Кэтрин Скоулс - Чужая жена
— Она нас пока не заметила, — шепнул Джон, оставаясь неподвижным. Мара затаила дыхание.
Слониха, лениво обрывая пучки травы, стала спускаться к лощине. Иногда она резко проводила хоботом по земле, словно подметая тропу. Мара догадалась, что та уловила запах прошедших по тропе людей и сейчас идет по нему.
Гигантское животное было уже менее чем в двадцати футах от них. До Мары доносились мерные звуки — это грубая шкура слонихи шуршала при ходьбе. Она возвышалась над кустарником — мощное, величественное животное, и ее дряблое лицо, испещренное глубокими морщинами, несло печать вековой мудрости.
Мара искоса взглянула на Джона. Его лицо выражало то же благоговение, которое испытывала она. Они обменялись изумленными взглядами. Казалось, появление здесь этого прекрасного животного и торжественное обещание Джона никогда больше не убивать слонов были мистическим образом связаны. От этой мысли по телу Мары прокатилось тепло.
Затем слониха замерла. Огромные, неровные по краям уши разошлись в стороны — верный признак настороженности или раздражения. Джон тут же напрягся. Животное их увидело. Почти незаметным кивком головы он дал Маре знак идти следом и одним плавным движением подобрал ружье и поднялся на ноги. Он начал медленно продвигаться по тропинке вглубь вымытого водой оврага. Мара следовала за ним след в след. В конце оврага был тупик, выбраться из которого можно было только по одной-единственной тропе, которая вела вверх по скалам, — для слонихи она была слишком узкой и крутой.
Джон продолжал все так же уверенно двигаться вперед, лишь немного ускорив шаг. Затем внезапно замер без движения. Через его плечо Мара увидела, как показался слоненок — он не спеша семенил по ущелью со стороны тупика, направляясь к матери.
Джон рывком повернулся, схватил Мару за плечо и потащил ее в сторону. Но кусты боярышника плотно обступали их, не оставляя свободного места.
Повисла недолгая, напряженная пауза. Слониха, не замечая людей, смотрела туда, где стоял слоненок.
Маре вдруг показалось, что в ее голове звучит голос Джона: «Мы зажаты между матерью и ее слоненком. Отрезаны скалами..»
Мамаша подняла голову повыше, яростно хлопая ушами. Злой трубный рев разорвал тишину.
Джон снова схватил Мару за руку, оттаскивая ее дальше под защиту каменного выступа — ближе к слонихе, зато освобождая пространство между ней и слоненком.
Почти в тот же миг слоненок сорвался с места и побежал к матери, под ее защиту. Мара медленно, с облегчением выдохнула. По не успела она повернуться к Джону, как послышался еще один громогласный рев. Слониха ринулась на них.
— Беги! — махнул рукой в сторону оврага Джон. Сам он кинулся в обратную сторону, навстречу слонихе, крича и размахивая ружьем. Мара отшатнулась, в ее широко раскрытых глазах застыло недоумение: слониха продолжала наступать на Джона.
— Джон, назад! — что было сил крикнула Мара, очнувшись.
Джон, все так же размахивая руками, отступил в сторону. Слониха двинулась за ним. «Он уводит ее», — догадалась Мара. Подальше от нее.
Внезапно Джон остановился. Поглядел на винтовку, словно только что вспомнил о ней, и на его лице промелькнула нерешительность. Мара ощутила ее физически, при этом понимая, насколько это чувство чуждо всей его охотничьей выучке. Долю секунды спустя Джон поднял винтовку дулом вверх, по-прежнему придерживая ее у бедра. Словно в раздумье, он перехватил рукоять затвора, отводя ее назад и досыпая патроны в патронник. Вскинув телескопический прицел к глазам, он направил дуло на слониху, но прежде, чем нажать курок, резко повел стволом вверх.
Звук выстрела эхом раскатился по долине.
Слониха запрокинула голову, хобот взметнулся к небу, и наступившую после выстрела тишину прорезал рев ярости. Опустив бивни, слониха ринулась в атаку.
Мара видела, как Джон отчаянно пытается перезарядить винтовку, понимая, что на таком близком расстоянии это уже не удастся. Застыв от ужаса, он увидел, как серая гора нависает над ним.
В следующее мгновение могучий хобот обернулся вокруг руки Джона, отрывая его от земли. Винтовка отлетела в сторону, как сухая веточка, подхваченная порывом ветра. Джон сдавленно всхлипнул, его тело взлетело высоко вверх и с глухим звуком ударилось о землю.
Мара вскрикнула, не в силах пошевелиться. Какая-то часть ее подсознания толкала ее вперед, на помощь Джону. Другая — оттаскивала назад, потому что спасти Джона было невозможно, нужно было спасать ребенка. Их ребенка.
Слониха подняла ногу и, казалось, застыла на мгновение, будто раздумывая о том, не смилостивиться ли ей. Но она опустила ногу, наступая на безвольную фигурку человека. Мара отвернулась — перед ней были лишь отвесные стены оврага. Дыхание ее вырывалось с резкими всхлипывающими звуками, ноги подкашивались. Она отчаянно пыталась вскарабкаться вверх по отвесной скале, но песчаник осыпался под ее руками.
Она услышала — и ощутила по сотрясанию земли — тяжелую поступь слонихи, которая настигала ее сзади. В отчаянии Мара оглядывала скалы в попытке найти выход, но не видела его. Ее охватило странное спокойствие. Она знала, что умрет.
Женщина развернулась лицом к слонихе, прислонившись спиной к скале — сердце бешено колотилось о грудную клетку. Ее внимание рассеялось на массу незначительных мелких подробностей: цвет неба, шершавая неровность камня, к которому она прижалась спиной, «рябь» на шкуре животного, приближавшегося к ней с каждым шагом. Мара даже подалась навстречу, настолько нестерпимым было ожидание. Еще полшага — и впереди темнота.
В это самое мгновение Мара заметила, что слониха замедлила свой необратимый ход. Ее уши все еще трепетали, вызывая осязаемые колыхания воздуха, и бивни, приближаясь, уже склонились вниз. И Мара замерла. Повинуясь безотчетному чувству, она сомкнула руки на животе, словно пытаясь спасти зарождавшуюся в ней новую жизнь.
В считаных футах от Мары слониха остановилась. Хобот поднялся, словно ощупывая, пробежал по ее телу, нигде его не касаясь. На какой-то миг перед глазами Мары мелькнули бледно-розовые ноздри, втягивающие воздух. Хобот, едва не коснувшись ее лица, спустился вниз к груди, а затем к рукам, прикрывающим живот. На мгновение животное и человек встретились взглядом. Глаза слонихи под сенью длинных прямых ресниц утопали в складках кожи. Во влажном взгляде отражалось солнце.
Слониха отвела взгляд.
Огромная серая голова с хоботом отвернулась. Перед глазами Мары мелькнула серая холка.
Слониха уходила прочь.
Мара уронила голову на камень, затылком ощущая его тепло, и с трудом втянула в себя воздух. Глаза были прикованы к слоненку, который, семеня ножками, старался попасть в такт материнским шагам на выходе из лощины.
На ватных ногах Мара добрела до места, где лежал Джон. Глаза ее скользнули по его бесформенному телу и остановились на лице с темными подтеками. На нем не было ни царапины. Ни намека на страх или боль. Губы были слегка приоткрыты, веки опущены. Можно было подумать, что он спит, если бы не струйка алой крови в уголке губ.
Мара встала на колени и дрожащей рукой коснулась щеки Джона. Она была теплой и мягкой, как у мальчишки. Словно здесь и впрямь произошла мальчишечья драка до первой крови и Джон был побежден. Сейчас он улыбнется, встанет и побежит дальше, навстречу новым приключениям. Из груди Мары вырвался невольный протяжный стон. Она покачала головой, пытаясь убедить себя, что все это ей только кажется. Затем зажмурилась в надежде, что это сон. Но и с закрытыми глазами она видела нападение слонихи снова и снова в мельчайших подробностях вплоть до последнего мгновения.
Только сейчас из глаз Мары покатились слезы. Она была даже благодарна, что не может разглядеть расплывающееся красное пятно на груди у Джона. В голове впервые промелькнули мысли, ясные и отчетливые, как из газетного репортажа. Вместо того, чтобы пытаться испугать слониху, он мог ее просто убить.
Он увел ее подальше от меня. Он сделал все, чтобы меня спасти.
С этими мыслями Маре предстояло провести всю оставшуюся жизнь. А также с памятью о том, что они вместе пережили с Джоном и что досталось теперь ей одной. Подступила горечь от того, что можно было изменить или исправить. Что так и осталось невысказанным.
Наклонившись к нему поближе, Мара сказала громко и отчетливо, обращаясь к той части его сознания, что, возможно, еще была жива — его душе, которая, возможно, могла еще слышать ее:
— Джон. Я беременна. У нас будет ребенок.
Мара попыталась заглянуть в прикрытые веками глаза. Ей вспомнились дни, когда глаза Джона были ясными и светлыми, как синее небо в безоблачный летний день. Вспомнились и дни, особенно в последнее время, когда они были тусклыми и затуманенными тревогой.
Теперь для него все было кончено.
