Николай Новиков - Предвыборная страсть
Маша долго молчала, опустив голову. Лера не торопила ее. Она вдруг почувствовала облегчение, выплеснув свою боль.
— Простите, Валерия Петровна… — с трудом заставила себя сказать Маша.
— Надеюсь, тебя минет чаша сия, — сказала Лера. — Я имею в виду страшные шестнадцать лет, которые выпали на мою долю. Теперь твоя очередь рассказывать. Где Андрей?
— На свалке. Я отнесла ему продукты… Там живет какой-то жуткий тип… Барон. Андрей скрывается у него… А когда ему можно будет вернуться в город?
— Я думаю об этом. Спасибо тебе, Маша, и, пожалуйста, никому, даже отцу не говори о том, что слышала. И об Андрее. Я рассказала тебе потому, что нам незачем быть врагами. Но вокруг достаточно людей, которые могут использовать эти сведения во зло мне. И Андрею.
— Обещаю вам, никому и слова не скажу, — прошептала Маша.
Она все еще не могла поверить в то, что рассказала ей Агеева.
— Что нового, Гена? — привстала Валерия Петровна навстречу Бугаеву. — Ты контактируешь с Чупровым?
— Есть новости, но странные, — сказал Бугаев. — Чупров не подпускает меня к материалам следствия, но мои друзья сообщили о результатах анализа отпечатков пальцев на пистолете, который нашли на месте преступления. Знаете, кому они принадлежат?
— Кому?
— Борису Васильевичу.
— Как это?.. Он же погиб раньше…
— Причем на рукоятке и спусковом крючке — смазанные, а вот на стволе — четкие. Понимаете, о чем я?
— Нет.
— Это пистолет, который он держит в руке на фотографии. Отсюда и отпечатки. Медики обнаружили наличие обширной гематомы на черепе Бориса Васильевича. Моя версия такова: его оглушили, сунули в руку пистолет и устроили все это представление, которое запечатлено на фотографии. А потом из этого пистолета застрелили Стригунова, хотели подставить Бориса Васильевича, чтобы надавить на вас. Но он разрушил их планы — застрелился раньше, чем был убит Стригунов.
Лера покачала головой, недобро сощурившись. Вспомнила предложение Вашурина. Так вот какие козыри он прячет в рукаве! Но как же разоблачить этого негодяя?
— Кто это мог сделать?
— Организовать или исполнить? Организовать мог Вашурин, но доказать это невозможно, пока не возьмем исполнителя. Я раньше думал, что идея-фикс Чупрова насчет журналиста — чушь, но теперь… не знаю, не знаю. Кто-то из невидимых помощников Вашурина вполне мог выйти на него и вложить в руку пистолет. Истомин был зол на Стригунова, мотив преступления понятен.
— Нет, Гена, это ошибка. Истомин не виноват.
— Откуда вы знаете, Валерия Петровна?
— В момент убийства он встречался с любимой женщиной на квартире своего приятеля Кости Богаченко, неподалеку от места преступления. А расставаясь с ней, побежал узнать, что там стряслось, он ведь редактор отдела городской жизни нашего телевидения.
— Вы уверены в этом? — удивился Бугаев.
— Да. Я говорила и с ним, и с женщиной. Поэтому и позвала тебя. Ему нужно помочь.
— Но тогда пусть Чупров поговорит с женщиной, убедится, что у Истомина есть алиби, и оставит его в покое.
— Это деликатный вопрос, Гена. Женщина не может подтвердить его алиби официально. Она замужем.
— Ну дела! — Гена усмехнулся, сосредоточенно почесывая затылок. — И что теперь делать? Как поможем ему, если не знаем, где он сейчас? Может, хлопнули его. Виноват, не виноват — это всем выгодно. И заказчикам, даже если исполнитель кто-то другой, и Чупрову.
— Он жив, и я знаю, где находится сейчас.
— Ну вы даете, Валерия Петровна! А мы тогда зачем? Я за Лебедой гоняюсь всю ночь и весь день сегодня — уходит, гад. А мог бы многое рассказать о своей дружбе с Вашуриным.
— Лебеда?
— В Москву засобирался, гаденыш, ресторан свой продал втихаря. На чью-то поддержку рассчитывал. Вот я и хочу поспрашивать его.
— Хорошо, о нем поговорим позже. А сейчас… Ты можешь привезти Истомина… скажем ко мне домой. А когда возьмешь Лебеду, примемся за Вашурина.
— К вам?
— Ну да. Я прошу тебя, Гена. — Лера устало улыбнулась. — Он действительно не причастен к убийству Стригунова. Мы обязаны помочь ему. В моей квартире никто не станет его искать. Ты можешь это сделать?
— Ради вас, Валерия Петровна, все, что угодно. Где он?
— Ты должен сделать это сам.
— Понял.
— На свалке живет странный человек, Барон…
— Знаю. Днем там уже были люди Чупрова, никого не нашли… А в общем, если Барон захочет, он десяток человек спрячет — не найдут. Значит, взять его — и к вам.
— Но чтобы никто не видел. Я буду ждать тебя дома.
— Через час будем! — по-военному отрапортовал Бугаев.
48
Чупров знал ее. Приходилось бывать в ресторане и казино, видеть сеанс стриптиза в исполнении этой девчонки. Хорошо у нее получалось, порхала, как бабочка, сбрасывая с себя невесомые тряпочки…
Больше не будет порхать. Никогда.
Трудно было смотреть на бледное, искаженное болью лицо, на провал белой простыни там, где должна быть левая нога.
А ведь как-то предупреждал ее: смотри, Анжелка, эти твои танцы могут плохо кончиться. Только смеялась в ответ: я бы, конечно, пошла работать на завод, но ведь там зарплату, бывает, по два месяца не платят. А здесь — регулярно.
Все они, красивые женщины, как бабочки — огонь прямо-таки притягивает их, будто магнит иголку. И обжигает крылья.
Эта здорово обожглась. Кому нужна одноногая девчонка, да еще и продырявленная вся?
Но что толку говорить теперь об этом! Она и сама все понимает, на самую грязную, низкооплачиваемую работу согласна, если б можно было вернуть ампутированную ногу.
Уже не вернешь.
— Все будет нормально, Анжелка, выкарабкалась ты, — сказал Чупров. — Давай поговорим, помоги нам найти негодяев, которые стреляли в тебя.
— Я ничего не знаю… — слабым голосом сказала Анжела.
— Чего не знаешь, не говори. Ты с Лебедой была?
— Да…
— А зачем согласилась шантажировать Агеева? Он что, плохо с тобой обращался? Издевался?
— Нет… Боря был очень хороший… — Слезы покатились из тусклых глаз девушки. — Они убили его.
— Он сам застрелился, — поправил ее Чупров.
— Нет. Убили. Если б не они, Боря не застрелился б…
— Кто они, Анжела?
— Лебеда…
— А еще кто?
— Не знаю…
— Зачем Лебеда это сделал? Он угрожал тебе?
— Да… Если б я отказалась, он бы искалечил меня… Он обещал, что просто кого-то попугает — и все… Говорил про большого босса, который скоро опять будет в Москве, и поможет ему открыть там казино. Если бы я знала…
— Фамилию этого босса?
— Нет… что все так получится… А фамилию не знаю, ничего больше не знаю…
Чупров записал в блокноте: «Вашурин?»
— Тебе знаком человек по фамилии Истомин? Видела его вместе с Лебедой?
— Истомин? — Анжела закрыла глаза. Капельки пота выступили на лбу. — Кажется, видела… по телевизору. А с Лебедой — нет…
Никаких выходов на этого Истомина! Лебеда… Бугаев ищет его, но пока безрезультатно. Без этих двоих к Вашурину не подступиться.
— Кто фотографировал, когда ты изображала убитую? Кто еще был в твоей квартире?
— Одного звали Сивухой, он фотографировал, а другой — Сурок. Они оглушили Борю, намазали меня сиропом… ему вложили пистолет… сперва дулом в руку, потом правильно…
Чупров вспомнил: на рукоятке и спусковом крючке пистолета, найденного на месте убийства, были смазанные отпечатки пальцев, а на стволе — четкие!
— Если бы мы нашли тебя вчера вечером, все было бы по-другому, Анжела. Ты пряталась? Где?
— Не знаю… Лебеда запретил мне выходить… Где-то на окраине…
— А сам он что говорил? Может, намекал, где хотел отсидеться в случае опасности?
— Меня хотел в Ростов отправить… А сам… Про какого-то Барона говорил…
Барон! Свалка!
— Спасибо, Анжела, выздоравливай. Я к тебе еще загляну на днях, — подполковник поднялся, кивнул на прощанье и вышел из больничной палаты.
В машине он первым делом снял трубку телефона.
— Захаров! Опергруппу к разрушенному заводу в районе свалки! Немедленно! Там Лебеда. Плохо смотрели, если не обнаружили! Да. С Анжелой говорил, только что врачи позволили. Захаров! Запомни, он мне нужен живым! Хоть без рук и без ног, но живым! Я тоже там буду.
Вот и потянулась цепочка: Истомин, Лебеда, Вашурин. Он устроит мужу Кати веселую жизнь! Будет ему и депутатство, и…
А ведь она уже два дня не звонит. Черт, закружился с этими делами, совсем забыл о женщине!
— Я к тебе по-хорошему пришел, а ты, пень трухлявый, выдрючиваться начал! — орал Лебеда. — Козла этого защищаешь, нехорошо, Барон! Не нравится мне это.
— Ты сам не нравишься мне, — мрачно сказал Барон. — Мы уже давно тут базарим, и всем ясно — ты должен уйти. А я забуду о том, что ты говорил.
