Норман Богнер - Комплекс Мадонны
— Если я не ошибаюсь, это значит тридцать пять долларов в час. Вы собирались принимать мисс Хикман с такой регулярностью каждый месяц?
— В ее случае это было необходимо.
— В течение какого периода: нескольких недель, месяцев, лет?
— Что касается ее, я бы сказал, нескольких лет.
— Вы не поможете нам своими соображениями по поводу того, сколько лет, по-вашему, требовалось на лечение мисс Хикман?
— По меньшей мере три года, максимум — шесть.
— Значит, за три года ее счета составили бы общую сумму приблизительно в сорок тысяч долларов, а за шесть лет — восемьдесят тысяч долларов. Приблизительно так?
— Невозможно сказать, сколько получилось бы.
— Но вы только что сказали суду, что требовался трех-шестилетний курс лечения. И у меня нет причин подвергать сомнению ваше заключение.
— Ну, значит, это действительно должно было быть столько, сколько вы сказали. Я никогда не задумывался над расчетами.
— Выплатить такую сумму за этот срок — довольно непросто, так, доктор?
— Это зависит от ваших доходов.
— Давайте хорошенько порассуждаем, доктор. Если кто-то зарабатывает тридцать тысяч долларов в год, тринадцать тысяч уходят вам за лечение, семь — на налоги, остается не так уж много.
— Вы намекаете, что я беру слишком много?
— Прошу прощения, если у вас создалось такое впечатление. Я просто хотел узнать, консультировались ли вы с кем-либо по поводу кредитоспособности мисс Хикман.
— В этом не было необходимости. Мистер Франклин согласился оплатить все счета.
— Поэтому каждый месяц вы отправляли их ему?
— Да.
— Вам оплачивали их незамедлительно?
— Да.
— У вас были основания сомневаться в кредитоспособности мистера Франклина?
— Совершенно никаких.
— Вы проверяли ее?
— Это глупо.
— Почему?
— Предположим, к вам за консультацией обратился бы один из Рокфеллеров или Кеннеди, у вас были бы сомнения по поводу того, смогут ли они оплатить счет?
— Замечательно, доктор. Ваше объяснение великолепно.
Теперь Алекс повернулся к Фреру, его лицо было искренним, а манеры спокойными.
— Доктор Фрер, в вашей практике случалось такое, что к вам обращалась жена, пытающаяся убедить мужа обратиться к вам и пройти курс лечения?
— Да, случалось. И мужья, и жены. Это очень щекотливая ситуация.
— Пожалуйста, расскажите, почему.
— Ну, существуют некоторые предубеждения против вмешательства психиатра, и неизменно, если это жена обращается ко мне с просьбой вылечить мужа, муж обязательно говорит, что именно жена, а не он нуждается в помощи.
— Вы занимаетесь супружескими парами?
— Да, время от времени.
— Давайте предположим, — раз такое случалось в вашей практике, — что вы беретесь вылечить мужа одной женщины и обнаруживаете, что это будет трудновыполнимо. Вам приходилось обсуждать это с его женой?
— Приходилось. В зависимости от обстоятельств.
— В каких случаях вы посвящаете во все жену?
— Когда считаю, что это поможет мужу.
— Случалось ли когда-нибудь при проведении подобных курсов лечения, — предполагая, что вы занимаетесь с мужем, — чтобы он просил вас ничего не говорить его жене. Что-то вроде: «Пожалуйста, что бы вы ни делали, не говорите моей жене» или подобные слова?
— Постоянно.
— И как вы поступаете? Говорите жене или нет?
— Это зависит от того, по моему разумению, поможет ли это больному.
— Вы можете выразиться поточнее?
— Да, если вам угодно. Если существует некое обстоятельство, способное помочь паре в супружеской жизни, иногда полезно выявить его, обсудить с обеими сторонами, так как эта, если так можно выразиться, тайна и является причиной того, что человек обратился ко мне.
— Благодарю вас, доктор. Итак, когда мистер Франклин впервые пришел к вам, какое впечатление… Позвольте мне перефразировать вопрос. Когда мистер Франклин впервые пришел к вам, вы уже слышали о нем?
— Да, слышал.
— Когда это произошло?
— В прошлом году, не помню точно когда, я прочитал статью в журнале «Форчун», в которой он упоминался.
— Вы помните содержание статьи?
— Ну, что-то о том, что он на Уолл-стрит держится в тени, очень таинственен… его сравнивали с Хьюзом по части того, что оба неохотно рассказывают о своей личной жизни. Говорилось, если память не подводит меня, что он несметно богат и имеет долю во всем: электронике, компьютерах, землеустройстве, являясь директором десятков фирм.
— Каково было ваше впечатление от первой встречи?
— Я был восхищен.
— Можете сказать, чем?
— Ну, он показался мне в высшей степени интеллигентным и восприимчивым к окружающим вещам. Мы как-то перешли к разговору о живописи, и я был поражен, узнав, что его знания сделали бы честь специалисту в этом вопросе.
— Было что-либо еще?
— Дайте вспомнить. Меня поразила его уверенность, его манера подавать себя, которая, случается, переходит в помпезность или надменность, но в его случае выражалась лишь в уверенности.
— Вы можете рассказать нам о предмете вашего разговора?
— Мисс Хикман. Ее болезнь и предстоящее лечение.
— Во время беседы вы узнали что-либо о чувствах мистера Франклина к мисс Хикман?
— Да, он говорил кое-что об этом, и я лишь повторяю его слова: «Мне все равно, сколько денег потребуется для того, чтобы вылечить ее. Я на много лет старше ее, и я люблю ее больше собственной жизни». И еще что-то о безумии среднего возраста, но он был готов посвятить себя всего молодой женщине независимо от исхода лечения.
— Вам известно, что он под этим подразумевал?
— Ну, была ли необходимость помещать ее в лечебницу.
— Не было ли у вас причин заподозрить, что мистер Франклин лжет?
— Нет, разумеется, нет. Никаких.
— Он не раскрывал вам планы и надежды, которые питал в отношении мисс Хикман?
— Раскрывал. Он сказал мне, что как только она выздоровеет, то он женится на ней, если она согласится.
— Вам когда-либо приходили мысли, что он психически ненормален?
— Я не лечил его, поэтому сказать трудно.
— Хорошо. Не казался ли он вам истеричным, неуравновешенным, необъяснимо возбужденным?
— Нет, он производил впечатление в высшей степени уравновешенного человека.
— Вы не обещали рассказать ему через месяц-два после начала лечения, какой продолжительности курс потребуется мисс Хикман?
— Я сказал, что постараюсь определить это.
— Мистер Франклин не просил вас держать его в курсе того, как протекает лечение?
— Да, просил.
— Вы давали ему заверения, что сделаете это?
— Возможно, давал.
— Вы говорили или не говорили, что будете держать его в курсе?
— Вероятно, говорил.
— Вероятно, вы говорили. Не вел ли мистер Франклин по отношению к мисс Хикман себя как заботливый супруг?
— Да, создавалось такое впечатление.
— Когда он вышел из вашего кабинета, вы составили о нем какое-либо мнение?
— Как я говорил, он произвел на меня большое впечатление.
— Лично он или то, что вы о нем читали?
— Лично мистер Франклин.
— Был ли он человеком, которого вам хотелось бы узнать лучше?
— Да.
— Почему, доктор Фрер?
— Я уважал его.
— Теперь рассмотрим случай с заботливой женой, мужу которой вы помогаете. На каком этапе лечения вы посвящаете ее в то, как оно протекает?
— Это зависит лишь от того, поможет ли это больному. Сначала я должен определить это. Никакого определенного этапа нет.
— Все зависит исключительно от вашего профессионального суждения?
— Да, сэр.
— Не спрашивал ли мистер Франклин вас постоянно об успехах лечения мисс Хикман?
— Да, спрашивал.
— Вы ему сообщали о них?
— Я говорил, что ей становится лучше, но потребуется какое-то время.
— Не был ли мистер Франклин обеспокоен и не удовлетворен такими ответами?
— Был. Он хотел знать больше.
— Но вы решили не говорить ему?
— Я полагал, что так будет лучше для мисс Хикман — в конце концов, именно она являлась моей пациенткой.
— А мистер Франклин был просто открытой чековой книжкой? Как вы полагаете, устроил бы мистер Франклин ограбление вашего кабинета, если бы вы сообщили ему все, что он хотел знать?
Сэндфорд вскочил на ноги:
— Протестую, прошу снять вопрос.
— Вопрос снимается.
— Просила ли вас мисс Хикман о том, чтобы вы ничего не говорили мистеру Франклину о ее болезни?
— Она жила в ужасе перед тем, что я это сделаю.
— Значит, вы уступили ее желаниям — желаниям больной женщины с расстроенной психикой, а не просьбам рассудительного умного мужчины, который и обратился к вам?
