Виктория Клейтон - Дикие сердцем
— Это ее лучшее платье, — прошептала Френки.
Шепот Френки звучал громче, чем чей-либо полный голос. Рут нахмурилась еще больше и повернулась, собираясь уходить.
— Очень красивое платье, — осторожно заметила я. — Как мило, что ты решила заглянуть к нам.
Рут опустила глаза и ничего не ответила.
— Садись за стол, — сказала Прим. — Я помню тебя по воскресной школе. Ты замечательно нарисовала Ноев ковчег.
Рут с опаской посмотрела на Прим, осторожно подошла и уселась на подоконник. Добрых три фута отделяли ее от нас.
— Ты плакала? — спросила Френки, обратившись к Прим. Ничто не могло укрыться от ее пристального взгляда. — У тебя потекли глаза, тушь размазалась на щеках.
После того как Вер ушел и Прим всплакнула, она быстро успокоилась, однако тушь потекла.
— Я была ошарашена, увидев его, — оправдывалась Прим. — Я не была готова. Ненавижу себя за то, что была с ним саркастична и холодна. Мы ведь должны были говорить о другом.
Щадя чувства Прим, я ни разу не произнесла имя Вера, но во время ленча Прим неоднократно тяжело вздыхала и повторяла:
— Какая же я дура! Какая дура!
— Ты совсем не дура, — успокаивала ее я. После пятого или шестого раза я произносила эти слова уже автоматически.
— Ненавижу воскресную школу, — Френки сморщила носик. — Ненавижу петь псалмы. Это так скучно. Постоянно рисовать овец то еще удовольствие. А от миссис Виннакотт плохо пахнет.
— Чепуха! — заявила Прим. — Не ковыряйся в носу, у тебя грязные пальцы. Ты можешь занести инфекцию. И не смей затаскивать козявок в рот.
Я не могла сдержать улыбку. Прим, как суетливая наседка, совала носовой платок нераскаявшейся Френки.
— Она воняет. От нее исходит запах, как от жидкости, которой моют туалеты в школе. Дизи… дезинфекция.
— Замечательно! Это ведь приятный, свежий запах.
— Она пахнет не только этим, — не сдавалась Френки. — Когда миссис Виннакотт склоняется надо мной, я слышу запах какашек.
— Это ужасно! — Прим оставила роль строгой воспитательницы и звонко рассмеялась. — А тебе нравится ходить в воскресную школу, Рут?
Рут кивнула.
— Я люблю звонить в колокольчики, — осторожно сказала девочка.
Я заметила, что после того, как Прим сделала замечание Френки по поводу грязных ногтей, Рут спрятала руки в карманы.
— Мама заболела. Поэтому я не могу больше посещать школу, — пояснила она.
— Не можешь? Но ваша мама выздоровела, не правда ли? Обязательно приходи завтра.
Рут обреченно пожала плечами. Я заметила, что у девочки нервный тик: она вздрагивала каждые несколько секунд. Было очевидно: ее что-то угнетает.
— Ненавижу эти дурацкие колокольчики! — вмешалась в разговор Френки. — У меня болит голова от колокольного звона. Бом, бом, бом, — очень громко нараспев произнесла она прямо мне в ухо.
Присутствие Рут плохо влияло на поведение Френки. Девочка чувствовала, что перестала быть центром внимания.
— Пойдемте прогуляемся, — предложила я. — Я понесу Титч.
Малышка лежала, полузакрыв глаза, и сосала палец.
— Да, да, пойдемте в хижину! — Френки подпрыгнула на месте. — Я пойду впереди. Можно, мы завяжем тебе глаза? — В руке Френки держала носовой платок Прим.
— Боюсь, что у меня не получится спуститься по извилистой тропинке с завязанными глазами. Я свалюсь на землю и скачусь со склона в реку. Обещаю, что закрою глаза, как только мы подойдем к двери.
— Идите за мной! Идите за мной! — кричала Френки.
Ее крик напугал Титч. Малышка заплакала.
— Здравствуйте. Можно войти? — в комнату вошел Эдвард. — Я долго стучал, но вы не слышали. Мы должны идти за тобой? Покажешь нам дорогу, юная леди? — Эдвард тепло улыбнулся и посмотрел сверху вниз на Френки.
— Я не собиралась приглашать никаких мужчин, — резко ответила Френки.
— Очень грубо, Френки! — сказала Прим. — Ты должна извиниться перед доктором Гилдкристом.
— Все в порядке. — Эдвард присел на корточки. Его голова оказалась на одном уровне с головой Френки. — Когда маленькие девочки приходят в больницу, я прошу их высунуть язык. Давай проверим твой. — Френки высунула язык. — О, какой ужас! Как грубо! Высунь еще. Ого, очень хорошо! А теперь делай так, — Эдвард приложил большие пальцы к ушам и помахал остальными пальцами.
Френки захихикала. Титч залилась звонким смехом. Только Рут даже не улыбнулась.
— Эдвард, прекрати! — Прим встала со стула и натянула плащ.
— Секундочку! — Эдвард вытащил платок и провел по ее щеке. — Или сажа, или косметика. — Большая красная рука Эдварда легла на плечо Прим. Он наклонился и нежно посмотрел ей в лицо. — Что с тобой? Успокойся, старушка.
— Ты мог бы сказать: тпру, лошадка, — сказала Прим угрюмо. Затем, сделав над собой усилие, добавила: — Не обращай внимания. Я самая настоящая идиотка.
— Я знаю огромное количество эпитетов, которые тебе подходят. Среди них нет слова идиотка.
Лицо Эдварда лучше всяких слов говорило о любви, которую он испытывал к Прим. Я отвернулась. У меня возникло чувство, что я стала свидетелем чего-то очень личного, очень интимного.
— Пойдемте! — нетерпеливо крикнула Френки.
Под массивными фиолетовыми тучами небо стало желтым. На мгновение показалось солнце, и сад огласился птичьими трелями. Френки бежала впереди и напевала что-то под нос. Рут замыкала процессию. Я закрыла глаза перед дверью в хижину. Потная ручонка ухватила мою руку и затащила меня вовнутрь. Открыв глаза, я издала возглас удивления. Стены хижины были украшены цветами: оранжевыми тюльпанами, ярко-красными пионами, белыми и голубыми ирисами и охапками зеленых листьев. Хижина преобразилась. Эффект был потрясающим, хотя некоторые цветки уже начали увядать.
— Мои дорогие, где вы раздобыли эти прекрасные цветы? И как вам удалось прикрепить их к стене?
Присмотревшись внимательней, я обнаружила следы клея, стекавшие по стене.
— Я нарвала цветов с наружной стороны заборов, — промямлила Френки несколько виновато. — Честное слово, я не лазила в чужие сады. А Рут испекла печенье.
Скатерть из красного бархата, украшенная цветами, покрывала стол. На самодельных тарелках из листьев лежали темные и розовые в полоску сосиски, а также крохотные кусочки серого цвета печенья с ягодами смородины посредине. В центре стола стояло блюдо с зеленого цвета желе, которое слегка растеклось по краям.
— Прекрасно! — Я поцеловала Френки. Девочка крепко обхватила меня руками за шею, вне себя от радости. — Спасибо большое за то, что ты сделала. Молодчина!
Я также поцеловала Рут, которая все еще держалась скованно и ни на что не реагировала.
Френки с ликованием подпрыгивала на месте.
— Скатерть мы сделали из маминого вечернего платья. — Прим и я обменялись взглядами. — Чашки слепили из глины, которую выкопали на берегу. Из дома мы принесли чайник и несколько пакетиков чая. У нас не оказалось молока, но зато есть сахар. Я пока разожгу огонь.
— Может ли мужчина предложить свою помощь? — смиренно спросил Эдвард.
— Пойдем со мной.
Френки выскочила наружу. Она волновалась, вероятно, ей приходилось устраивать вечеринки не так часто. Когда чайник закипел, Прим, я и Рут уселись за стол.
— Какое вкусное печенье, Рут, — сказала я и переложила Титч с одной руки на другую. Малышка закрыла глазки и стала засыпать. — Ты любишь готовить?
Рут повела плечами.
— В рецепте написано добавить в тесто яйца, но в доме не оказалось ни одного. Мама не очень хорошо себя чувствует, она не пошла сегодня за пособием.
Я не стала спрашивать Рут, начала ли мама снова пить.
— У тебя не получится убедить маму поговорить с нами? Мы смогли бы устроить так, что кто-то другой будет получать за нее пособие, пока она болеет.
— Не знаю, наверное, нет…
— Но Рут, дорогая, что вы будете есть? Нельзя жить так, как вы. Просыпаясь по утрам, вы не имеете понятия, кто сегодня вас накормит, чем и где. Малышка может заболеть, если не будет получать достаточного количества здоровой свежей пищи.
Рут выглядела абсолютно несчастной и обессиленной. Кожа под ее глазами была темного, почти лилового цвета. Мне хотелось обнять девочку, но я знала: ей это не понравится.
— Вы, ублюдки! — Уилл ворвался в хижину. Он был в грязи с головы до ног. — Вы должны были мне сказать! Умираю от голода. Я почти поймал форель, огромную форель. В следующий раз я сплету сеть. Ей уже не уйти от меня.
— Здравствуй, Уилл.
Уилл проигнорировал мое приветствие, подошел к столу и протянул черную от грязи руку.
— Не смей ни к чему прикасаться, Уильям Рокер! — в голосе Прим звучали металлические нотки. Уилл послушно отдернул руку назад. — Девочки тяжело работали, чтобы сделать нам сюрприз. Ты не имеешь права все испортить.
Наконец чайник закипел. Мы тут же стали пить чай, хотя Прим и я лишь час назад закончили ленч. Глиняные чашки начали распадаться, как только их наполнили горячей водой. Чай на вкус был похож на жидкую грязь. Я с трудом сделала несколько глотков. Сосиски оказались сырыми внутри. Мне пришлось проделать жонглерский трюк — и сосиска незаметно исчезла в кармане. Лишь Эдвард выпил чай до дна и теперь пережевывал сосиску с показным удовольствием. В моей порции желе неизвестно каким образом оказался прутик.
