Карла Манглано - Тайный дневник Исабель
Этот ее вопрос застал меня врасплох. Что заставило ее предположить, что Загоронова убил я? Однако затем я вспомнил то, что говорил ей вчера, а также то, что мне тогда пришло на ум, но о чем я умолчал.
— Нет! Я, вполне возможно, сегодня его бы и убил, но меня кто-то опередил… А может, это сделал он сам.
— Он покончил жизнь самоубийством?
— Не знаю, — откровенно сказал я, подумав при этом, что если был Загоронов и в самом деле выстрелил в себя, то возле его трупа валялся бы пистолет.
— И что мы теперь будем делать?
Это был хороший вопрос, тщательно обдумать ответ на который у меня возможности не было. Я знал только то, что в подобной ситуации следует, во-первых, потянуть время, и, во-вторых, действовать осторожно.
— Прежде всего мы должны держать язык за зубами. О том, что мы увидели, никто не должен знать. А я уж позабочусь о… обо всем остальном.
Как я и ожидал, она со мной не согласилась.
— Но… — хотела было возразить она.
— Очень важно, чтобы ты меня послушалась, Исабель, — перебил я ее — дело приняло уж слишком серьезный оборот. — Нужно поступить именно так, как я сказал, — поступить так ради моей матери. Смерть ну никак не вписывается в организованное ею празднование Рождества. Ты это понимаешь, да?
31 декабря
Я помню, любовь моя, как всю ту ночь мою душу терзало беспокойство. Проблема состояла в том, что я абсолютно не понимала мотивов, руководивших твоим братом. Я не понимала ничего из того, что тогда происходило.
Загадочные тайные собрания в подземелье замка, трагические — якобы случайные — выстрелы во время охоты, смерть Николая — все эти события никак не увязывались в моем сознании с таким красивым и радостным местом, каким был для меня Брунштрих. Однако чего я совершенно не понимала — так это той легкости и беспечности, с какой относились в замке к подобным событиям.
Мне уже дважды сказали, что мне следует держать язык за зубами, чтобы не испортить того, что, похоже, считалось в Брун-штрихе самым-самым главным — рождественские праздники. Ничто — даже гибель человека — не должно было омрачить радужное настроение вдовствующей великой герцогини и веселье ее гостей. Я, конечно, не только понимала, но даже одобряла стремление сына заботиться о своей матери, однако не до такой степени, чтобы согласиться скрыть факт смерти Николая, как будто бы его тело отнюдь не оказалось на поляне в лесу и никто его никогда там не видел. Это чем-то напомнило мне цирковое представление: хотя голова дрессировщика и находится в пасти льва, представление продолжается, а публика аплодирует и смеется.
Благополучие матери — это нечто очень важное, то, ради чего стоит прилагать массу усилий, однако в данном конкретном случае подобные усилия показались мне подозрительными и чрезмерными. Поэтому я начала думать, что, возможно, имелась и какая-то другая причина, заставлявшая Карла скрывать происходящие странные события от общества. Если за установленной в стенах Брунштриха ширмой в виде празднования Рождества разворачивалась целая череда событий не только не случайных, но и, наоборот, тщательно спланированных, единственным непредвиденным элементом, который не вписывался в эту гнусную историю, была я, и меня беспокоило, а не придет ли подобная мысль в голову Карлу.
А еще у меня вызывало большие сомнения и подозрения поведение твоего брата в определенные, я бы сказала ключевые моменты. Например, когда он пригласил меня поехать вместе с ним в Вену, мне это показалось странным. Затем произошло много непонятного. Почему у него возник интерес ко мне и к моим своеобразным поступкам — начиная с моих утренних упражнений и заканчивая книгами, которые я читаю? Почему он появился с противоположной стороны леса после того, как выстрелили в Бориса? Почему после того гнусного инцидента с Николаем меня искал он, а не кто-нибудь другой? Почему он избегал общения с другими людьми? Почему он то появлялся в Брунштрихе, то вдруг исчезал? Почему он всегда такой отчужденный, молчаливый и скрытный? Почему наши пути в этом маленьком мирке, который представляет собой Брунштрих, пересекались лишь в самые неприятные моменты?.. Мне казалось, что это происходило отнюдь не случайно.
Все эти события произвели на меня очень сильное впечатление, и настроение у меня было далеко не праздничное. Это празднование казалось мне каким-то надуманным и вздорным, а еще пропитанным наивной беспечностью и неудержимым желанием наслаждаться, что контрастировало с моим душевным состоянием и казалось мне неуместным. Находясь в отдаленном и темном уголке зала, держа в руках бокал, пить из которого я и не собиралась, и слушая музыку, слушать которую мне не хотелось, я предавалась подобным размышлениям, в мрачнейшем состоянии духа наблюдала за тем, как достигает своего апогея рождественский праздник, являющийся своего рода символическим торжественным завершением года. Это был праздник, сопровождающийся шумливым и помпезным маскарадом — маскарадом в самом широком смысле этого слова.
Возможно, ты заметил, любовь моя, что я была сама не своя… Возможно, именно поэтому ты в тот вечер, когда я пыталась от тебя скрыться, не позволил мне это сделать. Ты, видимо, чувствовал, что я прячу от тебя не только свое израненное лицо, но и свою измученную душу. Ты с уважением отнесся к моему желанию уединиться и предоставил мне достаточно пространства для того, чтобы я могла дышать. В этот вечер я не искала ни твоего взгляда, ни твоей улыбки, ты… ты не стал танцевать ни с какой другой женщиной.
— «Форм невиданных, и украшений, и оружий бессчетность являл Он; сонмом дивных уборов сверкал Он, ароматами благоухал Он; беспредельный Господь всюдуликий, бог богов, чудеса все вмещал Он».
Услышав эти замысловатые выражения, еще не обернувшись, я уже знала, что это Борис Ильянович с помпезностью произносит фразы, которые Арджуна адресовал богу Кришне в одной из глав «Бхагавадгиты».
— «Если тысячи солнц свет ужасный в небесах запылает разом — это будет всего лишь подобье светозарного лика махатмы». Вы выглядите очень эффектно в своем одеянии одалиски[51]. Невозможно было бы придумать ничего более подходящего к вашей экзотической внешности.
Благодаря его словам я вспомнила о том, что тоже принимаю участие в маскараде и что мое тело облачено в восточные шелка, а лицо спрятано под полупрозрачной вуалью, прикрывающей мои еще не зажившие губы.
— Большое спасибо, Борис. Вы, как всегда, превосходите всех в Брунштрихе по части оригинальных и утонченных комплиментов. Вам, кстати, тоже очень идет ваш костюм венецианского аристократа.
Борис самодовольно и благодарно улыбнулся, а затем спросил:
— Как так получилось, что вы оказались здесь, в этом темном уголке, вдали от главного действа праздника? Очень жестоко с вашей стороны лишать своих многочисленных поклонников возможности с вами пообщаться.
— От моего светозарного лика сегодня вечером исходит не очень яркое сияние. Его, скорее, даже вообще нет, — ответила я.
— Да-а, грусть порой охватывает нас в самые неподходящие моменты! Чрезмерные шум и веселье зачастую способствуют наплыву меланхолии. Любопытно видеть, что все то красивое и радостное, что окружает нас, в равной степени и возносит дух и угнетает его. Оно подавляет его своим показным великолепием.
— Да, как раз показное великолепие его и подавляет. Красота же и радость, которые кроются в простых вещах, дают нам умиротворение.
— Именно так. Вы, наверное, скучаете по своему родному дому…
— Мой родной дом теперь здесь, — неуверенно сказала я, глядя куда-то в пустоту.
— Ну что ж, тогда позвольте развеять вашу грусть с помощью простенького подарка.
Я, загоревшись любопытством, посмотрела на Бориса. У него были очень большие руки, и пальцами одной из них он без труда удерживал две какие-то книги. Протянув их мне, он сказал:
— Это два произведения, которые заставят вас призадуматься. Вам, возможно, следует поискать себе гнездо в каком-нибудь другом месте, потому что гнездо воробья для орла не очень-то подходит.
Я стала листать книги, которые мне вручил Борис. Одна из них была переведенным на французский язык произведением Ницше «По ту сторону добра и зла», а вторую, судя по надписи на первой странице, написал некий А. Каша, она также была переведена на французский.
— Это произведение Ницше является, на мой взгляд, одним из самых интересных. И у него очень интригующее начало: «Предположив, что истина есть женщина…» Думаю, оно вам понравится. Во второй книге содержатся размышления примерно на ту же тему.
Я, не отрывая взгляда от книг, сделала вид, что этот подарок меня очень и очень обрадовал.
— Вот это да!.. Большое спасибо, Борис. Вы заставили мой приунывший дух приободриться. Я, можете мне поверить, прочту эти книги с огромным интересом.
