Сергей Морозов - Офицер. Сильные впечатления
Перед глазами у Маши снова все поплыло. Руки, ноги, медицинские инструменты, трубки, провода, тело мамы, распростертое на кушетке в гостиной… Она чувствовала, как подкатывает дурнота, и беспомощно вертела головой. Сплошной туман.
— Разряд! Еще разряд!.. Укол! Готовьте вену! Быстрее!
— Пульс исчезает!
— Еще разряд!
— Быстрее, быстрее! Попробуйте справиться с аритмией!
— Пульса опять нет!
— Колите в сердце! Быстрее!
Руки и ноги у мамы подскакивали и болтались, но не сами собой, а потому, что двое мужчин и женщина в поте лица трудились над ней, пытаясь вернуть ей жизнь. Но жизнь стремительно утекала. Утекла. Было ясно, что все кончено.
— Сделайте же что-нибудь! — закричала Маша.
— Она уходит! — сказал один из врачей.
— Прошло уже пятнадцать минут, — добавил другой, — гибнет мозг…
— Отче наш… — голосила в соседней комнате бабушка.
— Вы что, не видите, что она умирает! — забормотала Маша, дергая врача за руку.
— Она умерла, — ответил врач. — Примите мои соболезнования.
В глазах у Маши потемнело, и она рухнула на пол.
* * *Когда она пришла в себя, то увидела сестру Катю и бабушку, которые обнимали ее и плакали.
— Я в полном порядке! — вырвалось у нее, как только она вспомнила, что произошло. — Я так вас люблю, — воскликнула она, — давайте больше никогда не будем ссориться!
— Давайте, — согласилась Катя.
— Там на кухне милиционер, — вдруг спохватилась Маша. — Дай ему банку какого-нибудь своего варенья, — попросила она бабушку, — пусть он уйдет.
Бабушка кивнула и поплелась на кухню.
Между тем врачи сосредоточенно собирали свои принадлежности. Вытаскивали из мамы иглы, отсоединяли провода, сматывали трубки и прятали лекарства. У одного из них на поясе запищал пейджер. Им нужно было спешить по другому вызову.
Маша смотрела, как они виновато пятятся к дверям и уходят, и ей не верилось, что они уйдут, а мама не поднимется с кушетки, не выругает своих безалаберных дочерей и не отправится к себе в спальню делать косметический массаж… Ей казалось, что стоит только ненадолго закрыть глаза, и все ужасы исчезнут, как дурной сон. Она закрыла глаза, открыла. Но нет — ничего не исчезло.
Маша увидела, как по прихожей в сопровождении бабули и с банкой варенья в руках пробирался милиционер. Встретившись с ней взглядом, он сочувственно спросил:
— Умершая являлась вашей матерью?
Но Маша только хлопала глазами и не могла взять в толк, о чем он спрашивает. Почему «являлась»? Ведь он имеет в виду ее мать? Но оттого, что она умерла, она ведь не перестала являться ее матерью?
— Врач сказал, что криминала нет, — успокаивающе продолжал милиционер. — Просто неосторожное обращение с лекарствами… Это ж не криминал, так?
— Простите, — сказала Маша, — вы бы не могли излагать более связно?
— Ваша мамаша неосторожно употребила лекарства. Это ж не самоубийство?
— Конечно, нет! — поспешно кивнула она.
— Значит, криминала нет, — кивнул в ответ милиционер. — Не забудьте вызвать участкового врача, чтобы выписать справку о смерти, — на прощание посоветовал он.
Оказывается, нужны еще какие-то справки. Только в такие вот моменты понимаешь, что живешь в цивилизованном обществе. Скажем, где-нибудь в пригороде Грозного, чтобы тебя закопали в общей могиле или у кого-нибудь на огороде, никаких справок не требуется. Вообще формальностей минимум.
Тем временем Катя совершила мужественный поступок. Она достала из шкафа совершенно новую простыню — в нежно-розовых цветочках — и накрыла мать.
* * *После этого Маша с Катей и бабушка вышли из гостиной и сели на кухне.
— Ох-хо-хо, — снова начала голосить бабушка, — что же теперь будет?
— Что теперь будет? — рассеянно проговорила Маша.
— Неужели он теперь будет здесь жить с этой своей любовницей?
— Ба, о чем ты? Разве у него появилась любовница?
— Что значит, появилась? — проскрипела бабушка — Она у него всегда и была… Если только он приведет ее жить сюда, я лучше в дом престарелых уйду!
— Ты что-то знаешь, ба? — нахмурилась Катя. — Тогда расскажи нам.
— Ах, деточки мои! — вздохнула старушка. — Что тут рассказывать? Последние несколько лет ваш отец приводил ее прямо сюда. Когда мама отправлялась ночевать к Кате или когда куда-нибудь надолго уходила, он приводил эту.
— Как?! — вскричали сестры в один голос. — Он приводил ее прямо домой? Даже не стесняясь тебя, ба?..
— Да, деточки.
— Но как же ты это терпела? — изумилась Маша. Ведь мама твоя дочка! Ты говорила ей об этом? Она это знала?
— Что я могла поделать с этим кобелем, миленькие? Он говорил мне, что это по делу, и запирался с ней в спальне.
— В маминой спальне? — ахнула Катя.
— Почему ты не предупредила маму? — спросила Маша, чувствуя тошноту.
— Сколько раз хотела… Но ты же сама знаешь, что… Бабушка снова залилась слезами.
— Но мне или Кате ты же могла об этом сказать?
— Такой стыд! — бормотала старушка. — А потом у тебя и у Кати хватало своих неприятностей. Зачем же вас еще огорчать?
— Но ведь она твоя дочка, ба! — снова воскликнула Маша. — Чего же тебе стоило это знать и молчать!
— Да, деточки, он приводил ее, а я сидела в своей комнате и молила Бога, чтобы ваша мама вдруг случайно не вернулась домой…
* * *Представить себе, что отец приводил любовницу прямо в их дом, что он ложился с ней в мамину постель… Каким нужно было быть негодяем, извергом и подлецом? У Маши это в голове не укладывалось. Хотя почему не укладывалось? И почему, собственно, негодяем, извергом и подлецом?..
Однажды Рита Макарова рассказывала ей кое о чем подобном.
Как-то раз один женатый мужчина сказал Рите:
— Моя жена уехала с детьми к матери. Давай поужинаем у меня дома.
И Рита приняла его приглашение. Во-первых, это был тот тягостный период в ее жизни, когда она потеряла и мужа, и ребенка, а Господь Бог еще не наградил ее за исключительное мужество благородным и безупречным Иваном Бурденко. Во-вторых, этот женатый мужчина был необыкновенно хорош собой — остроумен, чертовски талантлив и голубоглаз. А в-третьих, Рита поклялась себе не сделаться «синим чулком» и не терять жизнерадостности.
Однако непередаваемо гнусное ощущение начало овладевать ею в тот момент, когда, подходя с ней к его дому, он показал рукой вверх и сказал:
— А вон наши окна!
— Которые? — вежливо спросила Рита.
— А вот те — с геранью на подоконнике! Жена обожает разводить цветы.
Едва жена вышла из дома, а муж уже тащил туда другую бабу. Да еще хвалился жениной геранью.
