Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
Не выпуская из рук шляпки, она повернулась и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Ее муж, держа руки в карманах, небрежно прислонился к столбику постели. «Какие жестокие у него глаза!» — в ужасе подумала Шарлотта.
Внезапно ее словно качнуло к нему. Это выглядело так, будто вырвались наружу ее одиночество и страшное унижение, сопровождавшие ее в этот день, который должен был бы стать самым счастливым днем в ее жизни. Непонятное чувство охватило ее, переполняя все существо.
— О Вивиан! — воскликнула она. — Неужели мы не можем начать все сначала? Не надо смотреть на меня с такой ненавистью! В конце концов, я же мать вашего будущего ребенка.
— Вы не вправе ожидать, что я обрадуюсь всему этому, а особенно вашему предательству, которое предопределило мой крах.
— О Вивиан, — настойчиво продолжала несчастная женщина, — я не хотела выдавать вас. Но вспомните, мне ведь всего шестнадцать лет, и я совершенно не знала, чем все может кончиться, тем более вы ни о чем не предупредили меня. Неужели вы вините во всем случившемся только меня?
— Если бы вы любили меня, то скорее умерли бы, чем выболтали все моей матери, — безжалостно произнес он.
— Ну, а что сталось бы со мною?
— Безусловно, я заплатил бы вам за все ваши неприятности, — манерно произнес он.
Ум Шарлотты, все еще неопытный, юный и идеалистический, не мог постичь всей меры подобного эгоизма, и она ужаснулась.
— Так, значит, жизнь невинного существа, за которого мы ответственны оба, ничего для вас не значит? — спросила она.
Он опустил глаза. Затем с яростью пнул сапогом столбик кровати.
— Фу, черт! Меня тошнит от вашей бабьей сентиментальности!
Несмотря на молодость, у Шарлотты все же имелся характер. Разумеется, на какое-то время она была обескуражена дерзкой выходкой Вивиана. Но немного погодя к ней вернулись самообладание и мужество. Она снова стала прежней Шарлоттой. И сейчас чувствовала крайнее возмущение и даже ненависть к молодому человеку, похоже, совершенно не знавшему о существовании добродетели.
— Что же вы за человек! — гневно сказала она. Глаза ее сверкали от возмущения. — Что же вы за человек, если остаетесь столь равнодушным к человеческому страданию?
— О, вы, оказывается, страдаете? — презрительным тоном осведомился он.
— Более чем когда-либо. А все из-за того, что, став вашей законной супругой, дабы спасти свою репутацию, я не очистила мою совесть. И никогда не смогу избавиться от прискорбной мысли, что помогла вам в страшный момент нанести смертельную рану вашей матери, которую вы совершенно справедливо называете святой.
— О, да полно вам! Вздор! Ведь не всегда вы были такой набожной маленькой мисс. Тогда, в лесу, вы весьма охотно отвечали на мои поцелуи!
Она гордо откинула голову и проговорила:
— Я не отказываюсь, что любила вас. Однако тогда я находилась в ваших руках… в ваших жестоких руках… таких опытных и безжалостных. В вас нет ни капельки совести! И это просто изумляет меня.
— О Господи! — громко произнес Вивиан. — Вы же не первая женщина, забеременевшая от мужчины.
От этой грубой реплики бледные щеки Шарлотты покрылись пунцовыми пятнами. Она отступила на шаг и сказала:
— До чего же вы омерзительны!
На это он лишь расхохотался.
— Да, дорогая, действительно, ваша душевная чистота трогательна до слез. Несколько минут назад вы спросили меня, не начать ли нам все сызнова. Что ж, боюсь, у меня абсолютно нет отцовских чувств, меня не интересует зачатый нами ребенок. Конечно, я надеюсь, что вы родите мне сына. Также рассчитываю, что он больше будет похож на меня, нежели на вас.
— Что же во мне плохого? Гоффы были весьма достойной и уважаемой семьей, — резко возразила она. — И мой отец никогда не позволил бы себе обращаться с моей матерью так, как вы обращаетесь со мной.
— А вы не позволили бы себе очутиться в моих объятиях тогда, в Клуни, — с иронией напомнил он и, подойдя к ней с похотливым выражением лица, крепко обнял. Она попыталась вырваться, но была слишком слаба. Сильные пальцы продолжали сжимать и мять шуршащую тафту ее турнюра и наконец добрались до ее теплой белой шеи. Он стал страстно покусывать мочку ее уха. — О красотка, как мне хочется растопить этот лед, — шептал он, обдавая ее горячим дыханием. — Ибо понимаю, что было бы чертовски нехорошо начать наш медовый месяц врагами. Кроме того, в Лондоне слишком душно, чтобы ссориться. Дорогая моя, а я уж позабыл, какие длинные у вас ресницы, какая нежная шелковая кожа! Да, да, я буду очень ласков с вами и, конечно, позабочусь о том, чтобы вы отдохнули в моих объятиях, как любая невеста, которой предстоит брачная ночь.
На какое-то мгновение Шарлотта застыла. Ей не нравились ни его слова, ни тон, которым он их произносил. Она не чувствовала никакой любви в своем сердце, не испытывала той романтической нежности, которой раньше томилась ее душа. Очаровательный Принц из волшебной сказки, которого она когда-то слепо полюбила, теперь казался ей похотливым сатиром, жаждущим причинить ей зло и боль. Сейчас он не декламировал ей стихов. Он покрывал ее страстными поцелуями, которые не утешали ее, а только ранили. И она со слезами шептала:
— О Вивиан, Вивиан!
— Не плачьте, если хотите, чтобы из нашего брака хоть что-нибудь получилось, — произнес он. — Ибо я не люблю ни слез, ни взаимных обвинений. Если я согрешил, то вы с помощью моей матери заставили меня заплатить за это. И теперь ваша очередь давать, а не брать. Довольно болтать чепуху насчет моей жестокости! Вы же не невинная девушка. Вы — распутница.
— Какая низкая ложь! — пробормотала она, не веря своим ушам, и попыталась оттолкнуть его от себя.
— О, только не надо меня поправлять, потому что мне очень нравятся распутницы, — с усмешкой произнес он.
Бесконечно усталая, Шарлотта уже не могла больше протестовать. Она чувствовала лишь отчаяние. Его пальцы торопливо расстегивали крючки ее платья, пробираясь к мягкому шелку и кружевам ее нижней одежды. Затем он грубо схватил ее за волосы, прижал ее голову к себе и снова начал страстно целовать. Потом поднял на руки и понес к кровати.
— Я веду себя как образцовый жених, — проговорил он и рассмеялся. — Разве вам не хотелось, чтобы все обстояло именно так, а, дорогая?
Она бессильно поникла в его объятиях, уткнувшись в его плечо. Вся ее сердечная мука и боль вылились в единственном крике, сорвавшемся с ее губ:
— Мне нужна от вас любовь, Вивиан! О, мой муж, в чем я нуждаюсь, так это в настоящей любви!
Но если он и услышал ее крик, то не ответил на него. Он положил ее на подушки, затем подошел к двери и повернул в замке ключ.
И все ее слабые надежды на то, что он одарит ее истинной любовью, окончательно исчезли.
Глава 14
Медовый месяц кончился.
Карета лорда Чейса, запряженная двумя красивыми серыми лошадьми, катилась по широкой аллее, ведущей к замку. Чета Чейсов снова была дома. Уезжали они в грозу, возвращались же прекрасным солнечным днем позднего августа. Огромные буки еще не покрылись золотом, а маргаритки, высовывающие свои головки из цветочных бордюров, были темно-фиолетового цвета. Дикий виноград, обвивающий западную стену замка, начал краснеть.
И снова Шарлотта участвовала в старинном ритуале: приветствия со стороны слуг, низкие поклоны, глубокие реверансы. Карета не остановилась у домика Форбзов — Вивиан не желал, чтобы его жена часто виделась с Нан и Джозефом, равно как не хотел, чтобы кто-либо вспоминал, что она когда-то жила вместе с ними. Чтобы занять законное место в Клуни, она должна «совершенствоваться», считал Вивиан, постоянно напоминая жене об этом с определенной долей снобизма. Ибо знал, что именно снобизм совершенно отсутствует в ее характере.
Обуреваемая сложными чувствами, Шарлотта прошла в знакомый вестибюль замка. За ней проследовал муж, который сразу отправился в библиотеку, где его ожидала мать.
Шарлотта почувствовала огромное облегчение и благодарила Бога, когда, будучи в Монте-Карло, получила от свекрови письмо, в котором та писала, что после должного отдыха и лечения ей стало лучше. Не меньшее облегчение она испытала, когда наконец, добравшись до Клуни, застала миледи живой. У нее перехватывало дыхание при мысли, что, вернувшись, она может обнаружить зеркала, закрытыми черной тканью, а шторы опущенными. И сейчас, когда она увидела любимую свекровь на софе, стоящей у камина, Шарлотта бросилась к леди Чейс и опустилась подле нее на колени.
— О, дорогая матушка, вот мы наконец-то дома! — прошептала она.
— Наконец-то, — вторила ей Элеонора Чейс, с облегчением взирая сначала на невестку, потом — на сына.
Что бы там ни было, на первый взгляд казалось, что молодые люди каким-то образом поладили. И в самом деле, оба выглядели отлично, подумала миледи с удовлетворением. Вивиан был бронзовый от загара и в прекрасном расположении духа, а Шарлотта не выглядела такой бледной и напряженной, какой была, покидая Клуни. Она держалась спокойно и с необыкновенным достоинством. Для ее светлости также стало очевидно, что в Париже Вивиан проявил щедрость к молодой жене, ибо она была в очень модном дорожном платье цвета вина и в прелестной короткой жакетке с кружевной отделкой. Ее изящную головку украшала маленькая шляпка светло-зеленого цвета, чуть сдвинутая набок, с откинутой на каштановые волосы длинной прозрачной вуалью. Шарлотта казалась повзрослевшей, и, конечно же, ее фигура заметно пополнела, отметила ее светлость. Она уже не выглядела ребенком.
