Сергей Морозов - Офицер. Сильные впечатления
— Как ты можешь так говорить?
— Потому что так оно и есть, — резко откликнулась Катя. — Последние годы ты была занята своими делами, а последние несколько месяцев мы имели счастье лицезреть тебя только по телевизору…
— Ну и что?
— А то, что ты не видела, как она медленно сходит с ума.
— Ты на меня злишься?
— Вовсе нет, — вздохнула Катя. — Что теперь толку злиться?
— А раньше злилась?
— Еще бы! До тебя ей было не добраться, а мне она названивала целыми днями или приезжала и сводила с ума своим плачем и жалобами на отца. Григорий, как только ее видел, чуть на стену не лез. Не говоря уж обо мне. Да и отцу, я думаю, от нее доставалось…
— Но почему ты ни разу не сказала мне об этом? — обиделась Маша. — Почему не звонила, когда у нее начинались приступы тоски?
Катя горько усмехнулась.
— А тебя можно было найти?
— Я постоянно появлялась на телецентре. Нужно было позвонить в студию.
— Пару раз я звонила.
— Так что же?
— Мне объясняли, что ты выехала на задание. То брать интервью у какого-то террориста, то на какую-то пресс-конференцию. Предлагали даже, чтобы я продиктовала тебе записочку.
— Ты все-таки злишься и мучаешь меня, — сказала Маша.
— Злюсь не злюсь. Разве теперь это имеет значение? — иронично откликнулась Катя. — Может, я на себя злюсь! Такой дуры, как я, еще поискать.
— Я тебя не понимаю…
— Я сама себя не понимаю. Что мне всегда больше всех надо было? Я только и разрывалась на части, чтобы вам всем было хорошо!
Машу задели ее слова.
— А я, по-твоему, не хотела, чтобы всем было хорошо?
— Ну да, ты хотела! — усмехнулась Катя. — Поэтому ты всегда делала только то, что хотела. На остальное тебе было наплевать… А я, дура, одна расхлебывала!
— Но ведь я всегда звонила тебе и маме! Спрашивала, как у вас дела. И вы отвечали, что все хорошо, прекрасно…
— Ага, тебе, конечно, не о чем было волноваться. Тебя и так любили.
— Это меня-то любили? — изумилась Маша.
— Не меня же! — ревниво проговорила Катя.
— Что ты говоришь! — возмутилась Маша. — А ты вспомни: что бы ни случилось, всегда считали меня виноватой! Даже если всем было очевидно, что виновата ты, то вину все равно перекладывали на меня.
— Ах, бедняжка! Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? — холодно сказала Катя. — Какая ты несчастная, ты достигла всего, чего хотела!
— Боже мой, неужели ты мне завидуешь?
— Как тебе не завидовать, ты же у нас звезда!
— Ты что, серьезно, Катя?
Маша бросилась к сестре, чтобы обнять ее, но та инстинктивно отстранилась. Знакомый жест матери. Катя и сама это заметила, и ей стало неловко. Она смущенно улыбнулась и сама протянула руку Маше.
— Я забыла, что нам некого больше делить. Прости! Обе сестры обнялись и всплакнули.
— Ты мне так нужна! — прошептала Маша.
— Ладно, — примирительно сказала Катя, — мы все-таки сестры.
XLI
После полудня, дождавшись, когда отшумит короткий летний ливень, сестры уселись в машину и Григорий повез их в похоронную контору на Ваганьковском кладбище. С собой у них была мамина фотография. Когда Григорий звонил в контору, ему велели прихватить с собой какую-нибудь фотографию покойной. Если, конечно, они будут заказывать гримера.
Предстояла тягостная погребальная волокита.
Машина остановилась перед желтой каменной оградой. На площадке перед тяжелыми кладбищенскими воротами было пусто и скучно. Сколько раз Маше доводилось бывать здесь со своей телевизионной группой на похоронах известных политиков, предпринимателей, мафиози и журналистов! Раз за разом это место начинало напоминать ей огромные декорации, в которых разыгрывали финалы пьес — будь то трагедия или фарс. Авторы, режиссеры-постановщики и актеры менялись, но декорации и массовка оставалась прежними… И вот теперь она вдруг оказалась здесь не в качестве зрителя и увидела, что ограда, ворота, церковь — вовсе не декорации, а самые настоящие. Ей предстояло хоронить маму.
Внутренний интерьер бюро ритуальных услуг, расположенного в каменном флигеле, не оставлял в душе места другим чувствам, кроме ощущения смерти. Повсюду венки, гробы, ленты, покрывала и прочее. Несмотря на то, что за окнами сверкал летний день, здесь был разлит холодный электрический свет.
Григорий сказал пару слов администратору, и тот расплылся в сочувственной улыбке, всем видом выражая готовность услужить богатым клиентам. Он повел их в другое помещение, свой офис, где они могли сделать свой выбор — американский гроб, мальтийский мрамор, ограду чугунного литья и тому подобное.
— Примите, пожалуйста, мои самые сердечные соболезнования, — сказал администратор, когда они расселись в мягких креслах. — Позвольте узнать, кого из вас постигло это ужасное несчастье — потеря близкого человека?
Вероятно, подобный вопрос вызван исключительно профессиональным интересом, однако Машу от такого вопроса почему-то покоробило. К тому же вот уже больше двух часов на нее то и дело нападала нервная икота. С того самого момента, как на Патриаршие приехали санитары, чтобы забрать тело матери в морг. Они без лишних слов переложили тело, подхватив под мышки и за ноги, на складные носилки и исчезли, так что Маша даже не успела еще раз всмотреться в родные мамины черты, еще не слишком искаженные смертью. Она икнула и посмотрела на сестру.
Лицо у Кати сплошь опухло, глаза заплыли от слез, и вообще она выглядела так, словно ее сутки вымачивали в огуречном рассоле.
— Эт-то нас обеих постигло… несчастье, — выговорила Маша, судорожно хватая ртом воздух и, достав из сумочки мамину фотографию, протянула ее администратору.
— Еще раз примите мои соболезнования, — кивнул тот с таким значительным выражением, словно его соболезнования были чем-то вроде чудодейственных витаминов, возвращающих интерес к прелестям жизни.
— Вы ее дочери, то бишь сестры, — продолжал он, бегло взглянув на снимок. — Я сразу уловил сходство. Вы прекрасные дочери, раз желаете отдать последний долг вашей маме по полной программе. Мы сделаем все, что полагается в таких случаях. Нам нужно лишь определиться с вашими вкусами на этот счет…
Катя смотрела в окно с выражением абсолютной непричастности ко всему происходящему, но, когда администратор умолк, поспешно проговорила:
— Моя сестра сделает все распоряжения.
В данном случае Маша никак не могла пожаловаться на то, что сестра забивает ее инициативу и ревнует к матери. Администратор понимающе кивнул и принялся листать громадный каталог ритуальных услуг, слюнявя палец быстрым, как у ящерицы, языком.
