Николай Семченко - Что движет солнце и светила (сборник)
Во Владивостоке одна из его бывших сокурсниц, лукаво улыбаясь, сообщила:
— А Надька-то Сибурова, знаешь, теперь москвичка! Поехала к своей тетке-старухе в гости, а та одинокая, больная, на ладан дышит. Оставайся, говорит, Надя, у меня, оформлю и квартиру, и сберкнижку, и дачу на тебя; если умру, все равно нажитое отойдет государству — нет у меня прямых наследников, пусть всё тебе останется. Только, мол, не бросай меня, поухаживай… Надька думала-думала да и согласилась. Недолго тетушка мучилась: через полгода преставилась, а все, что у нее было, досталось Надежде.
— Что-то тут не то, — усомнился Роман. — Москвичкой не так просто стать. Там куча всяких ограничений для варягов.
— Ну, они как-то вовремя сумели все документы выправить, да и квартира была не государственная, а кооперативная…
— А работу она нашла? — равнодушно спросил Роман.
— В библиотеке работает. И замуж вышла. Мужик у нее простой — слесарь. Дома все сам делает, и краны у него не капают, и обои классно наклеены, и мебель не разваливается. А зовут его Вася…
— Классика! — восхитился Роман. — Мечта женщины: слесарь Вася — золотые руки…
Сокурсница написала на листочке адрес Нади. Так, на всякий случай. Он сунул его в карман и вспомнил о нем только в Омске, где самолет делал обязательную остановку для дозаправки.
Сам не зная, зачем это делает. Роман подошел к окошечку телеграфистки, взял бланк и написал: «Надюстина, буду в Москве проездом. Очень хочу тебя увидеть». Указал, конечно, и номер рейса, и аэропорт прибытия. Все как положено. Подумав, приписал: «Встречать не обязательно. Буду у Большого театра завтра в 19.00». И подписался, усмехнувшись, так: «Матрена Усатый».
Он и сам не знал, зачем это сделал. А минут через пять, побродив по скучному залу, пропахшему тяжелым человеческим потом, жареными пирожками и Бог знает чем еще, Роман вернулся к телеграфистке и, может, попросил бы отдать ему нелепую депешу, но увидел: окошечко закрыто и на нем пришлепнута синей изолентой бумажка: «Технический перерыв — 20 минут».
И пока он тоскливо скучал, изучая прейскуранты на почтовые услуги и какую-то подобную же дребедень, тихий, с почти интимным пришептыванием, голос дикторши известил:
— Пассажирам рейса, следующего на Москву, пройти к стойке номер три. В первую очередь регистрируются транзитные пассажиры…
И все. Он, как вмялся спиной в свое кресло, так и продремал до того самого момента, когда самолет начал снижаться.
Никто его не встретил. Впрочем, он и не рассчитывал, что телеграмма, пусть даже и «молния», дойдет до столицы за три часа.
На следующий день, умотавшись по музеям, выставкам, старинным улочкам и кофейням. Роман примчался, взмыленный, к Большому театру. Успел к назначенному им часу.
Возле фонтана бродили унылые голуби, и среди них, к своему удивлению, он увидел утку. Не обращая на людей никакого внимания, она самозабвенно чистила перышки.
Роман сел на краешек уже занятой скамейки и тут же один из молодых парней, кокетливо отставив дымящуюся сигарету в сторону, стрельнул глазами:
— Скучаете?
— Нет.
— А у вас тут свиданье? — не отставал парень. Роман кивнул и отвернулся. Парень показался ему странным: нарочито раскованный, жеманно поджимающий губы, но главное — глаза: почти тонкой фарфоровой чистоты, они светились неуловимо-тайной порочностью.
— А может, вы со мной познакомитесь? Не пожалеете…
Романа так и обожгла внезапная догадка. Господи, как же он мог забыть то, что любит смаковать бульварная пресса. Ведь скверик у Большого театра всероссийская тусовка «голубых»!
— Нет-нет, что ты! — пробормотал Роман, поспешно вставая. За спиной задребезжал колокольчик тихого смеха.
Напрасно он протоптался у скверика почти час. Надюстина так и не пришла. Ехать к ней по известному ему адресу он не решился: все-таки Надя теперь замужем, а дверь, скорее всего, откроет муж, и что Роман ему скажет, как представится? Можно, конечно, объяснить, что он — однокурсник, оказался в столице проездом — вот и решил навестить, передать от знакомых приветы и все такое прочее. Но как это, право, будет глупо звучать! Нет, он не пойдет к ней домой.
Наутро, ругая нудный серый дождь, перескакивая через лужи и оскальзываясь в месиво грязи, он добрался до ее библиотеки. Толкнул дверь, вздрогнул от ее визга, потоптался в огромном пустом холле с фикусом у стены и двинулся вперед, наобум заглядывая во все встречные комнаты. Надюстину он увидел в читальном зале. Она стояла у стенда с книгами, вполоборота к нему, разговаривала с высокой старухой. Старуха внешне напоминала легендарную коммунистку Стасову. Она что-то доказывала Надюстине, поблескивая стеклами очков в тонкой железной оправе.
За столиками сидели две девчонки и что-то усердно переписывали из яркого журнала. Негусто, в общем, читателей.
— Хорошо, — сказала старуха. — Вы меня уговорили. Я прочитаю этот роман. Но имейте в виду: своего мнения о писателе Алданове не переменю. Он клевещет на Ильича, подтасовывает факты.
Тут старая дама заметила нерешительно переминающегося с нога на ногу Романа и сообщила на весь зал:
— О, Надя, у вас, кажется, появился новый читатель! А вы говорили, что молодые парни совсем не ходят теперь в библиотеки…
Надя повернулась, и по ее лицу пробежала тень легкого облака.
— Вы у нас записаны? — спросила она. — Если нет, то потребуется паспорт…
— Здравствуй, Надя! — сказал он.
— Меня зовут Надеждой Игоревной, — сообщила она.
— Я очень хотел тебя увидеть, — тихо, почти одними губами, произнес Роман. — Извини, если что-то не так…
— Хорошо, я вас оформлю, — громко сказала Надя и чуть потише добавила: — Я сейчас очень занята…
— Послушай, мы так давно не виделись. Почему ты так себя ведешь? Что это значит?
— А ничего! Зачем ты вообще явился? У меня другая жизнь, а то, что было — сказка, глупость, сон…
— Неужели?
— Что было, то сплыло, — Надя посмотрела ему прямо в глаза и громко, для всех сказала: — То издание, которое вы ищете, утрачено. Сожалею.
— Может, стоит поискать лучше? — подхватил он игру. — Ну, пожалуйста…
— Нет, это невозможно…
— Послушайте, молодой человек, — сказала пожилая дама, которая до этого шуршала страницами журнала «Вопросы философии». — Надежда Игоревна прекрасный специалист, и если она что-то утверждает, то так оно и есть, поверьте мне…
— Да-да, конечно, — кивнул Роман. — Пожалуй, я напрасно ищу это редкое издание тут.
— Скорее всего, оно было утеряно при переезде, — сухо, но с плохо скрываемой иронией сказала Надя. — Кто-то ловко прибрал к рукам, и концов теперь не найдешь.
Тут в приоткрытую дверь заглянула белобрысая девица в синем зачуханном халате:
— Надежда Игоревна, вас к телефону. Кажется, муж звонит.
Он слышал, как в соседней комнате Надя односложно отвечает: «да», «нет», «не выдумывай», и снова — «нет», «не знаю»…
Роман не стал дожидаться ее возвращения и ушел, так сказать, по-английски, не прощаясь. Странно, но он даже испытал нечто вроде облегчения: будто долго тащил необременительную, но плохо упакованную поклажу — неудобно, завязки вот-вот оборвутся и, того и гляди, как бы что не выпало. Так и хочется сбросить все к чертовой матери, чтобы идти, как все нормальные люди и не вызывать сочувствующих улыбок, а то и усмешек. Но жалко! Зато как невыразимо сладостен миг освобождения от нелепого груза.
И все-таки у него ничего не вышло. Сначала он и думать не думал о Надюстине. Да как-то и не располагали к этому горячий песок, картинно-белогривые волны, дремота под разноцветным пляжным зонтиком и все те развлечения, без которых немыслим отдых на юге.
Но когда Роман вернулся в круговорот своих будней, в скуку и серость дождя, ветра и мокрого листопада, то однажды вечером вспомнил тот яркий летний день, резкий и без полутонов, — Надя плыла ему навстречу в легком ситцевом сарафане, отмахиваясь от белого тополиного пуха. Она вся будто светилась. И он впервые увидел ее такой — красивой, неповторимой, единственной. Но никогда об этом никому, и ей — тоже, не говорил.
Пять лет спустя он женился. Очень хотел, чтобы первым ребенком был сын. Но родилась дочь. Жена согласилась, что Надежда — очень хорошее имя. А то все Ксюшами да Оксанами девчонок называют.
ТОСКА
Из цикла «Рассказы просто так»
Человек этот никогда не испытывал тоски. Правда, он иногда ощущал какой-то внутренний зуд. Скорее всего, это было следствием маленьких неудобств — беспокоил пустой желудок, или насморк, или мысль о том, что слишком легко одет для сырой погоды…
Когда-то давно человек был стройным, глаза его удивлялись миру, а голова была полна прекрасных идей. Его любили женщины, и он дарил им стихи. Жилось легко, и мужчина не обратил внимания, когда ушла Единственная. Она упорно не возвращалась, и он сам научился варить крепкий кофе с пенкой — это оказалось не так уж и трудно. Правда, ему не хватало её смутной улыбки по вечерам, но он продолжал спать спокойно, и аппетит не нарушился. Мужчина был слишком уверен в себе, нашёл Другую.
