Мэри Уэсли - Разумная жизнь
— Перестань. Сейчас соберешь толпу. Заткнись же, — шипел Космо, обеспокоенный весельем друга.
— Да не будь ты таким уж англичанином, — танцуя, пропел Бланко.
Космо почел за благо удрать и рванул с места.
Бланко подпрыгивал и приседал, вытанцовывая фигуры на песне. Он напевал мелодию, которую слышал, когда видел, как Джек Бучанан танцевал с Элси Рэндолф. В своем ликующем танце он продвигался к волнам, взбивая песчаные облака. Бриз с моря неприятно раздражал глаза, трепал волосы. Он воздел руки к небесам и завертелся в экстазе.
Наконец Бланко остановился, он был один на пляже, стоял и смотрел на огни города, отражающиеся в воде, на цвет волн, освещенных луной. Они серебряные или изумрудные? А море черное или зеленое? Облако наплыло на луну, стало прохладно, и Бланко повернул обратно. В этот момент он увидел Флору.
Флора, крепко закрыв глаза, входила в воду. Она была одета. Бланко схватил ее, и она ударила его.
Бланко прижал ее руки к бокам и вытащил на берег. Она пиналась изо всех сил, била каблуками по его костям, и очень больно. Бланко крепко держал ее левой рукой, а правой шлепнул.
— А ну стой спокойно!
Она снова ударила его.
— Сука. — Он тряхнул ее как следует. — Перестань. — Его ужаснуло ее молчание. Она увернулась из-под руки Бланко и снова попыталась ударить. — Я знаю, кто ты, — сказал он. — Я отведу тебя к мадам Тарасовой.
Флора продолжала молчать.
— Пошли, — велел Бланко, — иди давай. — Он крепко держал ее. — Если ты можешь идти в море, то можешь подняться и на холм.
— Пропали мои лучшие брюки, — сказал он Космо.
— Отдай почистить. А что случилось?
Космо уже разделся и лежал в постели.
— Я только что рассказал мадам Тарасовой, что поймал ее, когда она входила в воду. С закрытыми глазами!
— О Боже!
— И без единого слова! Ты бы видел, как она дубасила меня! Посмотри на мои голени, она разодрала мне кожу. И вон — сплошные синяки.
— А что мадам Та…
— Сказала что-то по-русски, потом что-то про горячее молоко, по-французски… Что-то вроде „закрыть“.
— Закутать.
— Правильно, закутать. Она больше говорила по-русски, а потом поблагодарила меня по-французски. Она целовала ее, обнимала, аж вся взмокла. Она сказала, чтобы я оставил ее ей. Ты только посмотри на мои брюки! — взвыл Бланко.
— Давай дальше.
— А потом эта ее треклятая собачонка скатилась по ступенькам, а мы стояли на пороге, и захотела меня тяпнуть. Девчонка как будто очнулась от этого и стала смеяться. Тарасова махнула мне, чтобы я уходил, и перед моим носом закрыла дверь. А ты думаешь, все это отчистится? Смотри, соль высыхает и проступает.
— Она шла во сне, как ты думаешь? — спросил Космо, обхватив колени рунами.
— Ты во сне никого не кусаешь, — Бланко кинул брюки на стул.
— Я думаю, надо сказать моей маме.
— Давай, подождем, посмотрим, что станет делать Тарасова. Она казалась какой-то отстраненной, и никто бы не захотел вмешиваться больше, чем…
— Может, моя мама поможет, если мы ей расскажем.
— Почему? — спросил Бланко.
Космо и сам не знал, почему он так думал.
— Конечно, дети не совершают… — Но ни он, ни Бланко не произнесли этого слова — „самоубийство“. Бланко заявил, что ему лучше пойти и принять горячую ванну.
ГЛАВА 7
— Я думаю, надо размять ноги перед сном. — Ангус стоял с Милли в вестибюле. Они пожелали спокойной ночи Роуз и ее дочерям. — Я бы хотел подышать свежим воздухом перед сном. Ты составишь мне компанию? — спросил он Феликса.
— Спасибо, сэр, да.
— Тогда спокойной ночи, дорогой. Не задерживайся слишком долго, — сказала Милли, поднимаясь вверх по лестнице. — Не забудь, что завтра утром приезжают девочки, так что тебе понадобятся силы.
Ангус и Феликс вышли на улицу.
— Я считаю, что говорить со взрослой дочерью — дело очень трудное, — сказал Ангус, — хотя твоя мать — прекрасный пример того, что при этом можно остаться в живых.
Феликс рассмеялся.
— Мои родители уже перестали их пересчитывать, три сестры замужем. Дома у матери остались только две.
— Что я сейчас хочу на самом деле, — сказал Ангус, легко переставляя ноги, — это зайти в казино и чтобы про это не узнала моя жена.
— О, — произнес Феликс и задумался, сколько при нем денег.
— Но это не то, о чем ты подумал, — сказал Ангус, — я подозреваю, что там есть телеграфный аппарат. Читать вчерашнюю газету — не дело, мне надо знать свежие новости из дому.
— Да, один такой аппарат есть в фойе казино, — сказал Феликс. — Я думаю, вас интересует вероятность забастовки?
— Да, забастовки, которая может привести к революции.
— Наверно, сэр… — начал Феликс с удивлением.
— Множество молодых людей в Москве и Санкт-Петербурге говорили „наверно, сэр“ с таким же упором, как и ты, — мрачно сказал Ангус. — Я же не говорю, что она будет, но если мальчики вроде приятеля Космо, Виндеатт-Уайта, симпатизируют шахтерам, подумай, сколько симпатий они могут завоевать по всей стране.
— Я думаю, что ваши консерваторы заблуждаются насчет того, что профсоюзы попали под влияние коммунистов.
— Это довольно распространенное мнение. Горячие головы вроде Уинстона Черчилля рвутся в бой. А такие, как Саймон, ничуть не глупее, едва ли верят. Вот-вот, но ты знаешь, как разрастается грибница? А какие заголовки для прессы? Красота! Но существует еще и Бекенхед, интересная личность, и уж конечно, Джойнсон-Хикс, которому везде мерещатся большевики.
— Ваш министр внутренних дел?
— Да. Никого из них я не знаю лично, я ведь просто солдат на пенсии. И ненавижу политику. Ни на йоту никому из них не верю. И если спросить меня, то я уверен, что у короля гораздо больше здравого смысла, чем у всего кабинета. Закройте его в одной комнате с А.-Дж. Куком, и он вмиг решит все проблемы, и справедливо, — пробурчал Ангус.
— Он представляет горняков, этот Кук? — Феликс говорил по-английски хорошо, но не слишком уверенно.
— Да, представляет. И король любит шахтеров. И я люблю шахтеров, они замечательные парни.
— Из газет я понял, что они требуют прожиточного минимума. А что это такое?
— Это то, чего они никогда не получат, — коротко ответил Ангус. — Потому что переговоры зашли в тупик.
— Итак?
— Итак, возникла антибольшевистская паника из-за угрозы общенациональной забастовки и вытекающих из нее ужасов, и я тоже участвую в панике. И я должен быть дома и подчиняться гражданскому уполномоченному моей территории. Черт бы его побрал, дурака. Я уже служил под ним в войну, и я не хочу ссориться с министром. Но если буду рядом, может, и смогу удержать его от какой-нибудь глупости. Он меня побаивается. Он какой-то дальний родственник моей жены.
— О, — сказал Феликс. — Да?
— Я не хочу волновать жену, но в случае чего, я оставлю ее здесь и поеду домой один. Мне будет спокойнее, если они с Мэбс поживут во Франции.
— А сын? — спросил Феликс. Они как раз подходили к казино.
— Космо? Он вернется в школу. И так много пропустил из-за своего колена. О! Я знаю вон тех ребят. Привет, Фредди, и не Ян ли с тобой?
Ангус приветствовал мужчин, выходящих из казино. Он представил Феликса. Фредди и Ян, казалось, пришли за тем же, за чем и Ангус. Они остановились поделиться новостями и обменяться мнениями с мужчинами — все они были того же возраста, взглядов, что и Ангус; Феликс наблюдал за ними со смешанным чувством восхищения и удивления. Невозможно было ошибиться и принять их за кого-то еще, а не за англичан. Он попытался понять, что в них такого английского? Голос? Поза? Одежда? Манера стоять? Что? Подошли еще несколько отцов семейств, отдыхавших здесь в пасхальные каникулы, и на каждом была эта невидимая печать. Полное единодушие, гармония. Потом все стали расходиться.
— Спокойной ночи, спокойной ночи, — и каждый пошел своей дорогой.
— Извини, — сказал Ангус, — тебе, конечно, скучно и надо было зайти и сделать ставку-другую, еще не поздно. Хочешь?
— Немного поздно, сэр. И мне ничуть не скучно. Я с удовольствием наблюдал за вами. Вы все такие англичане.
— Нет, был один шотландец, — Ангус распушил усы.
— Может, мне надо было сказать „британцы“?
— Англичане тоже хорошо. А чего ты ожидал? На кого мы должны быть похожи?
Они шли к „Марджолайн“.
— Я хочу сказать, сэр, что, увидев, как вы стоите с друзьями… хм… ну вот если бы я с вами никогда не встречался, не слышал, на каком языке вы говорите, я все равно бы догадался, что вы — англичане. И я пытался понять почему.
Ангус слушал вполуха.
— Поговорив с парнями, я немного успокоился. Теперь могу насладиться отдыхом. — И потом: — Дорогой мой, то, что ты говоришь, — абсурд. Посмотри на людей любой национальности, и ты догадаешься, кто они. Все знают, что голландцы — скучные, французы — веселые. Стоит только взглянуть на них…
