Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
Для такой мягкой, доброй и впечатлительной натуры, как Шарлотта, положение дел казалось ужасающим.
И вот теперь наступило время идти к алтарю.
Садовники украсили недавно открытую часовню цветами. Внутри стоял приторный запах роз, от которого у Шарлотты кружилась голова. Однако рядом с ней все время находился доктор Кастлби, уверенный, что она выдержит это тяжкое испытание. Как только она вышла из дома с Нан и Джозефом (славная чета разоделась в самое лучшее и пребывала в великолепном расположении духа), доктор Кастлби ворчливо проговорил:
— Вы сильная молодая девушка. У вас отличное здоровье. А ваше недомогание — результат нервного напряжения. Ради всего святого, взбодритесь.
И Шарлотта, бледная, но решительная, наконец встала рядом с молодым лордом Чейсом. Утро было душным, темные тучи заполонили небо и закрыли солнце. Назревала буря. Шарлотте показалось совершенно естественным, что подобное бракосочетание будет сопровождаться раскатами грома и молниями, а не свадебными гимнами.
Леди Чейс, поддерживаемая доктором и Ханной, с трудом двигалась по проходу. Она уселась в первом ряду одна; так ей было угодно. Из-за слез, постоянно наворачивающихся на глаза, она почти не видела происходящего. Сейчас леди Чейс вспоминала Вивиана маленьким кудрявым мальчуганом, на которого, очарованная его обаянием, возлагала столько надежд. Увы, он полностью вышел из-под ее контроля. Она вспомнила и своего мужа, галантного красивого военного, погибшего в Крыму, и подумала, какую роскошную, блестящую свадьбу следовало бы сыграть в огромном соборе, чтобы соответствовать высокородной фамилии Чейсов.
Но это была всего лишь скромная церемония в маленькой ветхой часовне, невыносимо холодной даже летом. Мистер Медоуз, пожилой седобородый викарий из Харлинга, совершал обряд бракосочетания в одиночестве. Он чувствовал себя весьма неловко. Несмотря на то, что ее светлость не доверилась ему, он все равно подозревал что-то неладное. Однако, как и многие, считал, что столь поспешная свадьба свершается лишь из-за сильного недомогания миледи. И действительно, сейчас он думал о том, переживет ли она этот день, настолько болезненной выглядела леди Чейс. Она беспрестанно поднимала вуаль, закрывающую ее исхудавшее лицо, и подносила к ноздрям заткнутую золотой пробкой бутылочку с нюхательной солью.
Сэр Гарри Коделл по причине болезни не смог покинуть свой дом и присутствовать на свадьбе. Единственными свидетелями бракосочетания были сидящие в последних рядах часовни слуги, словно громом пораженные при виде того, что молодой милорд сочетается церковным браком с Шарлоттой Гофф.
Что бы ни думали эти люди, они не осмеливались высказать это вслух. Правда, кое-кто улыбался, но очень невесело. Еле слышным голосом повторяя за старым священником необходимые слова, Шарлотта вся дрожала. Голос Вивиана был более отчетлив, но очень мрачен, и он постоянно вскидывал золотоволосую голову, поглядывая то направо, то налево, словно хотел убежать.
Он ни разу не взглянул на невесту, но, когда надевал ей на палец обручальное кольцо, почувствовал, как по ее телу пробежала сильная дрожь. Затем они повернулись друг к другу. Вивиан был совершенно сражен красотою Шарлотты в свадебном наряде, несмотря на то, что она чувствовала себя прескверно. Ее огромные глаза были отчужденными и серьезными, и от этого взгляда ему стало не по себе.
Леди Чейс уронила голову на руки.
«Итак, все, — подумала она. — Я спасла честь Шарлотты. Мой сын расплатился за содеянное. А что до меня, то я самая несчастная мать, ибо считаю, что он расплатился моей жизнью».
Мистер Медоуз произнес последнее благословение, и молодожены под руку медленно пошли по проходу.
«Итак, я стала честной женщиной и леди Чейс, — подумала Шарлотта. — А еще я самое несчастное существо на всем белом свете, ибо меня ненавидит муж, которого я сама презираю».
Вивиан тоже мрачно размышлял:
«Итак, теперь у меня есть жена! Ей-Богу, ну и свадебка же у Вивиана Чейса! Клянусь, она заплатит мне за это сполна!»
Перед тем как карета отвезла молодоженов до вокзала в Харлинге, в Клуни был устроен тихий семейный обед. Потом Вивиан с Шарлоттой отправятся на поезде в Лондон, где останутся в доме миледи на ночь. Завтра, сначала на пароходе, а потом на поезде, они поедут в Монте-Карло на виллу, которую предоставила им одна из приятельниц леди Чейс.
Когда они шли по коридору замка, темноту озарила первая вспышка молнии и угрюмую тишину разорвал удар грома. Невеста издала сдавленный крик и закрыла глаза. Затем снова послышался глухой раскат грома.
— Ага, надвигается буря. Какое счастливое предзнаменование! — произнес Вивиан с издевательской усмешкой.
Шарлотта промолчала. Сердце ее с некоторых пор словно окаменело.
В столовой зале, украшенной цветами, они уселись за невеселый свадебный обед. Оба молчали; никто не улыбался.
Вдовствующая леди Чейс сохраняла стоическое спокойствие и мужество в течение всей «церемонии». С ними остался и викарий. И вот вино было выпито, закуски съедены. Свадебного торта вообще не было. Не было ни друзей, ни родственников, чтобы провозгласить веселый тост за молодоженов… только мать Вивиана, поддерживаемая Ханной, и полностью сбитый с толку пожилой священник, который поднял бокал и смущенно произнес:
— За жениха и невесту!
Шарлотта почти ничего не ела, она лишь пригубила охлажденного вина и, когда Нан сказала, что ей необходимо поесть, откусила кусочек сандвича. Ее жених много выпил и стал громко смеяться и говорить. Он обсуждал суровую погоду и беседовал с мистером Медоузом, рассказав ему, что собирается участвовать в любительских гонках на своем новом велосипеде.
— Вот я и говорю, что ведущее колесо у него шестнадцати дюймов в диаметре, — манерно растягивая слова, говорил Вивиан, выглядя беспредельно усталым и все время чувствуя на себе печальный взгляд темных глаз матери.
— Ах да, — кивнул викарий, — многоуважаемый Кит Фолконер из Тринити-Колледж[27] очень много рассказывал о вас как о возможном победителе этой гонки.
— Должен сознаться, что велосипеды меня мало интересуют, — продолжал Вивиан, подходя к окну и глядя на ливень. — Я предпочитаю верховую езду. О, дождь льет как из ведра. Мы отправимся на станцию в самое ненастье!
Невеста следила за ним грустным взором. Ей очень хотелось выйти из оцепенения, в котором она сейчас пребывала. Ей казалось, что кольцо на ее пальце вовсе не обручальное кольцо, а этот высокий, стройный, красивый молодой человек вовсе не мог быть ее мужем. Она с ужасом думала о том, что ей придется уехать из Клуни вместе с ним. Лучше бы остаться здесь, в замке, со свекровью. И она перевела взгляд с Вивиана на леди Чейс, которая ободряюще посмотрела на нее и поманила к себе.
— Подойди ко мне, дитя мое, — проговорила миледи.
Мистер Медоуз подошел к окну, остановился рядом с Вивианом и снова завел с ним беседу. Элеонора Чейс взяла холодную, как лед, руку девушки и проговорила:
— Крепись, моя бедная Шарлотта! Ты должна молить Господа, чтобы он укрепил твой дух. Не воспринимай все так трагически. Теперь ты жена, и я уверена, что со временем станешь счастливой матерью.
Шарлотта вздрогнула, но не проронила ни слова в ответ. Миледи тем временем продолжала:
— Постарайся набраться сил на солнышке в Монте-Карло. Да и море пойдет тебе только на пользу. Ты увидишь, как живут другие люди, за пределами Клуни и Харлинга. Ведь ты совсем не знаешь жизни! И помни все, чему я старалась научить тебя. Хотя бы ради меня не забывай о том, что ты должна стать хорошей женой и настоящим другом для него, — наставляла она Шарлотту.
Молодая невеста в своем роскошном наряде опустилась на колени и со взглядом, полным отчаяния, приложила ладони ее светлости к своим щекам.
— Миледи… — начала она.
— Теперь ты должна называть меня «мама».
— О мама, — страстно проговорила Шарлотта, — я до глубины души почитаю вас. И недостойна называть вас этим ласковым, нежным именем, а должна лишь просить у вас прощения. Я сделаю все, что хотите, только бы угодить вам в будущем. Увы, похоже, моя любовь к Вивиану исчезла безвозвратно. И от сознания этого мой ум холодеет, а сердце обливается кровью.
Так женщины тихо разговаривали друг с другом, не боясь, что их услышат те, кто находился в дальнем конце залы. Лицо Элеоноры Чейс исказилось от душевных мук, но она больше не плакала, а, нежно гладя каштановые волосы Шарлотты, поправляла складки ее вуали.
— Теперь ты моя дорогая дочь, — прошептала она. — И я охотно прощаю тебя, ибо знаю, что в сердце своем ты осталась невинной. Но постарайся, о, постарайся полюбить моего сына… неважно, как трудно и мучительно покажется тебе это в данных обстоятельствах. А сейчас Нан поможет тебе переодеться. Ваш поезд отходит в половине пятого, и я очень устала. Я не смогу вынести еще большую усталость…
