Виктория Клейтон - Дикие сердцем
Она стояла у раскрытой двери, ее лицо пылало.
— Привет, — сказала она наконец. На этот раз ее голос звучал непривычно мягко. — Заходи.
Комната, казалось, стала меньше, когда Вер вошел. Его голова почти доставала до потолка. Вер обнял Прим, слегка привлек ее к себе и неловко коснулся губами щеки.
— Ты замечательно выглядишь, — произнес он. — Замечательно.
— Спасибо.
— Здравствуй, — сказала я. — Осторожно, не ударься головой о притолоку. Сегодня прекрасный день, не правда ли? — добавила я. Глупой фразой я попыталась отвлечь внимание Вера — Прим необходимо было некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Да, ты права. — Вер наклонился и посмотрел в окно. — Хотя как раз сейчас начинается дождик.
— О! — Я не знала, что сказать, умные мысли покинули меня.
— Как твои дела? — спросила наконец Прим. — Мы не виделись столько лет.
— Неужели, неужели прошло столько времени? — Вер казался растроганным. — О Боже, ты что-то сделала с волосами?
— Я подстригала волосы несколько раз с тех пор, как ты уехал.
— И, кажется, стала совсем большой. Ты выросла?
— Только внешне. — Прим постепенно приходила в себя. В ее голосе появилась привычная язвительность.
— Как я рад вновь увидеть тебя! Это замечательно. — Веру, кажется, не хватало слов.
Чтобы старые друзья не смущались под моим взглядом, я отвернулась и сделала вид, что пристально наблюдаю за луком-пореем, который жарился на сковороде.
— Гм, — Вер продвигался на ощупь. — А чем ты занималась все это время? Как поживают твои родители?
— Родители умерли.
— О, прости. Мне очень жаль.
— Не извиняйся, ведь ты не виноват в их смерти.
Я решила прийти Веру на помощь.
— Ты не смог бы открыть бутылку? — Я подала консервный ключ. — Мы с Прим собирались выпить по бокалу вина. Составишь нам компанию?
— Спасибо.
— Я принесу еще один бокал, — Прим выбежала из кухни.
— Ты привела старый дом в порядок, — сказал Вер, окидывая взглядом кухню.
Здесь действительно все сверкало — чашки, стопки тарелок на полках, выскобленный стол.
— Значит, ты знал крестную Виолы. — Увидев на лице Вера недоумение, я продолжила: — Хотела бы я пообщаться с Анной. Ты, очевидно, не знаешь: у бедняжки была болезнь Альцгеймера, умерла она не так давно. Это прозвучит довольно глупо, но я умываюсь в ее раковине, готовлю ужин в ее кастрюлях, читаю ее книги и сплю в ее постели, и поэтому иногда мне кажется, что мы с ней хорошо знакомы.
— Кто такая Виола?
— Крестница Анны. Анна оставила коттедж Виоле. Это замечательный маленький домик, полный прелестных вещей. Наши вкусы на удивление схожи. Я не преувеличу, если скажу, что мы с Анной родственные души.
— Разве сходство во вкусах гарантирует совместимость?
— Не обязательно. Но разве тебя не привлекают люди, которые любят то, что любишь ты?
— Никогда об этом не думал. Пожалуй, ты права.
Вер стоял слегка согнувшись, держал руке на поясе потертых хлопковых брюк и смотрел на меня сверху вниз. Его глаза казались большими, чем глаза Гая, из-за более темных ресниц. Я заметила дырку на рубашке, а нагрудный карман был полностью оторван. Сегодня Вер казался более расслабленным, чем на вечеринке в Гилдерой Холле.
— А вот и я! — Прим принесла бокал и налила вино. — Давайте выпьем за твое возвращение.
— За дружбу — новую и старую, — Вер поднял свой бокал. — И за встречу родственных душ.
Прим быстро взглянула на меня, затем перевела взгляд на Вера.
— Что ты здесь делаешь, Вер? Ты хотел увидеть Фредди?
— Я хотел увидеть Дасти. Но дело касается и Фредди. Боюсь, что у меня плохие новости. Ты наверняка не знаешь, Прим, но Гай проявил благородство и дал мне carte blanche на управление поместьем. Я проверил бухгалтерские документы и пришел к выводу, что необходимо немедленно кое-что предпринять. Мельница приносит убытки уже много лет. Я полагаю, что ее следует закрыть. Только что я сообщил об этом Дасти.
— Как он воспринял новость? — спросила Прим.
— На удивление спокойно. Очевидно, Дасти понимал, что все идет к этому. Я пообещал, что работы ему хватит на ближайшие двенадцать месяцев, — несколько коттеджей в поместье нуждаются в срочном ремонте. Затем он выйдет на пенсию и будет получать неплохие деньги. Таким образом, мне удалось подсластить пилюлю.
— А что будет с мельницей?
— В ближайшее время ничего. Дасти будет оставаться там столько, сколько пожелает. За это он будет поддерживать механизмы в рабочем состоянии. К сожалению, ты теряешь работу, — Вер виновато улыбнулся.
— Не знаю, что и сказать. Я огорчена и рада одновременно. Работа на мельнице нелегка и скучна, но она давала мне возможность хоть как-то существовать. Кроме того, у меня есть подопечные, о которых я должна заботиться.
— Какая же я тупица! — воскликнула Прим. — Я напрочь забыла. У меня есть превосходная работа для тебя. Совет больницы принял решение сделать подарок своему старейшему и самому заслуженному члену. Было решено написать ее портрет и повесить в холле больницы. Я дала тебе такие рекомендации, что решение было принято единогласно.
— Но ведь ты ни разу не видела моих работ!
— Ты права. Но я уверена, что ты сможешь разместить глаза и уши в положенных местах, не правда ли? Никакого кубизма и сюрреализма. Никто не хочет, чтобы леди Фриск выглядела более уродливо, чем она есть на самом деле.
— Леди Фриск? О Боже! Как она отнесется к этой затее? Боюсь, что она недолюбливает меня.
— Ее ужасное величество было настолько польщено предложением Совета, что смогло пробормотать лишь несколько слов о тяжком бремени, гражданском долге и о том, что надеется помочь тебе не скатиться по наклонной.
— Ты ведь не шутишь? Я так тебе благодарна! Ты столько для меня сделала!
— Прим нисколько не изменилась, — сказал Вер, поглядывая на Прим с теплотой. — Думаю, что ты должна стать премьер-министром. Только ты сможешь наладить эффективную работу правительства и заставишь бездельников-министров ходить по струнке. — Я заметила, как изменилось лицо Прим. — Именно такой ты мне и запомнилась. Нужно ли было организовать крикетный матч, чайную вечеринку, собрание садоводов, Прим всегда была главной. Все остальные оказывались слишком ленивыми или слишком заносчивыми. А тот случай! О, мне так стыдно! Помнишь конкурс талантов в муниципальном зале, когда пианист взял на две октавы выше, а сопрано вынуждена была пищать? — Вер засмеялся. — Прим вскочила на сцену и строго отругала зрителей за смешки. Тебе тогда не было и восемнадцати, но даже самые суровые мужики вжались в кресла от ужаса. Ха-ха-ха! Я совсем забыл об этом…
— Рада, что ты развеселился, — голос Прим был обманчиво мягок. — Продолжай.
Вер перестал смеяться, он понял, что сказал что-то не то.
— М-м, да… Я, кажется, не даю вам приступить к ленчу. — Прим словно окаменела. — Я должен идти. Спасибо за вино. Рад был снова вас увидеть. Прим, мы должны как-нибудь встретиться, поболтать. Я хочу узнать все новости.
Вер взглянул на меня. Каждое его движение выдавало замешательство. Мне пришло в голову, что Вер, несмотря на юношеские проступки, стал достойным мужчиной, не способным на хитрость, обман и подлость. Прим сложила губы в подобие улыбки. Точно так улыбаются политики, узнав, что проиграли выборы с незначительной разницей голосов.
— Я пока отнесу ножи и вилки, — сказала я, вытащила приборы из ящика комода и направилась в гостиную.
Вернувшись через несколько минут, я увидела, что Прим одна и плачет. Вера уже не было.
Глава 29
— Фредди, Фредди! — кричала Титч, протягивая ко мне руки.
Я усадила ее к себе на колени. Френки вошла и при жалась ко мне.
— Привет, дорогая, как твои дела? Ты запачкалась. У тебя грязь на носу.
— Мы хотели приготовить тебе сюрприз. Пришлось повозиться в хижине. — Френки махнула рукой. — Пойдемте, и все увидите.
— Погоди, дай нам допить кофе. А это кто? — Место у окна, где сидели Прим и я, было залито солнечным светом, дальняя же часть гостиной оставалась в тени. Рядом с дверным проемом стояла незнакомая девочка. Она заложила руки за спину, опустила голову и смотрела на нас исподлобья.
— Рут! — окликнула ее Прим. — Подойди поближе. Мы хотим разглядеть тебя.
Рут впервые появилась в коттедже. Она медленно приблизилась. Ее темные брови были нахмурены. Девочка явно была смущена. Темные, почти черные волосы Рут разделял прямой пробор. Сзади болтались две косички, перевязанные потрепанными ленточками. Кожа у Рут была оливкового цвета, да и черты лица говорили о примеси латинской крови. Я поняла, что она приходится сестрой малышам лишь по матери. Рут была одета в лиловое сатиновое платье. Длинный подол был в грязи.
— Это ее лучшее платье, — прошептала Френки.
