Франсуаза Саган - В ловушке любви
А в тот вечер, как уже говорилось, я сидела между моим покровителем-финансистом и новым несчастным другом. Я спокойно наблюдала, как веселится народ, когда разразился скандал. Виновником его был один очень красивый и очень пьяный молодой человек. Он начал задирать Дидье, а тот, слегка разомлев, как впрочем и я, не сразу понял, что обращаются к нему.
— Дидье, Дидье, — кричал молодой человек. — Меня просили передать вам привет. От вашего друга Ксавье. Я его встретил вчера в таком месте, которое я вообще-то не имею привычки посещать. Мы много говорили о вас.
Я знала, кто такой Ксавье, хотя и не была с ним знакома. И прекрасно понимала, кем он был для Дидье. Мой друг побледнел, но промолчал. Тишина нависла над нашим углом стола, а молодой человек, окончательно обнаглев, продолжал пуще прежнего:
— Вы что не поняли, о ком я говорю? О Ксавье!
Дидье все молчал, словно эти резкие «Кс» были гвоздями, которые вбивали ему в руки или память. И я была уверена, что в этот момент Дидье вовсе не заботился о том, что подумают о нем люди, сидевшие рядом за столом. Он мучительно спрашивал себя, что о нем наговорил Ксавье этому наглецу и насколько безжалостно они насмехались над ним. Он кивнул два или три раза. На губах застыла жалкая, но доброжелательная улыбка. Но этого было недостаточно. Теперь уже все смотрели на него, а молодой красавец сделал вид, что неправильно понял Дидье, приняв его кивок за отрицание.
— Как, господин Дидье, имя Ксавье вам ничего не говорит? Молодой брюнет с голубыми глазами. В общем, красивый парень, — добавил он со смехом, словно извиняясь перед окружающими за Дидье.
— Я знаю одного Ксавье… — начал было Дидье угасшим голосом, а затем резко замолчал.
Мадам Дебу, которая сидела рядом со скандалистом и не одернула его то ли по рассеянности, то ли нарочно, наконец решила прекратить свару.
— Вы слишком громко кричите, — попеняла она соседу.
Но последний был из новеньких и еще не знал, что предупреждение в устах мадам Дебу означало приказ. В данном случае приказ замолчать.
— Так вы все-таки знакомы с Ксавье? Ну, слава богу.
Он улыбался, довольный самим собой. Кто-то глупо хихикнул, скорее всего от неловкости, но этот смешок подхватили, и он сделал круг, добравшись до нашего угла стола. Восемь испуганных и вместе с тем довольных лиц было повернуто в сторону Дидье. Я видела его очень длинную и белую ладонь, судорожно цеплявшиеся за скатерть пальцы. Но движения эти хоть и судорожные, были вместе с тем слабыми и робкими. Он вовсе не собирался сорвать в порыве бешенства эту скатерть, а как бы наоборот, мечтал спрятаться под нее.
— Я очень хорошо знаю Ксавье, — сказала я громко. — Это мой хороший друг.
Все изумленно взглянули на меня. Может, я и была любовницей Юлиуса и протеже мадам Дебу, но как бы там ни было, все привыкли к тому, что я та женщина, которая обычно отмалчивается. Поначалу растерявшись, наш противник быстро пришел в себя и, возбудившись еще сильнее, перешел все границы.
— И ваш друг тоже? Смотри-ка! Сердечный друг, не так ли?
В следующую же секунду Юлиус уже стоял позади меня. Он не сказал ни слова. Он лишь бросил на молодого человека один из тех взглядов, от которых люди обычно испытывают беспокойство и неловкость. Этот взгляд мне уже был хорошо знаком. Еще через секунду мы направлялись к выходу. Я едва успела схватить Дидье за руку, и вот мы уже стояли в холле Опера. Там мы снова превратились в людей света. Мы взяли в гардеробе пальто и стали спускаться, когда на лестнице нас догнал один их холуев мадам Дебу.
— Вы должны вернуться. То, что произошло — просто нелепо. Ирен в бешенстве.
— Я тоже, — сказал Юлиус, застегивая пальто. — Мадам и господин Дидье были моими гостями на сегодняшнем вечере.
А когда мы вышли и глотнули свежего воздуха, я расхохоталась, прыгнула на шею Юлиусу и поцеловала его. Он был в ту минуту очарователен на морозе, в своем коротеньком пальто цвета морской волны. Его двадцать волосинок встали на голове дыбом то ли от ветра, то ли от злости. Нет, он был просто неотразим. Дидье приблизился ко мне и прижался к бедру, как это обычно делают собаки, которых непонятно за что наказали.
— Как здорово, что мы ушли оттуда, — сказала я быстро. — Я уже была больше не в состоянии высидеть ни минуты. Юлиус, благодаря вашей заботе о моем счастье (я сделала ударение на слове «моем») мы выиграли два часа. Здорово, мы отпразднуем это в Харрис-баре.
Мы отправились пешком на улицу Дону и с полчаса поболтали о том о сем, пока Дидье не пришел в себя. Наверное, в то же время за одним из столиков в Опера творилась жуткая суматоха. Не скоро мадам Дебу простит мне эту выходку. Редко кто осмеливался покинуть стол раньше нее. Словно «миледи», она, наверное, уже составила план своей мести, и если бы не то безразличие, которое я испытывала по отношению к ее подручным, то вряд ли мне удалось бы спокойно уснуть в ту ночь. Если не считать чувства признательности, которое я испытывала к Юлиусу, у меня не было больше причин присутствовать на этих ужинах. Кроме, правда, одной: я не знала чем занять вечера. Постоянно находясь рядом с Аланом, я отвыкла от одиночества. К тому же Алан сделал все, чтобы отдалить меня от парижских друзей. Теперь я понимала, что это ему удалось. Может быть, на первый взгляд мы и составляли очаровательную пару, но терпели нас с трудом. Очевидно, из-за той нервности, которая словно электрический разряд била окружавших нас людей. Мои друзья тоже изменились за эти три года. У них появились другие заботы. Их интересовали дела и деньги, и в глазах такого привилегированного человека, как я, они превратились в мелких или крупных мещан. Они перешли барьер зрелости без меня, а я вернулась к ним все тем же подростком, сбежавшим от другого беспечного и богатого подростка по имени Алан. Наверное, сами того не зная, мы с Аланом сильно их раздражали. Словно герои, сошедшие со страниц Фитцжеральда, мы не имели ничего общего с тем точным, материальным и жестоким миром, в котором они вынуждены были жить и барахтаться. Работа, семья, замкнутый круг забот. Были, конечно, и те, кто опоздал на поезд: веселые алкоголики или люди, покорившиеся судьбе, как Малиграссы (правда, Малиграссы уже были стары для борьбы). Да встречались еще одинокие отшельники, измученные ностальгией, но с ними обычно никто и не желал встречаться. Вот почему великолепный и ничтожный, очень жестокий круг мадам Дебу развлекал меня. По крайней мере, эти не позабыли своих амбиций. Они всегда были одни и те же. Им не надо было переодеваться.
8
На следующий день Дидье позвонил мне в редакцию, пробормотал что-то по поводу вчерашнего инцидента и пригласил в бар на улице Монталамбар, где него была привычка бывать. Он хотел познакомить меня с одним очень дорогим ему человеком. Я тут же подумала о Ксавье и почувствовала себя неловко. Я даже собралась было отказаться, потому что терпеть не могу вмешиваться в личные дела друзей, но потом подумала, что раз он хочет этой встречи, значит, по той или иной причине, она ему необходима, и согласилась.
Я пришла в бар немного раньше назначенного времени, устроилась в уголке и, подождав немного, попросила официанта принести мне газету. Тогда мужчина, сидевший за соседним столиком, повернулся и, вежливо проговорив «если вы позволите», протянул мне свою. Беря газету, я улыбнулась незнакомцу. У него было спокойное лицо, карие глаза, жесткий рот и большие руки. Что-то во всем его облике говорило о сдерживаемой внутренней силе и легкой разочарованности в жизни. Он тоже посмотрел на меня, посмотрел прямо в глаза. И когда он заметил, что в этом номере совершенно нечего читать, я тут же поверила ему на слово.
— Вы любите ждать? — спросил он.
— Смотря кого, — ответила я. — В данном случае речь идет об одном из моих добрых друзей. Так что меня это не очень беспокоит.
— Может, поболтаем, пока вы ждете?
К своему великому удивлению — ведь я не любительница подобных знакомств, — через пять минут мы уже весело болтали о политике и кино. Я нисколько не чувствовала себя скованной. У него была какая-то очень спокойная манера предлагать сигарету, давать прикурить, подзывать официанта. Она была тем приятнее, что в последние дни меня окружали в основном люди нервные и истеричные. Глядя на него, я почему-то подумала о деревенской жизни. В этот самый момент в бар вошел Дидье. Увидев нас, болтающих и смеющихся, он в изумлении застыл на месте.
— Извините за опоздание. А вы что, знакомы?
О небо, подумала я, неужели это Ксавье? Я никак не могла понять, что общего между этим человеком и тем крутым малым, о котором рассказывал мне Дидье.
— Мы только что встретились, — сказал незнакомец.
И тогда Дидье представил нас.
— Жозе, это мой брат Луи. Луи, это мой друг Жозе Аш, о которой я говорил тебе.
— А, — сказал Луи.
