Наталия Рощина - Рыжее счастье
— Сына? — Мара поспешно поставила книгу на полку, спустилась по стремянке.
— Что? Уже неуютно? — неприятно заулыбалась Светлана Сергеевна. Упираясь руками в бока, она с вызовом смотрела на Мару.
— Геннадий приехал?
— О-о! Вы даже запомнили его имя. Это немного возвышает вас в моих глазах.
— К черту ваши глаза!
— Приехал, милочка, слава богу, приехал! И теперь кое-кому нужно убираться как можно скорее!
— Прочь с дороги! — Мара не желала больше продолжать этот глупый разговор. Она промчалась мимо домработницы, резко, до боли в плече, задев ее.
— Пакуйте вещички! Гурин не до такой степени глуп, чтобы променять на вас единственного сына. Теперь вы не нужны ему! Он сделает все, чтобы вернуть сына. Вы здесь лишняя, лишняя, содержанка!
Хотя последние слова Светлана Сергеевна прокричала вслед Маре, когда дверь за той уже закрылась, не услышать их было невозможно. Зажав рот рукой, Мара пыталась справиться с подступающей истерикой. Сделать это было нелегко. Пробегая по длинному коридору, Мара мечтала только об одном — поскорее добраться до своей комнаты и никого не встретить. Никого, конечно, означало Геннадия. Воображение рисовало Маре убийственные картины презрения и грубости, которыми, как ушатом ледяной воды, окатит ее наследник. Конечно, он не может испытывать к ней добрых чувств. Он тоже решит, что она отнимает то, что по праву принадлежит только ему.
Закрыв за собой дверь комнаты, Мара перевела дыхание. В какой-то степени она почувствовала себя в безопасности. Нужно было успокоиться, привести в порядок мысли и что-то предпринять. Мара беспомощно посмотрела на календарь: двадцатое мая. Где же Гурин? Без него ей не разобраться, но с другой стороны, не станет же она безвылазно сидеть в комнате, ожидая возвращения хозяина. Это смешно. Мара бросила взгляд в сторону шкафа, в котором было столько ее вещей. Практически все ей купил Гурин. И, стоя посреди комнаты, Мара вдруг начала лихорадочно прикидывать в уме, что нужно обязательно забрать, без чего ей уже не обойтись. Два вечерних платья она, конечно, оставит, еще — туфли на высоченной шпильке, те, что Эрнест Павлович подарил ей без всякого повода совсем недавно. А, собственно говоря, только его первый подарок и был связан с поводом — тогда был день ее рождения. Все остальное — его желание. Она ведь ни о чем никогда его не просила, но видела, как ему приятно, когда она радовалась, принимая очередную обнову. Мара открыла шкаф и тут же закрыла его. Что она делает? О чем думает? Почему это с ней в последнее время происходит такое: в критический момент она всегда на грани ошибки. Вот и сейчас, зачем эти мысли? Доказать Светлане Сергеевне, как та ошибалась на ее счет? Пожалуй, она получит удовольствие, узнав, что Мара трусливо сбежала. Она решит, что была права: хищница улизнула, узнав о приезде сына. Появилась, дескать, сила, против которой она не стала вести бесполезную борьбу. Мара нахмурилась. Нет, она не сделает этой крашеной домоправительнице такой щедрый подарок. В конце концов, она обязана дождаться Гурина, а там видно будет. Мара решила, что если ее пребывание в этом доме будет мешать налаживанию отношений между отцом и сыном, она тотчас уедет. Уйдет, если Эрнест Павлович этого захочет. А пока нужно сделать все так, чтобы Светлана Сергеевна не чувствовала себя победительницей.
Мара взглянула на часы: до ужина оставалось двадцать минут. Здесь все происходило по четкому расписанию, которое не изменялось и в отсутствие хозяина. Напротив, Светлана Сергеевна старалась соблюдать его еще строже. Сегодняшний праздничный ужин, состоящий исключительно из блюд, любимых Геннадием, она накрыла на двоих, будучи уверенной в том, что эта выскочка не выйдет из своей комнаты, не посмеет. Гена будет наслаждаться ее кулинарными шедеврами в одиночестве, под щедрым соусом из ее рассказов о происходящем в доме.
Геннадий приехал неожиданно, без предупреждения. Учитывая, что больше трех лет о нем ничего не было известно, можно было представить реакцию Светланы Сергеевны, когда, посмотрев в экран камеры наблюдения, она увидела нежданного гостя. Она обнимала его, плакала, приговаривая, что он — несносный мальчишка, что он не должен был быть таким жестоким по отношению к отцу. Приглаживая его жесткие волосы, Светлана Сергеевна умиленно заметила, что он возмужал, похорошел. Она говорила долго, вытирая бегущие слезы, искренние слезы радости. За своими эмоциями она даже позабыла о том, что надо сообщить Геннадию о Маре. Светлана Сергеевна проводила его до дверей комнаты, в которой прилежно убирала все это время.
— Здесь все, как было при тебе, — не преминула заметить она, когда Геннадий застыл на пороге: уют, чистота, свежие цветы в вазе на столе. — Отец всегда ждал тебя. Он говорил мне, что ты обязательно вернешься.
— Он на работе? — спросил Геннадий.
— В отъезде. Уже должен приехать, но почему-то задерживается. Я вчера разговаривала с ним по телефону.
— Вообще-то я не к нему, так что его отсутствие не имеет значения, — холодно произнес Геннадий. А потом посмотрел в застывшее лицо Светланы Сергеевны и подмигнул ей: — Хотя, честно говоря, я был не против увидеться.
— Вот и славно, — оживилась Светлана Сергеевна. — Ты, наверное, хочешь отдохнуть и побыть один? Я оставлю тебя. Ужин как всегда.
— Здесь ничего не изменилось, — усмехнулся Геннадий.
— Изменения есть, — загадочно произнесла Светлана Сергеевна. — И я очень рада, что ты вернулся.
— Вы о чем?
— У тебя появилась соседка, — бросив взгляд на дверь в конце коридора, ответила та.
— Не понимаю.
— Мы поговорим с тобой об одном очень странном поступке отца, но чуть позже, когда ты отдохнешь с дороги.
— Я не устал, — твердо произнес Геннадий. Его карие глаза пристально смотрели на Светлану Сергеевну. — Я приехал, чтобы увидеть могилу матери… Мне нужно навестить ее. Я решил переступить порог этого дома не для того, чтобы разгадывать загадки.
— Загадку зовут Мара.
— Это любовница отца?
— Нет.
— Тогда кто она?
— Рыжее чудовище, которое воспользовалось душевной раной Эрнеста Павловича и, как клещ, впивается в него все крепче. — Светлана Сергеевна перевела дыхание. Она почувствовала, что волнуется. Ей казалось, что сейчас откроется та дальняя дверь, выйдет Мара. Нужно настроить Геннадия против этой пигалицы, пока та не влезла в душу младшего Гурина. Она сумеет, эта рыжая ведьма с синющими глазами… — Она здесь. Она живет у нас с начала весны.
— Что? — Геннадий осмотрелся вокруг, словно пытаясь увидеть следы присутствия этой загадочной Мары, но ничего такого на глаза не попадалось. — Что значит «живет»?
— Она проходит здесь полный курс хороших манер на полном пансионе.
— С какой стати?
— Не знаю. Мне все это кажется кощунственным, но ты же знаешь отца — его невозможно переубедить, когда он что-то задумал.
— Раньше он развлекался с девками на стороне, а теперь решил, что может приводить их в дом! — Негодование Геннадия росло. — Черт! Хотел ведь остановиться в гостинице.
— Зачем ты так говоришь, Гена? Здесь твой дом. Ты не должен искать пристанища.
— Но я понял, что отцу сразу доложат о новом постояльце. У него ведь везде глаза и уши, — словно не слыша ее, продолжал Геннадий. — Потому я здесь… Кстати, знаете, почему я здесь?
— Ну как же, как же… Это твой дом. Ты приехал, и это прекрасно.
— Для кого? — усмехнулся Геннадий. — Ждали ли меня здесь? Молчите, я спрашиваю не для того, чтобы услышать ответ. Просто сегодня годовщина со дня смерти матери. Я был у нее на могиле. Я должен был положить цветы на могилу, поговорить с ней… Прошло три года. Столько всего изменилось, но только не Гурин. Отца нет, он снова весь в бизнесе. Он верен себе. Значит, о матери здесь никто не вспоминал…
— Я никогда не забываю о ней.
— Только вы? Это печально… Значит, у отца появились более серьезные заботы. В дополнение к тем, что всегда были для него более важными, чем проблемы семьи.
— Эта девчонка появилась здесь недавно, значит, указать ей ее место еще не поздно.
— И вы считаете, что это должен сделать я? — удивленно выпалил Геннадий. — А если бы я не приехал?
— Но ведь ты здесь.
— Я приехал по другому поводу.
— Но, к сожалению, диктует жизнь, а нам остается только реагировать. И очень важно не ошибиться, не ошибиться в который раз…
Воцарилось молчание. Геннадий взялся за ручку двери и, собираясь войти в свою комнату, посмотрел на Светлану Сергеевну. В ее глазах застыло подобострастное выражение. Она никогда ему не нравилась. Он не понимал, почему родители остановили на ней свой выбор. Для матери она была незаменимой, взяв на себя все заботы по дому. Геннадий только и слышал, как повезло им с такой удивительно покладистой, воспитанной домработницей. Сам он придерживался иного мнения, которое никого не интересовало. В конце концов, он решил, что слишком подолгу отсутствует дома, чтобы высказывать его. Жизнь в Англии давала ему возможность не задумываться над тем, что происходит дома, ни во что не вмешиваться. Нравится им эта чопорная дама — пусть так. Наверное, это было нечестно с его стороны, но он занял именно такую равнодушно-молчаливую позицию. Сейчас же необъяснимая неприязнь к Светлане Сергеевне снова заставила его недоверчиво отнестись ко всему, что она успела рассказать. Почему-то после смерти матери ему было особенно неприятно, что эта особа осталась в доме, чтобы заботиться об отце. Эта дама всегда была себе на уме. Кажется, она верна своему правилу: ее не интересуют его чувства. Все дело в том, что ей самой не нравится эта девица. Распрощаться с ней, и поскорее — вот желание, которое Светлане Сергеевне не приходит в голову скрывать. Видно, не нашли общего языка, вот и решила домоправительница избавиться от нее его руками. Терять работу не хочется, портить отношения с хозяином — тоже. Она понимает, что не должна быть категоричной в вопросах, не входящих в круг ее обязанностей, а к словам сына отец прислушается. Прислушается, если захочет, чтобы сын остался в доме. Наверняка все эти годы он ждал этой встречи и не станет омрачать ее новыми проблемами.
