Анна Малышева - Любовь холоднее смерти
– Вы можете передать это Соколовым? – Лида положила на стол запечатанный конверт.
– А вы поднимитесь к ним, – посоветовала та. – Все дома.
– Сергей тоже?
Черепашка лукаво глянула на нее и доверительно подтвердила, что Сергей тоже. Сверху пошел лифт, и Лида вздрогнула, услышав скребущий звук в шахте.
– Нет, я не буду подниматься, спешу. Позвоните им и скажите, чтобы Сергей спустился за подарком, – она слегка подтолкнула конверт. – С наступающим вас.
И торопливо вышла, опасаясь, что черепашка станет ее уговаривать. Когда Лида закрыла за собой дверь подъезда, привратница тщательно осмотрела конверт. В нем прощупывалось нечто плотное, прямоугольное – наверняка открытка, как справедливо полагала старушка. Но было еще кое-что, странной формы, жесткое и довольно тяжелое. Старушка вертела конверт так и сяк, смотрела его на свет и взвешивала на ладони. Так и не разгадав тайны, она подтянула к себе телефонный аппарат и набрала номер Соколовых, сверяясь с записью в книге.
…Света с матерью заканчивали наряжать елку. Деревце было куплено в самый последний момент, потому что Соколовы никак не могли уяснить, кто именно должен его покупать, и, как всегда, спохватились слишком поздно. Елка оказалась лысой и кривой, другой нельзя было найти ни за какие деньги, и Света искренне расстраивалась, стараясь прикрыть недостатки гирляндами и игрушками.
– Все у нас наперекосяк, – ругалась Света. – И так каждый год!
– Я и готовь, я и елку покупай, я и наряжай, – жаловалась мать, доставая из коробки игрушки. – Ты помогаешь только на словах.
– А этот где? Я слышала, как хлопала дверь, неужели ушел?! – Света бросила гирлянду и отправилась в комнату к брату. – Чем ты занимаешься? Через час придут гости, а ты валяешься в постели?
Но брат не просто валялся – он читал открытку. На Свету он даже внимания не обратил, настолько ушел в чтение.
– Кто тебя поздравил?
– Догадайся. – Он внимательно разглядывал строчки, будто рассчитывал увидеть нечто, написанное между ними симпатическими чернилами. – Это самое странное поздравление, которое я получал в своей жизни. Я бы мог обидеться… Если бы это не было правдой.
– Не поняла. – Света присела на край постели. – Кто тебя обидел?
– Ты когда-нибудь продавала то, чего нельзя продать? – Он лежал, облокотившись на подушку, вертя перед глазами открытку. – Ведь можно продать все, что угодно. В том числе то, что не продается.
– Я даже не понимаю, о чем ты говоришь! Как можно продать то, что нельзя купить? – возмутилась сестра. – Надеюсь, ты не напился раньше времени?
– Значит, ты даже не понимаешь. Папа уже сделал тебе подарок?
– Как и тебе, – фыркнула она. – Все лежит под елочкой.
– И машина снова на ходу?
– Ну разумеется!
– И шубка тебе к лицу?
– Спасибо, – издевательски улыбнулась она. – В кои-то веки дождалась комплимента!
– Не благодари, за все уплачено. Ты когда-нибудь продавала воспоминания?
– Нет, ты рехнулся! – воскликнула сестра. – Ты окончательно рехнулся с тех пор, как сходил к ней в гости! Эта дура даже роман дописать не смогла и теперь в долгу, как в шелку! На что ты рассчитываешь? Пусть они с Алешкой расстались, но тебе все равно не на что надеяться! Неужели ты до сих пор думаешь, что…
Он сделал отрицательный жест:
– Ничего я не думаю, и знаешь почему? Потому что первого числа каждого месяца папа дает мне конверт с деньгами. И кто-то еще получает этот конверт, и теперь я это знаю, и Лида знает, и пока я беру деньги, встречаться мы не будем. И все мы будем молчать, потому что это честная сделка! Только вот что…
Он тряхнул конверт, лежавший на смятом покрывале, и оттуда выпал блестящий ключик в форме сердечка. Из-под подушки появилась потрепанная обезьяна, застывшая в неестественной позе. Сергей вставил ключ в дырку на ее спине, несколько раз повернул и поставил обезьяну на пол. Та дрогнула, кувыркнулась и криво застыла.
– Плати ей или нет, она все равно будет кувыркаться. Она такова, какова есть, потому что когда-то ее купили… А продать ей нечего, в отличие от нас с тобой.
…Стоя перед очередной незнакомой дверью, с пальцем, поднесенным к звонку, каждый из нас делает для себя маленький выбор – уйти или все-таки позвонить? На самом деле выбор может оказаться важнее, ведь мы, задержавшись на перекрестке, ищем путь, которым двинемся дальше. И смутно чувствуем это, и сомневаемся, и все-таки звоним. Тот, кто скрывается за дверью, услышав неожиданный звонок, тоже решает вопрос – отпереть или притвориться, что никого нет дома? И колеблется, и боится, но все-таки отпирает. Мы оба выбрали нашу встречу, и вот стоим лицом к лицу, и вернуться на перекресток уже нельзя…
