на меня! Лучше бы убийцу искали! Хотя, что его искать, – буркнул Вилор.
– Да, да,… все как всегда, виноватые на воле. Кстати, в нашей тюрьме уже сидели известные люди, Сталин, Короленко, сын Троцкого, певица Русланова, актер Жженов, – с гордостью сказал майор.
Вилор грустно ухмыльнулся:
– Спасибо, но мне от этого не легче… у меня, как я повторяю горе, любимого и единственного человека убили!
– Да, конечно,… я забыл представиться. Моя фамилия Гвоздиков. Майор Иван Петрович Гвоздиков. Я начальник оперативной части сизо номер один, города Красноярска.
Щукин молчал, он покосился на майора и тяжело вздохнул.
– Подозреваю, что соседи по нарам, уже проинструктировали вас, как вести себя с кумом? – словно экстрасенс спросил майор.
Вилор опустил глаза и вновь ничего не ответил.
– Ну да ладно, гражданин Щукин, мне все равно в принципе, что говорят уголовники. Они меня между просим Гвоздем прозвали. И это хорошо, я так считаю, человек заслуживает ту кличку, которую ему дают окружающие. Я, как гвоздь, могу войти в любой мозг все сидящих здесь. И не хвастаясь, говорю, оперативной ситуацией я владею. Кстати, а вас как в детстве звали? Какая кличка у вас была? – напирал Гвоздиков.
– Не какая, – буркнул Вилор.
Он почувствовал, как этот человек легко и непроизвольно завладел инициативой разговора, он говорил вроде вежливо и без натуги, но каждое его слово звучало словно приказ:
– Ну да ладно, я вас вот, что хочу сказать, советую вам с уголовниками не связываться. Вы не их поля ягодка. Советы их предназначаются тем людям, которые готовы свою судьбу, в дальнейшем связать с преступным миром. Но ведь это не вы?! Вы гражданин Щукин, нормальный человек и еще неизвестно, как там суд пройдет, поэтому лучше не искушайте судьбу, и не связывайтесь с уголовниками. Они могут и на голодовку подбить, и на прочие так называемые акции неповиновения. Лучше вы в них не участвуйте, – майор пристально посмотрел на Вилора.
– А с кем мне там общаться? Там кроме уголовников никого нет. Мне, что изгоем теперь быть в камере? – зло спросил Щукин.
– Нет, конечно, не изгоем, там кроме уголовников и нормальные люди есть…
– Вот, как и, что же они там делают?
Майор пожал плечами, он не разозлился, он, словно ждал, что арестант, сидящий перед ним, обязательно будет ехидничать.
Гвоздиков был к этому готов:
– Сидит гражданин Щукин, система наказания не совершенна. Вот, у нас в тюрьме, элементарно не хватает мест. Сидят и по два, и по три человека на место. Да, я верю, условия ужасны! Но, виноваты ли мы в этом? Нет! Мы давно просим новую тюрьму построить, но пока нет денег. А преступность только растет! И будет расти, с этой демократией ничего хорошего в нашем обществе происходить не будет!
Майор грустно улыбнулся. Щукин понял, перед ним человек системы, ему в принципе все равно какая ситуация в стране, и кто у власти. Ему главное, чтобы тут, в тюрьме, были арестанты, много арестантов и, все они, подчинялись его требованиям. Потому, что для этого человека это было смыслом жизни, смыслом его существования.
Вилор грустно спросил:
– А что вам, кажется надо вернуть времена Сталина – Ежова?
Гвоздиков внимательно посмотрел в глаза Щукина и, ухмыльнувшись, спокойно ответил:
– Кстати во времена Ежова, тут мест всем хватало. И у всех своя кровать была, и порядок был на улицах! И бандиты, друг друга средь бела дня на стрелках не убивали, и рэкета не было, и проституции, и еще много чего! Так что во времена Ежова и Сталина не так уж плохо для простого обывателя было! – вздохнул Гвоздиков.
Вилору даже показалось, что майор опечалился. В уголках его глаз вроде даже блеснули капли слезинок. Но через секунду Щукин понял, что ошибся.
– Да уж знаю, мой дед на себе испытал. Все прелести идеальной системы товарища Сталина. Когда и цены на продукты снижали вроде как. Когда и преступность ниже была. Сказки эти замечательные я уже слышал. Но не от деда своего. Он это идеальное общество товарища Сталина почему-то не оценил. Как и миллионы других людей, которых, служители системы и за людей-то не считали. Он в тридцать седьмом тут, в вашей замечательной тюрьме, как говорят уголовники, чалился, по пятьдесят восьмой статье, врагом народа его объявили! – зло ответил Вилор.
Но и этот выпад не сработал, майор был спокоен:
– Ну, что ж сделаешь, время было такое, перегибы были, не спорю, слава Богу, врагов народа теперь нет, – равнодушно ответил он.
Вилор тяжело вздохнул:
– Врагов народа вижу, нет, а в остальном в принципе не сильно-то что-то изменилось, как был ГУЛАГ, так и остался ГУЛАГ. Только с примесью современной экзотики.
– Вы, о чем? О людях или об условиях?
– И о том и о другом…
– Ну, люди у нас,… какие есть… такие и остались. Вы, что думаете, в тридцать седьмом тут какие-то другие сидели? Нет, гражданин Щукин такие же! И про политических,… вы думаете, среди них были одни герои, порядочные, патриоты? Нет и, тут вы ошибаетесь, они тоже были такими же… и стучали друг на друга, и писали друга на друга показания…
Вилор увидел, что майору приятно говорить эти слова, он словно делился со Щукиным каким-то своим откровенным восприятием жизни. Он словно был рад, что ему, наконец-то можно рассказать правду об окружающих его людях.
Ему вдруг нестерпимо захотелось сказать правду в глаза этому человеку:
– Так это ж вы их такими сделали! Вы и сейчас их такими делаете. Стучать заставляете.
– Кто, мы? – удивился майор.
– Ну да… вы и ваша система. Вы и вам подобные предшественники. Вы заставляли людей семьдесят лет быть мразью… И они стали. И что теперь с них спрашивать? Наш народ трусливый и тщедушный, коль до сих пор не скинул с себя это ярмо раба… так его и будут в канализацию головой макать.
– Ой, не нравятся мне ваши речи… ну да ладно, я человек не злой и спорить с вами не буду. Но вы гражданин Щукин еще убедитесь, пообщавшись тут, что мы не виноваты,… кстати, у вас есть еще жалобы?
