Норман Богнер - Комплекс Мадонны
Владелец гостиницы встретил его в баре, сообщил, что здание сейчас реконструируется и к весне в каждом номере установят телефоны — единственную недостающую пока роскошь, и спросил, что он будет пить. Тедди заказал ржаную водку местного приготовления, называемую «Глаз борова», которую, как он заметил, пили некоторые мужчины, сидящие в зале. Бар, на удивление, был заполнен, свидетельствуя о процветании дела; и Тедди заметил двух смуглых женщин с раскосыми глазами, сидящих в одном из черных кабинетов вместе с тремя широкоплечими мужчинами, которые, как он услышал, говорили о лагере лесорубов. В зал вошел Мак-Джи и, приветливо помахав нескольким мужчинам, фамильярно похлопал Тедди по плечу.
— Я отнес барахло в вашу комнату.
— Спасибо. Как насчет пистолета?
— Он на дне вместе с двумя коробками патронов.
— Мне потребуется разрешение?
— Не-е, только мишень.
Он захохотал и, махнув хозяину толстыми пальцами, заказал пару двойных коктейлей себе и Тедди, за которые расплатился одной из сотен, полученных от Тедди.
— Никогда раньше не имел стодолларовой бумажки.
— Я бы не стал ее всем показывать, — сказал Тедди.
— В этом городе все спокойно. Это среди партий лесорубов тебе могут перерезать горло. Знаешь, если ты не возражаешь, я вот что тебе скажу: на самом деле ты не золотодобытчик.
Тедди задумчиво взял коктейль. Очевидно, что его внешний вид и пачка купюр показались странными, возможно, подозрительными, и он понял, что должен вести себя очень осторожно. Так глупо, что он позволил Мак-Джи увязаться за ним.
— Я в этом деле по финансовой части.
— Ага, — сказал Мак-Джи, поднимая стакан в честь Тедди, — так я и думал, что-то в этом роде. Ну, удачи и процветания.
— Благодарю. — Водка разорвала желудок Тедди, словно кислота, и он закашлялся.
— Забыл название твоей артели.
— Не думаю, что вы слышали о ней.
— Попробуй, — настаивал Мак-Джи.
— Финансовый трест «Вулкан», — бойко ответил Тедди, вспоминая название давно прекратившей свое существование фирмы, делами которой он завладел много лет назад. — Мы оформили заявку, а теперь мне придется решить, стоит ли разрабатывать место или лучше сплавить все какой-нибудь другой фирме. Нам предстоит осуществить большие капиталовложения, и мы должны быть уверены.
— Разумно, — согласился Мак-Джи, сигнализируя хозяину о новой порции.
— Я переключаюсь на виски, — сказал Тедди.
— «Глаз борова» для тебя крепковат?
— Так утверждает мой желудок.
— Хороший совет.
Тедди не нравилось то, что Мак-Джи начал суетиться вокруг него, словно опасный зверь. Бутылка виски «Блэк энд Уайт», которую держал в руке хозяин, обнадежила его. Они выпьют еще по разу, и он попрощается. На мгновение Тедди ощутил себя беспомощным, отрезанным от жизненных источников и уверенной легкости общества президентов компаний банкиров, подвластных его воле. Мак-Джи был частью тех таинственных зловещих миллионов, которые работали на сталеплавильных заводах, угольных шахтах, автомобильных гигантах Детройта; они пили дешевые бормотухи, напиваясь, скандалили и приставали к официанткам, и все их существование не сводилось к чему-то большему, чем коричневый конверт и простой сосновый гроб с полдюжиной скорбящих, тощая забитая жена, откладывающая и экономящая всю жизнь, полную бесконечных беременностей и побоев. Они были основой, из которой сотканы Америка и Канада, обычное первое поколение новой страны, частично иммигрантское меньшинство, бежавшее из Европы. Они вырастали грубыми, настроенными против меньшинств, хотя сами являлись самыми что ни на есть меньшинствами, и твердыми в убежденности — это моя страна, хорошая или плохая. Тедди встречал подобных Мак-Джи раньше и всегда подавлял их, но теперь, потерянный, опутанный прошлым, он, как часть нового перерождения, раскрыл объятия для вторгающихся незнакомцев, пахнувших насилием, которое Тедди ошибочно принял за честный пот. Лишь тонкая пленка национальности отделяла Мак-Джи и ему подобных от рядовых войск СС, гестапо, ку-клукс-клана и общества Джона Берча — отвратительные перекрученные нитки среди шелкового полотна.
— Нравятся вон те две? — указал Мак-Джи на двух девиц, сидящих с лесорубами.
— Не очень.
— В этих местах траханья хватает на всех. Большинство ребят из окрестных партий в поисках красавиц приезжают именно сюда. У нас есть эскимоски, индианки и группа девиц из Квебека, работающих здесь большую часть года.
— Вы не женаты?
— Ясное дело, женат. Просто люблю заниматься этим в любом виде.
— Это же маленький город. Разве люди не…
— Болтают? Все что угодно. Но если ты мужчина, женатый или какой угодно, ты имеешь право на свою долю добычи. С этим ничего не поделаешь. — Он подался вперед, и Тедди почувствовал дурной запах у него изо рта. — Зимой чувствуешь, как твою спину начинают покалывать маленькие рожки, и тогда ты выходишь из дому и получаешь удовольствие. Где угодно! И маленькая кошечка убирает мороз из твоего сердца.
Тедди молчал, уйдя в себя, решив заказать пару коктейлей за свой счет и распрощаться, но Мак-Джи, толстошеий, с тяжелыми крепкими руками и железной хваткой, которой он непрерывно тискал мягкую кисть Тедди, имел другие планы.
— Давай покончим с этим местом и рванем во Дворец.
— Это что такое?
— Дворец — это дворец, Джордж. Наш местный крошечный дворец грез, — хрипло ответил Мак-Джи. — Даже не предполагал, небось, что у нас здесь есть дворец грез, так?
— Нет, не предполагал.
— Сейчас мы все устроим в лучшем виде. Ибо когда твои ребята отправятся на прииски в Йеллоунайф, я буду снабжать их и заботиться о них. Надсмотрщик — я это так называю. Я позабочусь, чтобы они провели в Тимминсе время приятно и с радостью отправились на участок, учитывая то, что там тоже имеется множество мягких штучек. Предоставь все мне. Я позабочусь о них.
Тедди выпил виски и обнаружил, что оно имело такое же отношение к «Блэк энд Уайт», как белка к норке, и собрался уже запротестовать, но Мак-Джи дернул его за рукав, подмигнув и разразившись хохотом.
— Местное питье здесь — «Глаз борова», и, дружище, его пьешь, даже когда не пьешь. Единственный способ уйти от него — держаться одной «кока-колы». Но мне ты не кажешься любителем «коки».
Тедди зевнул. В треснутом зеркале у стойки ему привиделось отражение Барбары и его самого в «Ля каравель», он подумал, что увидел большой стационарный магнитофон и услышал ее беззаботный смех, затем представил себе прикосновение ее теплых, мягких, упругих грудей к своему телу, молочный вкус сосков в своем рту, влагалище, плотно сжавшее его член, язык Барбары в своем ухе, волшебную сладость сдерживания и тонкую психологическую борьбу с собой, когда он отчаянно пытался представить себе скачки, бейсбольный матч, полузащитника, ведущего игру, — короче говоря, все что угодно, способное силой оторвать его от того, что в процессе неистового любовного акта Барбара начинала бормотать: «Ну все, дядя! Я сдаюсь…», и, наконец, экстазное облегчение семяизвержения.
Тедди стоял на улице, Мак-Джи держал его за локоть. Было холодно, и Тедди оказался не готов к этому. Неподготовлен. Жертва скорби, воспоминаний и страсти, настолько острой, что ею можно было резать бумагу. А ночь была ясная, с усыпанным звездами небом, обещающим мороз; смятение Тедди было столь сильным, что ему казалось, он присутствует при своей собственной смерти. Частые шаги настойчиво поскрипывали по свежему снегу, и Тедди привиделся Холл, полный мелких страхов того, что прохожие, поскользнувшиеся перед домом, подадут в суд, и разгребающий снег лопатой и посыпающий тротуар солью крупного помола, одетый в старое пальто, которое ему отдал Тедди, и Робби с коротко, но модно остриженными волосами, в мешковатом вельветовом костюме, подписывающий документы в Дубовом зале Плаца. «Я хочу окуня. Жареного. Забудь об артишоках. Все по-простому. Я этого не заслужил, отец. Я хочу сказать, что мне делать с этими деньгами? Ну. Мне двадцать один. И из этого следует, что я заслуживаю иметь десять миллионов долларов? Ладно, я принимаю объяснения, что это все лишь для того, чтобы обмануть налоговую инспекцию. Но я предпочел бы… Хорошо, я скажу тебе. Я боюсь… потерять мужское достоинство».
Они подошли к зеленому «доджу». Похоже, модель пятидесятых годов, с ржавыми бамперами, на переднем из которых со стороны водителя клык страдал кариесом, словно металл был подвержен тем же болезням, что и плоть.
— Куда мы едем? — наконец сказал Тедди, с силой оттирая мутную пленку, покрывшую с внутренней стороны лобовое стекло. — Куда мы едем?
— Не беспокойся.
— И все-таки я беспокоюсь, — твердо произнес он.
— Мы сдерем немного кожи с одной курочки. Положись на меня, Джордж.
