Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа
Ловкие руки Талы опустились ему на бедра. Он вздрогнул, ощутив острое желание уступить.
«Уложить ее на землю, коснуться губами ее шеи, ее розовых губ! — подумал он. — И ни о чем не думать, отдаться удовольствию!»
И все же он оттолкнул ее, хоть и очень деликатно.
— Я не могу. Это грустно, но правда. Я все еще испытываю к Лоре какие-то чувства, но я много лет не прикасался к ней, и, вы правы, она собирается замуж за другого. Но дело не в этом. Я болен туберкулезом. Эта болезнь передается от мужа жене и от любовника любовнице, это я точно знаю. Минуту назад я сказал вам, что имел связи с женщинами. Это преувеличение, но я много месяцев жил с одной вдовой. Она была больна. Я понял это слишком поздно, когда уже заразился от нее. И вот мои дни сочтены. Теперь вы понимаете, почему я отказался от Лоры, от мечты обнять свою дочь? Господь покарал меня за мои грехи, за мою трусость, за мои заблуждения. Я прожил восемь месяцев в санатории в Лак-Эдуаре, где сам себе казался стариком. А перед этим жил в таком же заведении, но в Труа-Ривьер. Я сыт по горло этими санаториями.
Тала обняла его руками за талию и прижалась щекой к его груди. Он понял, что пропал — так нежны были ее движения, объятия.
— Я смогу вылечить тебя, Жослин, — мягко сказала она. — Медицина белых беспомощна перед этой болезнью, но силы кормилицы-земли огромны. А может, ты уже здоров? Идем, прошу тебя! Я дам тебе сил, смелости. Покинув меня, ты отправишься к своей жене и дочери.
Этот неожиданный переход на «ты» разрушил последнюю преграду: Жослин почувствовал себя «дома». В эти несколько дней Тала дала ему то, что можно было бы назвать комфортом супружеской жизни. Только ночь их разлучала.
— Если ты придешь в мою постель, — проговорил он изменившимся голосом, низким и теплым, — я никуда не уйду. Ты прекрасно знаешь, что так быть не может. Твой сын, а теперь и мой зять, скоро приедет навестить тебя. И Эрмин, конечно, будет с ним. Они спросят, кто я. Послушай, я должен тебе кое-что сказать.
И он рассказал ей о своей встрече с дочерью, которая из-за поломки на железной дороге провела ночь в санатории Лак-Эдуара. Жослин красноречиво описал момент, когда перед пациентами появилась красивая белокурая певица, рассказал, как обнаружилась их родственная связь.
— В тот день я чуть не умер, — сказал он.
Намерения Талы не изменились. Она все так же обнимала его. Жослин погладил ее по волосам.
— Эрмин говорила со мной, думая, что перед ней некий Эльзеар Ноле. Так звали моего деда. И снова я показал себя трусом, настоящим трусом! Я ведь мог открыться и все ей объяснить! Но не осмелился.
— Это был неподходящий момент, — заметила индианка. — Ты был не готов. Тебе понадобится много слов и улыбок, когда ты предстанешь перед женой и дочкой. Будь благоразумным, пообещай мне, что помешаешь Лоре выйти замуж. Если она не захочет жить с тобой или если ты поймешь, что больше ее не любишь, вы можете развестись.
— Развестись? — поразился он. — Нет, это невозможно. Я католик. Союз, освященный Богом, не разорвет ни одна официальная бумажка. Хотя какая разница, Лора все равно скоро овдовеет.
Выпрямляясь, Тала приложила палец к его губам. Жослину захотелось поцеловать этот пальчик и всю руку. У него не осталось сил для сопротивления. Желание захлестнуло его.
— Идем, — тихо сказала она. — Наши тела жаждут друг друга. Я поняла это на следующий день после твоего прихода. И я прочла по твоим глазам, что я тоже тебе нравлюсь.
Он последовал за ней, послушный, как юноша, который торопится приобщиться к миру любовных утех. Тала зажгла свечу. Нежный желтый огонек осветил комнату. Жослин хотел было увлечь индианку к постели, но она покачала головой в знак отказа. С улыбкой она принялась его раздевать.
— Делай, как я, — сказала она. — Сними с меня одежду!
Все сильнее увлекаясь этой игрой, он неловко раздел ее и увидел округлые плечи, маленькую, как у подростка, грудь, слегка выпуклый живот. Тала была миниатюрной, похожей на бронзовую статуэтку, вдруг обретшую способность грациозно двигаться. Она стала искусно ласкать его тело кончиками пальцев.
— Ты сводишь меня с ума, — задыхаясь, проговорил он.
Она прижалась к нему, приложила теплые губы к его торсу, в том месте, где билось сердце. На этот раз Жослин подхватил ее и уложил на постель. Он имел связи с женщинами, но всегда это происходило «целомудренно», в полной темноте. Любовницы ложились в постель в длинных ночных рубашках, которые ему приходилось приподнимать, чтобы получить свою долю удовольствия.
Тала, жаждущая, радостная и почти бесстыжая в своем желании, разбудила в нем забытые ощущения. Видеть ее обнаженную, исследовать ее тело руками — пламя страсти разгоралось все жарче в этом мужчине, привыкшем к длительным периодам воздержания.
— Подожди еще немного, — попросила она, когда он попытался войти в нее. — Подожди.
Она встала на колени и расплела свои черные косы. Водопад волнистых волос заструился по ее плечам и груди.
— А теперь иди ко мне, — шепотом позвала она.
Овладевая обжигающим лоном Талы, Жослин подумал, что никогда не испытывал такого наслаждения. Он изумлялся, стонал, кричал. Более сдержанная, она дала понять, насколько велика ее радость, по-женски, — слезами и нежными улыбками.
Не обменявшись ни единым поцелуем, — оба избегали этого из предосторожности, — они завибрировали в унисон, как любовники, давно знающие друг друга.
Утром Тала спала в маленькой комнате, которую сама же обставила и украсила. Началась другая жизнь. Днем они не позволяли себе малейшего проявления нежности, остерегались выказывать друг другу свое желание. Но как только ночные тени завоевывали близлежащий лес, мужчина и женщина торопились в постель. Случалось, что они даже не зажигали свет, желая побыстрее уединиться в большой новой комнате.
Жослин не задумывался о том, какие последствия может иметь эта связь. Он с аппетитом ел, много ходил пешком, колол дрова, дышал свежим речным воздухом. У него больше не было возраста, не было ни прошлого, ни будущего. Только сегодняшний день, со своими ежедневными ритуалами, имел значение.
Красивая индианка часто наблюдала за ним, и в глазах ее читалась смешанная с грустью гордость. Ее любовник поправился, привык ходить выпрямившись и хорошо загорел на солнце. Когда он смеялся, она таяла от радости. И все же она знала, что этот мужчина ей не принадлежит и никогда не будет принадлежать, и готовилась его потерять.
* * *Май быстро закончился. Этим утром Тала подала Жослину кофе, одетая в черное сатиновое платье с белым воротничком. В нем она была похожа на юную пансионерку.
— Ты должен уехать сегодня, — сказала она спокойно. — Мне приснилось, что сын выходит на опушку и с ним его пес Дюк. Но Эрмин не было. Это означает, что Тошан уже близко. Возможно, еще до обеда я увижу его. Посмотри!
Индианка на глазах у изумленного Жослина вынула из кармана фартука конверт.
— Один траппер принес мне это письмо за несколько дней до твоего прихода, — призналась она. — Можно сказать, что он самый близкий мой сосед, поскольку живет в хижине в трех милях севернее. В письме речь идет о свадьбе. Свадьба Лоры и Ханса Цале назначена на 12 июня. У тебя есть время вернуться в Валь-Жальбер. Из Перибонки ты на корабле доберешься до Роберваля.
— Почему ты утаила от меня это письмо? — спросил он. — Ты знала дату бракосочетания, но говоришь об этом только сейчас! И если это так, то зачем твоему сыну приезжать к тебе на днях?
— Эрмин и ее мать хотят, чтобы я была гостьей на свадьбе. Тут все написано, прочти сам. Тошан приедет за мной. Он не должен видеть тебя здесь. Прошу тебя, уезжай немедля. Этой ночью, пока ты спал, я собрала камни магического круга. Наша связь разорвана. Но ты выздоровел, я чувствую это сердцем, и я это вижу. Ты больше не кашляешь, к тебе вернулись силы. Поступи как честный и смелый мужчина. Вернись к своей семье.
— А ты? — спросил Жослин. — Ты снова год за годом будешь жить одна? Я был здесь счастлив, я охотно остался бы с тобой.
— Нет. Я хотела исцелить тебя, сделать так, чтобы ты снова стал себя уважать. Я не боюсь одиночества. И я знаю, что Тошан хочет жить здесь, в глубине леса. Рано или поздно они вернутся: мой сын, Эрмин и Мукки.
Сказав так, Тала убежала в дом. Она собрала вещи Жослина и скрыла все следы его пребывания в хижине. Он наблюдал за ней.
— А если я откажусь уходить? — спросил он.
— Ты с ума сошел? Тошан тебя узнает. Мой сын никогда не забывает лица людей, с которыми встречается на жизненном пути. Или ты хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что мы три недели жили как муж и жена? Пусть все вернется на свои места, Жослин. Мое место здесь, на берегу реки, а твое — возле Лоры и Эрмин.
Озадаченный, он потер подбородок.
— Тала, послушай! — решился он наконец. — Ты говоришь, что твой сын придет сегодня, чтобы забрать тебя в Валь-Жальбер, на свадьбу. И сама прогоняешь меня, чтобы я помешал этой свадьбе. Что ты скажешь Тошану? Или соврешь, что видела вещий сон о том, что свадьба не состоится?
