Жаклин Монсиньи - Флорис. Любовь на берегах Миссисипи
— Давай, пей, принцесса, ничего не поделаешь!
Девушки поддерживали раскачивающуюся голову Батистины. Желудок девушки отказывался принимать отвратительный на вкус напиток. Она с трудом заставила себя сделать один глоток. На лбу у нее выступил пот, однако неумолимые подруги заставили ее выпить все до последней капли.
— Ну как? — беспокойно прошептал Вальмир.
— Все чудненько, паренек, через три дня наша принцесса уже будет скакать, что твоя козочка! — решительно заявила Тонтон.
— Да… да… спа…сибо… я… я… чувствую себя лучше… дорогие… мои… о… я… так… счастлива… что… Вальмир… вас… вас… на…шел…
Луи подняла свечу над головой больной. Кожа Батистины постепенно становилась пунцово-красной. Тонтон склонилась над девушкой и заботливо вытерла пот, градом струившийся по ее лицу.
— Помолчи, принцесса… а то устанешь… Все идет прекрасно, лучше некуда!
Батистине было трудно смотреть. Ее вспухшие веки горели, а пламя свечи раздражало глаза. Однако она напряглась и спросила:
— Но… как… как… все это… случилось?
Усевшись на краешек кровати, Тонтон похлопала рукой по одеялу там, где находились ноги Батистины.
— Так вот, раскрой получше уши, принцесса, и все быстренько схватишь… Этот подлец-губернатор приказал меня и моих подружек снова законопатить в тюрягу… Старый хрыч настолько одурел, что решил нас судить, хотя, похоже, и сам не знал, к чему бы придраться… Но самое смешное, что он со своими дружками решил вновь припечатать нас цветочками лилии, будто он не знал, что они уже у нас есть. Вот уж и вправду обхохочешься!
Тонтон широким жестом задрала юбку. Луи последовала ее примеру. Увидев бедра проституток, Вальмир Доманжо широко раскрыл глаза.
— Господи Боже мой… бедняжки… — простонала Батистина, увидев клейма в виде цветков лилии на коже подруг.
Один цветок явно был давний, кожа на нем успела задубеть; второй же был совсем свежим, с багровым рубцом-валиком едва поджившего ожога.
Тут заговорила Людовик.
— Не беспокойся, принцесса, ему еще отольется, поганцу этакому… Так вот, губернатор со своими олухами решили отправить нас в бордель… Собственно говоря, мы особенно и не возражали, чего уж там… Так мы стали пансионерками мадам Гобаль… Там нас и нашел твой постреленок… А он не так уж глуп, этот парень из Акадии… явился в бордель искать сиделку, которая согласилась бы за тобой ухаживать.
— О!.. Я… Кожа Батистины стала пурпурной. На губах выступила пена.
Тонтон пощупала ей лоб.
— Да не мучь ты себя так, принцесса. У мадам Гобаль мы жили как у Христа за пазухой… Сначала все вместе… Ну, а потом случились все эти несчастья, город опустел… клиентов стало мало, и мы принялись пускать только тех, кто приходился нам по сердцу. Ведь в конце концов мы все хотим стать честными женщинами и выйти замуж за приличных парней.
Вальмир, о котором девицы напрочь забыли, не пропустил ни единого слова из их разговора. Казалось, он с удивлением открывал для себя новый, неведомый ему мир, о котором его матушка, мадам Доманжо, явно забыла ему рассказать. Несмотря на горячку и мучившие ее боли, Батистина внимательно следила за рассказом приятельниц. Затем слабым голосом она спросила:
— А… остальные… где… они?
— Успокойся, все в порядке… Золотая Ляжка и Персик нашли своих душечек — д’Артагета и Проте… Э, да они давно уже уехали в Батон. Руж… Вязальщица, Дитя и Свинья встретили в заведении Гобаль троих двоюродных братцев, мелких фермеров из Арканзаса, которые искали себе жен, чтобы увезти их к себе на плантации. Тряпка прельстилась каким-то солдафоном, а Сводница решила остаться у Гобаль, чтобы, как она выражается, подзаработать деньжонок. Так что видишь, принцесса, все в порядке, теперь осталось только тебя на ноги поставить… Сейчас вокруг все спокойно, никто тебя не разыскивает, эта скотина губернатор приказал всем выехать из города… Э-э, да что тут говорить, все просто смотались отсюда и попрятались по плантациям, а здесь пожгли все дома, где были больные… Словом, спи спокойно и не напрягай мозги!
Тонтон и Людовик на цыпочках направились к двери. Батистина застонала. Она тяжело дышала, тело ее горело, словно раскаленный уголь, но ей хотелось знать все до конца.
— Тонтон… не уходи… постой… скажи… а… а… рабы?
Достойная девица вернулась к подруге.
— Тут у нас хорошие новости… кажется, Ганнибал с Като и всей их ребятней сумели добраться до севера… Что до Жанно, Резеды и тех, кого арестовали вместе с нами, то эта ведьма, Эмилия, пожелала заполучить их обратно, да еще повесить зачинщиков. Но… в общем, там вышла неплохая заварушка, и твой братец Адриан да еще… кхм… Флорис, которые тоже поначалу угодили в кутузку, каким-то образом сумели их выкупить…
Батистина попыталась приподняться на локте.
— Они… они…
— Да, похоже, они целое состояние отдали этой сушеной селедке Эмилии, чтобы купить у нее негров, а потом взяли и отпустили их всех на свободу… Остался только Жанно… эти свиньи судьи не захотели его отпустить! Кажись, они его в Батон Руж отвезли… Да успокойся ты, сейчас вообще трудно что-нибудь понять, из-за эпидемии в колонии все вверх дном перевернулось… каждый думает только о себе, принцесса… И довольно, живо спать, чтобы завтра у меня как огурчик…
И Тонтон вместе с Людовиком и Вальмиром вышли из комнаты.
— Тонтон… а… а… как там ОН? — прошептала Батистина.
— Да угомонишься ли ты наконец… у него… потому что… но… вместе с Людовиком посмотрим…
Однако воспаленный мозг Батистины уже не понимал слов Вертушки. Вместо троих друзей перед девушкой внезапно выросли три огромные длинные тени, трепетавшие, словно языки пламени. Липкая волна подкатила к горлу. Батистина испустила сдавленный крик, сильная струя вырвалась у нее изо рта. Тонтон и Людовик подбежали к ней, чтобы поддержать ей голову. Стыдясь и преисполнившись отвращения к самой себе, Батистина извергала из себя потоки черной крови, заливавшие ее чистую рубашку и простыни.
В полной уверенности, что она умирает, Батистина потеряла сознание.
25
В последующие дни состояние Батистины неуклонно ухудшалось. Она не понимала, где находится, перестала узнавать окружающих. Кожа ее приобрела желто-зеленоватый оттенок. Язык и десны сильно кровоточили. Местами на теле проступали красные пятна. Ее постоянно рвало вязкой черной кровью, кровь обильно текла из носа, так что совершенно обессилевшая Батистина лежала пластом и, не приходя в сознание, тихо поскуливала.
Летняя жара усиливала ее страдания.
Дважды за ночь под окнами проезжала тележка, собиравшая трупы умерших. Редкие жители затаились в своих домах. Тонтон и Людовик многое повидали за свою жизнь, однако они каждый раз вздрагивали, слыша, как скрипят колеса страшной колымаги под окнами. Неужели завтра им придется положить скрюченное тело подруги на этот убогий катафалк? Они отказывались в это верить и с еще большим усердием ухаживали за Батистиной. Им приходилось постоянно менять испачканное белье, обмывать ее, стирать окровавленные простыни. К счастью, беглецы нашли пристанище в зажиточном доме, располагавшем всеми доступными удобствами.
Тонтон удалось отыскать единственного оставшегося в Новом Орлеане врача. Все остальные убрались куда подальше и пользовали колонистов и их челядь, попрятавшихся у себя на плантациях. В Новом Орлеане осталась только «мелкая сошка».
— Если она проживет еще два дня, я буду приятно удивлен! — заявил доктор, стоя возле кровати Батистины и с сомнением качая закутанной в маску головой.
От девушки буквально остались кожа да кости. Ее зеленоватого оттенка кожа и тяжелое учащенное дыхание не давали оснований надеяться на лучшее.
— Но, черт побери, козел вас забодай! Вы врач или могильщик? — яростно заорала на него Тонтон.
— Вот именно, дайте же ей какую-нибудь микстуру! — уперев руки в бока, с грозным видом подхватила Людовик.
Доктор воздел руки к небу. За последние несколько дней он видел столько покойников, что смерть стала для него явлением совершенно обыденным, которому не стоило придавать никакого значения.
— Я бессилен чем-либо помочь ей… Вы давали ей пить касторовое масло с лимонным соком? Прекрасно, продолжайте… Перед этой болезнью мы, врачи, бессильны.
— Но откуда ее к нам занесло, эту проклятую желтую лихорадку?
Услышав вопрос Вертушки, доктор, уже переступивший порог комнаты, остановился и посмотрел на проститутку. Он слегка приподнял маску: стали видны его налившиеся кровью глаза.
— Рука Господня карает нас, мадам… Великое Бедствие приплыло к нам из Африки на одном из кораблей; полагаю, что оно прислано нам в наказание за торговлю рабами… Что касается вашей больной, то я могу вам только посоветовать: попробуйте обильно поить ее шампанским, если, конечно, сумеете его найти… Прощайте, дамы!
