Лиза Бингэм - Сладостный вызов
Брэм проводил его взглядом, чувствуя какое-то неудобство.
Если он собирается сломать планы Шеффилда, то это надо делать сейчас, прежде чем Уилкинс вернется, прежде чем он приедет в повозке, наполненной золотом Союза. В любом случае теперь уже все будет по-другому. Брэм будет подозревать каждого и пытаться что-то предпринять, если Кейси — или кто-нибудь другой — выкажет слишком большой интерес к его имуществу.
И все-таки груз нужно переименовать, стереть с ящика надписи, утверждающие, что его содержимое — собственность Союза.
— Куда поехал Уилкинс?
Брэм с трудом удержался от того, чтобы нагрубить, когда из гостиницы вышел Джим Кейси и остановился у него за спиной, так, что Брэм не мог разглядеть выражения его лица. Но ему и не нужно было его видеть. После стольких лет, проведенных вместе, Брэм мог закрыть глаза и без труда представить себе Джима — высокого человека с кудрявыми волосами. Понадобилось много времени, прежде чем Брэм смог попасть в командование армии Конфедерации. Он был разведчиком, а затем добровольно подписал договор с секретной службой. И те, кто с ним остался, были его самыми лучшими офицерами.
— Я послал его за повозкой с вещами.
— С вещами?
Это был обычный вопрос. Брэм точно не мог сказать, звучало ли в нем что-либо, кроме любопытства.
— Там кое-какие вещи для моей жены.
Кейси пожал плечами так, словно это его не касалось.
— Мы должны добраться до Солитьюда за день.
Брэм кивнул.
— Верхом — да. Но дороги сейчас в ужасном состоянии, и Шеффилд велел мне держаться подальше от постоялых дворов, чтобы путешествие осталось незамеченным, ведь это наше последнее задание. Было бы хорошо, если бы получилось добраться туда за два дня — ведь наша повозка очень тяжела.
Намек был сделан и с легкостью вплетен в обычную беседу, но Кейси не подал виду, что заглотнул наживку, хотя, казалось бы, звучало все это странно. Женщина, которую выкрали прямо из церкви, вряд ли могла иметь что-либо с собой, кроме одежды, которая была на ней, — эта женщина, оказывается, была обладательницей целого тяжеленного багажа.
Шеффилд ошибается, сказал себе в десятый раз Брэм. Эта видимость прохладного интереса не могла быть поведением предателя. Он вел себя уверенно и не был расстроен.
— Сообщи гостиничному управляющему, что мы уезжаем в течение этого получаса, — приказал он.
Кейси салютовал ему:
— Да, сэр.
Брэм видел, как он исчез в дверях гостиницы.
Шеффилд все-таки ошибается, повторил он про себя. Но, как он ни старался, зерна подозрения уже дали ростки в его душе, и с этим трудно было бороться.
Теплое октябрьское солнце отражалось в окнах, когда Маргариту выводили из номера. Бабье лето, казалось, слишком затянулось, хотя, видимо, во время путешествия погода может еще испортиться. Она должна была благодарить судьбу за то, что Брэм все-таки нанял повозку. Крытый экипаж, слава Богу, ему тоже было бы не по душе, если бы зеваки на улицах останавливались и глазели на знаменитую М.М.Дюбуа, которую везли куда-то, опозоренную.
Черт бы побрал этого Брэма Сент-Чарльза. Она никогда не простит ему того, что он с ней сделал, в одночасье разрушив ее планы на будущее.
— Сюда, дорогая.
Она могла только сжать зубы, услышав приказной тон, которым разговаривал с ней Брэм, его рука крепко обнимала ее за плечи, а пара других мужчин, одетых в форму солдат Конфедерации, замыкала шествие.
— С кем мы поедем? — спросила она, разглядывая свой эскорт, но он просто сделал вид, что не понял ее вопроса.
— Ни с кем. Я подумал о твоих тете и дяде, так же как и о дражайшей Нанни Эдне. О них позаботятся, пока я не разрешу тебе послать за ними.
Услышав это, она почувствовала новый прилив ярости.
— Разрешишь? Разрешишь! Ну уж нет! Я никуда не поеду без моих родственников. Они не могут оставаться здесь, в самом жерле сплетен. — Она от злости топнула ногой. — Ты пошлешь за ними немедленно, и я поеду вместе с ними. Иначе я умру от беспокойства за них.
— Ты должна была подумать об этом раньше, когда просила меня выполнить некоторые твои поручения.
Она взглянула на охранников — крепкий сорокалетний мужчина с пепельными вьющимися волосами и маленький кривоногий солдат лет пятидесяти. Ей показалось, что Брэму приятно демонстративно принуждать ее подчиняться на глазах у всех.
— Я не поняла сначала, что ты просто-напросто взял собор Святого Иуды штурмом, — ядовито прошипела она.
— Ты должна была знать, что я приду за тобой.
Она остановилась.
— Я думала, ты умер! Я тебе уже говорила. А теперь ты должен послать за моей семьей. Я никуда не поеду, пока ты этого не сделаешь.
— Поедешь, даже уже едешь.
Она уперлась пятками в землю.
— Нет.
Брэм приблизил свое лицо к ее лицу, так, что они смотрели глаза в глаза.
— Да. Либо силой, либо по твоей доброй воле. Мне все равно, как.
— Я закричу, — начала угрожать она, но, казалось, это его абсолютно не волновало.
— Давай, попробуй. Если кто-нибудь обратит внимание на происходящее, то тебя тут же узнают, вспомнят про скандал в церкви и пойдут дальше своей дорогой. Кроме того, у мужей в этой стране неограниченные права на своих жен.
— Как это чудовищно.
— Мне все равно.
— Я думала, что твои обожаемые Соединенные Штаты были основаны на принципе свободы воли. Разве не за это ты сражался на войне? — она с тоской посмотрела на него. — О, прости меня. Я забыла. Ты поклялся, что будешь защищать Союз до самой смерти, но сражался ты на стороне Юга.
Маргарита почувствовала небольшое удовольствие, когда ее замечание заставило его со страхом оглянуться на солдат.
— Что же заставило тебя так быстро изменить твои убеждения, а? — добавила она.
— Хватит! — его голос был жестким. — Сейчас ты едешь вместе со мной.
— Насколько я помню, иногда во время твоей обожаемой войны Линкольн освобождал рабов, — продолжала она, когда он выводил ее из холла.
Брэм снова повернулся и крепко прижал ее к себе так, что ей уже некуда было деваться от него.
— Да, Маргарет. Он освобождал рабов. Но он не освободил тебя. До тех пор, пока я не увижу документ, провозглашающий твою свободу, подписанный самим президентом Джонсоном, ты будешь подчиняться моим приказам.
— Никогда.
Он схватил ее за подбородок, заставляя смотреть прямо ему в глаза. Маргарита поняла, что зашла слишком далеко.
— Я не думаю, что ты полностью осознаешь всю серьезность собственных заявлений, Маргарет.
— Неужели?
— Ты продолжаешь настаивать на том, что ты заботишься о своих дяде, тете и няне, но ты никак не можешь понять, что они никуда с нами сегодня не поедут, и та забота, которой я временно их окружу, будет зависеть от твоего поведения и моего желания!
Он загнал ее в угол — если только он сделал это сознательно. Несмотря на то что в холле было тепло, Маргарита почувствовала озноб. Ее семья была всем для нее. Всем.
Брэм понял ее замешательство и добавил:
— Теперь ты будешь послушной девочкой, правда?
— Да, — процедила она сквозь зубы.
— Как насчет легкой улыбочки?
— О, конечно, — ее лицо исказилось от гнева.
— Улыбку, Маргарет, — настаивал он.
Она состроила ему гримасу. Это единственное, что она могла ему продемонстрировать.
— Ну, хорошо, мы поработаем над этим в будущем.
Маргарита была бы счастлива, если бы ей удалось как следует лягнуть его ногой. Вместо этого она высвободилась и стала спускаться впереди него по лестнице, задрав подбородок вверх и преувеличенно расправив плечи.
Но ее бравада не удалась, ее трясло, она чувствовала себя ужасно. Разозлившись на собственную слабость, она сбросила маску независимости и пошла обычной походкой.
Вся ситуация была отвратительна. И во всем был виноват только Брэм. Он не собирался вести себя вежливо, как подобает джентльмену. Он продолжал обвинять ее в преступлениях, которые, как он считал, она совершила, и Маргарита не знала, как разубедить его.
Большую часть ночи она провела, строя планы, надеясь прийти к какому-нибудь приемлемому решению, которое позволит ей сбежать от этого человека и не дать ему мучить ее.
Все время ей мешали чудовищная головная боль и осознание полнейшей безысходности. Брэм прекрасно понимал все это. Опозорив Маргариту во время свадьбы с другим человеком, он лишил ее вполне определенного социального статуса. Она теперь стала предметом сплетен и жертвой насмешек. И все потому, что ее муж, муж, который, как она считала, потерян навсегда, оказался весьма живучим. Если бы она теперь бросила его, после того, как он пытался ее изнасиловать, ее бы заклеймили как злую и бессердечную женщину.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — пробормотал Брэм, беря ее за руку и ведя рядом с собой.
