Александр Дюма-сын - Роман женщины
«Она погибла, — хотя я и не хотела этого, — подумала Юлия, — и если я не могу спасти ее, то надо воспользоваться ее падением».
Я уже говорил вам, что Юлия была умная женщина.
— Впрочем, тем лучше! — сказала она, пораздумав немного.
Потом, взяв некоторые бумаги, она отправилась к министру.
— Довольны ли вы мной теперь, г-н министр? — спросила она.
— Доволен, милая Юлия, очень доволен.
— Знаете ли, кому вы обязаны этим событием?
— Вам, без сомнения.
— И точно, мне.
— Вы необыкновенная женщина, Юлия.
— Я сама это знаю.
— Но как это было устроено?
— Очень просто: я знала, что де Гриж, которого вы считали совершенно ничтожным, влюблен в г-жу де Брион, и вот я сделалась любовницей маркиза именно в том убеждении, что со временем та, которую он любит, уступит его желаниям.
— Так вот какое мнение вы имеете о женщинах?
— О, Боже мой, да! Вот и она уступила ему, потом стала писать письма; я же, подождав, чтоб их скопилось побольше, отправилась к Леону, взяла их и отослала Эмануилу. Что ж? Обыкновенное мщение женщины, которое оправдают все, если я объясню и мою страсть к Леону, и мою ревность к нему, — продолжала она, заливаясь смехом. — Булавкой я разрушила колосса и удержала маленьким колесиком быстрый бег колесницы; но вы не думали, что я избавлю вас так легко и скоро от де Бриона? Теперь будьте покойны; он не опасен больше.
О, если бы знали, от каких причин зависят иногда великие изменения в мире, не надивились бы! И между тем, никто из современных историков не знает этого! А все это было весьма интересно, хотя и показалось бы неправдоподобным читателю.
— Юлия, — сказал серьезно министр, — вы нам оказали важную, весьма важную услугу.
— Кому это вы говорите?
— Хотите вы, я окончательно устрою ваше состояние?
— Об этом нечего и спрашивать.
— Вас ничего особенно не привязывает к Парижу?
— Ничего.
— Следовательно, вы согласны уехать?
— Хоть сейчас же, если хотите; особенно если еще с политической целью.
— Вы угадали.
— И вы рады, что избавляетесь от меня? — спросила Юлия.
— Как это можно…
— Не шутя, вы прекрасно делаете, удаляя меня; со временем я могу сделаться опасным союзником, особенно если те, которым я служу, будут долго держать меня возле себя. Подумайте — я все-таки женщина, и следовательно, в минуту увлечения, так свойственную нам, я могу выдать государственные тайны и сделать этим более зла правительству, нежели принесла ему пользы. Какой позор был бы для него, если б знали все то, что я знаю!
Министр, слушая Юлию, понимал, что ее слова были сказаны вовсе не без цели, а чтоб дать ему почувствовать всю необходимость приберечь ее, или если уж он собирался удалить ее, то чтоб он предоставил ей все выгоды исключительного положения.
— Не беспокойтесь, — сказал он, — вам не на что будет жаловаться, приняв мое предложение.
— Вы поняли меня, г-н министр, — продолжала она. — Когда же я уезжаю?
— Когда вам угодно.
— Я буду готова через неделю.
— И прекрасно.
— Завтра я приеду за последними наставлениями.
— Хорошо. Итак, до завтра, Юлия.
— До завтра, г-н министр.
«Итак, я уезжаю, — подумала Ловели, садясь в свою карету. — Право, я довольна этим отъездом — ведь не знаешь, что может случиться».
Она приказала ехать на Елисейские поля и ехала туда с намерением, во-первых, объявить о своем отъезде друзьям, которых надеялась встретить там; а во-вторых, ей хотелось первою возвестить Парижу настоящую причину отставки Эмануила.
На круглой площадке она встретила старого графа Камюля, которого мы видели один раз в ее ложе в опере.
— Здравствуйте, милая, — сказал престарелый волокита, — как я рад вас видеть.
— Я тоже в восторге от этой встречи, — отвечала она. — Куда вы торопитесь, любезный граф?
— Я иду к де Бриону, хочу узнать, уехал ли он.
— Напрасный труд: его давно уж нет в Париже.
— Что бы значил этот внезапный отъезд, особенно после его поездки в К***, которая имела бы непременно последствием государственную реформу?
— Право? — спросила Юлия с видом удивления.
— Да, да; в провинциях разделяли его идеи; это был сильный человек. Но что значит его отставка? Не подкупили ли уж и его? Начинают что-то поговаривать об этом.
— В этом нет ни на волос правды, — отвечала Юлия.
— А вы знаете что-нибудь более вероятное?
— Я все знаю.
— Так поделитесь со мною вашими сведениями.
— Приходите ко мне сегодня вечером.
— В котором часу?
— После оперы.
— Можно прийти с бароном?
— С кем вам угодно.
— А Леон будет у вас?
— Он уехал.
— Вот что! Кажется, все разъезжаются!
— Похоже на то. Впрочем, тут целая история.
— Вы подстрекаете мое любопытство, ведь Леон так любил вас.
— До вечера, граф; я вижу кое-кого, с кем бы мне хотелось поговорить.
— До свиданья, милая Юлия! Предупреждаю, барон все еще влюблен в вас, и, если я возьму его с собою, он будет с вами любезничать по-прежнему.
— Он потеряет только время; ибо через три дня я уезжаю.
— Ну это уж слишком! И вы точно оставляете нас?
— Говорю вам, что да. До свиданья.
После этого она знаком подозвала к себе проходившего мимо молодого человека.
Это была одна из очень обыкновенных личностей, немного похожая на де Грижа, только более его промотавшаяся; к тому же это был самый рьяный разносчик новостей. Юлия, не занимая еще политической роли, которая дала ей состояние, весьма часто нуждалась в деньгах и не выбирала средств, чтобы достать их. Следовательно, нечего удивляться, если она сохранила короткость отношений со всеми разорившимися из-за нее молодыми людьми, хотя им и нет места в нашей истории, где они не играют никакой роли.
— Скажи, пожалуйста, Гастон, — сказала она подъехавшему на ее зов молодому человеку, — куда ты едешь?
— По поручению матушки.
— То есть?
— То есть узнать, точно ли де Брион уехал.
— Я уже встретила графа Камюля, который идет к нему с тою же целью.
— Да ведь это важная новость.
— Так я скажу тебе, как и графу, что де Брион давно уехал.
— Ты знаешь наверно?
— Знаю и даже могу рассказать тебе кой-какие подробности, не лишенные интереса, если ты вздумаешь прийти ко мне сегодня вечером.
— С удовольствием. Ну, что Леон?
— Леон уехал тоже.
— А, вот что! — произнес Гастон значительно.
— Что поделывает твой друг Эрнест?
— Сегодня утром он получил смертельный удар шпагою в грудь, я был его секундантом.
— С кем и за что он дрался?
— С Карлом Д***, с тем маленьким Карлом, который заступился за любимую женщину и убил моего друга.
— Жалею его! Так до свиданья!
— До свиданья.
На обратном пути Юлия встретила еще одну личность, с розовыми щеками, и черными бакенбардами, с голубоватым подбородком; это был настоящий биржевой тип, откормленный трюфелями и вспоенный бургонским, физиономию которого всегда озаряла улыбка, как человека неизменно счастливого в делах.
Юлия остановилась и закричала: «Жирар!»
— А, это вы, моя прекрасная Юлия! Как поживаете?
— Какой язык, милый Жирар; так говорят только водевильные львенки.
Жирар засмеялся: он смеялся всегда, когда не мог найти слов для ответа.
— Приходите ко мне сегодня вечером, — сказала Юлия.
— У вас будет игра? — спросил он.
— Разве она была у меня когда-нибудь?
— Я и сам играю только на бирже, — отвечал он, самодовольно улыбаясь и выпуская струю дыма.
Наконец, Ловели приехала домой; вечером она была в опере.
Барон де Бэ не изменил своей привычке, но только теперь была другая женщина, в ложе которой он расточал свои любезности.
В 11 часов Юлия была уже дома.
«Я расскажу эту историю, — думала она, — хотя, может быть, было бы лучше, если бы я молчала. Гм! Я сделала только то, что должна была сделать! Зачем г-жа де Брион обманула своего мужа? Это не моя вина».
Вскоре Флорентин, поступивший теперь к ней в услужение, доложил ей о приезде графа Камюля и барона **. Послушаем, с какой точностью Ловели рассказала им об отставке Эмануила.
— Милая Юлия, — сказал граф Камюль, поправляя перед зеркалом свои выкрашенные волосы, — вы видите, я сдержал слово и привез с собою барона.
— Надеюсь, — подхватила Юлия, обращаясь к последнему, — что вы все еще влюблены в меня?
— Как и прежде.
— В добрый час! Я дозволяю вам это, но только с условием, чтобы вы никогда мне не говорили о своих чувствах.
— Ах, ах, бедный барон, — заметил граф, — а он именно затем и хотел вас видеть.
— В таком случае он напрасно приехал. Впрочем, это часто случается.
