Лиза Бингэм - Сладостный вызов
Горечь, с которой он говорил, не укрылась от Шеффилда.
— Что должно быть сделано, следует выполнить, — твердо сказал он.
Брэм не отвечал.
— У тебя есть все необходимое? — спросил Шеффилд. Он знал, что Брому не по нраву такое задание, но Брэм выполнит его.
— Да.
— Одежда, еда?
— У меня есть все.
— Тебе выделены деньги, так что ты можешь их тратить по своему усмотрению…
— Мне не нужно ничего из того, что ты должен мне дать, — огрызнулся Брэм. Кровавые деньги. Вот что это такое. Тридцать сребреников за предательство друга. Брэм был почти уверен, что Кейси невиновен. — Я выполню мою работу до конца.
— Я знаю. Но ты должен держать ухо востро на всякий случай. Кейси мог подкупить кого-нибудь из людей.
— Черт возьми, Шеффилд…
— Кроме того, там будет твоя жена, — настаивал Шеффилд, не обращая внимания на проклятия Брэма. Он допил остаток виски. — Как бы то ни было, я не думаю, что она так легко сдастся, как бы тебе того ни хотелось.
Она не сдавалась.
На всякий случай Брэм дождался рассвета и только утром вернулся в гостиницу, по опыту зная, что Маргарита неотходчивый человек. Она никуда не могла уйти. На случай, если она освободится из наручников, он нанял людей следить за дверью номера и всеми выходами из гостиницы. И они усердно выполняли его задание.
Но когда он вернулся, когда первые лучи солнца показались из-за горизонта, один из его людей, дежуривший в холле, сказал, что из комнаты не доносилось ни звука.
Ни звука.
Это плохой знак.
Достав из кармана ключ, Брэм открыл дверь, надеясь, что причиной тишины был глубокий сон Маргариты.
Напрасно он надеялся. Она сидела поверх покрывала на кровати, ее одежда была в беспорядке, волосы растрепаны.
Она набросилась на него, как только он вошел.
— Где тебя носило так долго?
Брэм закрыл за собой дверь.
— Ты сказал мне, что вернешься.
— Я и вернулся.
— Ты обещал принести поесть.
Он показал ей корзину, которую принес с собой.
— Я сделал, как обещал.
Однако это не успокоило ее.
— Как ты посмел? — спросила она так тихо, что он едва разобрал ее слова. — Как ты посмел так обращаться со мной?
Он поставил корзину на ночной столик и снял куртку. Повесив ее на стул, он подошел к ней, изо всех сил стараясь сдержать чувства, нахлынувшие на него: злость, раздражение, похоть.
— Будь осторожней со словами, крошка, — сказал он, упираясь руками в кровать и придвигаясь к ней вплотную. Он почувствовал благоухание, исходившее от нее. — У меня нет привычки баловать моих солдат. И я не стану нежничать с тобой.
Ее глаза вспыхнули.
— Неужели ты повстанец? Предатель? Вы по-прежнему не можете успокоиться, хотя война закончилась!
Он внезапно схватил ее за волосы и с силой откинул ее голову назад.
— Будь осторожна, Маргарет. Тебя не было слишком долго. Есть вещи, о которых ты не знаешь.
Он освободил ее, быстро, пока запах ее кожи не заставил его потерять самообладание, встал и швырнул корзину на кровать.
— Ешь. — Брэм стал снимать рубашку. Ему хотелось помыться и побриться. Затем они поедут.
Маргарита с подозрением заглянула в корзину.
— Что это?
— Тебе так не понравился обшарпанный вид гостиницы, что мне пришлось украсть для тебя остатки с праздничного стола. — Он снял рубашку, не заботясь о том, как она смотрит на него. Заметила ли она его шрамы? Как она отреагировала на них? Могла ли она предположить, что это следы глубоких ран от сабельных ударов? Вчера она не показала виду, что заметила их, наверное, в пылу скандала она на них не обратила внимания.
— Остатки? — повторила она.
— С твоего свадебного стола. Как только невеста исчезла, сестры жениха — образцы гостеприимства — накормили гостей. Гостиничная прислуга была в восторге. Я только что оттуда. Мне пришлось убедить одну из горничных принести немного еды для сбежавшей невесты. Она с удовольствием помогла мне. С ней было очень приятно иметь дело.
Глаза Маргариты загорелись от злости. Когда ее рука обхватила одну из вышитых подушек, он продолжил:
— Вряд ли тебе стоит отказываться от еды. Возможно, это твоя последняя трапеза перед долгой голодовкой.
Она снова стала покорной, но Брэм знал, что это ненадолго. На тарелках было копченое мясо, хлеб, овощи и огромный кусок свадебного пирога. Маргарита с удовольствием принялась за еду.
— Что ты собираешься делать со мной? — спросила она слабым голосом, и Брэм почувствовал против своей воли прилив нежности к ней.
— Я собираюсь отвезти тебя домой.
— Домой?
— В Солитьюд.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Но папа говорил мне, что твой отец умер, и теперь это имение твоего брата.
— Уже нет.
Она уставилась на него в ужасе.
— Мика… Ведь он жив, правда?
Брэм кивнул.
— Он в Огайо.
— В Огайо? — она переспросила так, словно Мика переехал жить на луну.
Брэм поставил стул рядом с кроватью. Она внимательно следила за каждым его движением, забыв о еде.
— Но что могло его заинтересовать в Огайо?
Он положил руки на спинку стула.
— Женщина. Он женился во второй раз.
Она подняла бровь.
— Но он и Лили…
— Любили друг друга, — закончил он за нее. — К сожалению, Лили умерла вскоре после твоего отъезда.
— О, — прошептала она.
— Ему было очень тяжело.
— Могу себе представить.
— Затем, когда его ранили на войне…
— …Ранили!..
— Я же сказал, Маргарет. Ты понятия не имеешь, что произошло с нами за последние несколько лет. Ты жила своей жизнью. Ты сбежала, как только реальность пришла к тебе со страниц газет и из слухов.
— И все же мне кажется, что я могу представить себе…
— Нет, — в ярости оборвал он ее. — Ты никогда не сможешь представить себе, что такое война, не пережив ее. Но ты была слишком озабочена своей безопасностью, не так ли?
Он стоял и зло смотрел на нее.
— Ешь, черт возьми. Мы уезжаем через двадцать минут.
— Двадцать минут? Но я не могу. Моя семья…
— Я им пошлю записку, куда ты уехала.
— Нет, — она вскочила, опрокинув тарелки с едой на кровать. — Они зависят от меня. Я не могу уехать, не оставив никаких распоряжений.
— Твой отец, вероятно, не был очень богат, когда отдал концы, но он должен был оставить какие-то деньги и соответствующим образом позаботиться о родственниках.
— Мой отец умер банкротом. Остаток денег забрали кредиторы.
— Мне очень жаль, — сказал Брэм. — Но я не думаю, что это правда.
— Как же мои тетя и дядя и Нанни Эдна? — спросила она. Он помолчал. — У них нет никого, кто позаботился бы о них, кроме меня.
— Поэтому ты продавала себя этому художнику?
— Никогда! Франсуа Жоли всегда оказывал мне огромное уважение.
— Эти картины неприличны.
Она затихла: он их видел! Брэм смотрел на нее, жалея, что затронул эту тему. Она не должна была бы знать, как он злился, что его жена позировала для такого рода портретов.
— Нет ничего плохого в его картинах. Почему ты говоришь об этом так, словно там изображена моя голая задница?!
Он схватил ее за руку и резко притянул к себе.
— Ты почти сделала это. Ты так много рассказала ему о себе, больше, чем о тебе знают твои родственники.
Она попыталась высвободиться.
— Я это делала для своей семьи. Только так мы могли есть, нормально одеваться и иметь крышу над головой.
— И все оказалось бесполезным, правда, Маргарет?
— О чем ты говоришь? — с подозрением спросила она.
— Вчера ты собиралась выйти замуж за очень богатого человека, чтобы жить, не заботясь о деньгах. Но я расстроил твои планы, заставив тебя вернуться в мир, где деньги достаются тяжким трудом, и их Нельзя бросать на ветер.
Он задел ее больное место, она задрожала. Ужасная гримаса исказила ее лицо, намного более откровенная, чем он видел на полотнах Жоли. Она выглядела так, словно он ее только что ударил.
— Как же моя семья? — прошептала она. Она была такая тихая, бледная и жалкая. Брэм совсем не хотел причинять ей такую боль. Глубоко вздохнув, он отпустил ее руку.
— Скажи мне, где они… и я попытаюсь сделать так, чтобы они смогли жить некоторое время в Балтиморе. — Он мрачно смотрел на нее. — Только если для тебя это действительно так важно.
ГЛАВА 4
— Уилкинс!
Брэм шагнул из дверей гостиницы на солнечную улицу и, подозвав одного из своих людей, дал ему лист бумаги.
— Здесь недалеко, рядом с конюшней, стоит повозка, ожидая отправления. Мне нужно, чтобы ты подал мне ее.
— Да, сэр! — молодой человек стащил шляпу с золотистых волос и поспешил выполнить поручение. Вскочив на пятнистую кобылу, он поскакал вниз по улице, направляясь на другой конец города, где располагалась конюшня Маршалла.
