Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы
— Вы надо мной подтруниваете! — шутливо возмутилась она. — В наказание я приглашаю вас на ужин.
— Месье Маруа это уже сделал, — ответил молодой человек. — Он обидится.
— Вы правы. Тогда приходите к нам на чай, заодно проверите, все ли в порядке с вашей лошадью.
Овид с улыбкой согласился. Его зеленые глаза светились невыразимой нежностью.
— Я приду.
— Я буду вас ждать.
* * *На следующее утро, когда дети были на занятиях, Эрмину навестила мать. Лора, не снимая мехового манто, знаком попросила Мадлен оставить их вдвоем. Это не ускользнуло от внимания молодой женщины.
— Мама, что с тобой? Ты можешь говорить в присутствии моей подруги, мне нечего от нее скрывать!
— Я предпочитаю остаться с тобой наедине.
Мадлен поспешно поднялась на второй этаж. Она старалась никогда не досаждать вспыльчивой Лоре Шарден.
— Слушаю тебя, мама! И могу поклясться, что ты собралась читать мне мораль. Ладно, снимай свое манто, будем пить кофе.
Лора подошла к своей дочери и сказала ей на ухо:
— Я обеспокоена! Вчера вечером я видела тебя с Овидом Лафлером, когда вы прогуливались с лошадью. Дорогая, о чем ты только думаешь? Ты брала за руку этого мужчину, прижималась к нему. Ты что, совсем потеряла голову? Хочу тебе напомнить, что ты замужем, а супруга солдата не появляется на улице в обществе другого мужчины. Это я и хотела тебе сказать.
— Овид — мой духовный брат, бесценный друг. Ты напрасно сомневаешься в моей верности Тошану.
— Тогда объясни мне, почему он вышел от Жозефа после ужина, — прошептала Лора с насмешливой гримасой. — Дорогая, я пришла не отчитывать тебя, а предостеречь. Поклянись, что ты не спала с ним этой ночью!
— Но, мама! Ты сошла с ума! Совсем необязательно было шпионить за нами и следить за его поступками и жестами! Овид просто хотел убедиться, что у его лошади не возобновились колики. Уверяю тебя, он пробыл здесь лишь до полуночи, Мадлен может это подтвердить. Мы втроем трудились над письмами в правительство, в Бюро по делам индейцев. Мы хотим сообщить о том, что на самом деле творится в этих пресловутых пансионах, созданных для того, чтобы постепенно истребить народ монтанье. Я ведь уже объясняла все это тебе и папе! Бадетте я тоже написала письмо, попросив ее в своей статье рассказать о творящихся безобразиях. Я сообщила ей все необходимые сведения.
Они вызывающе и настороженно смотрели друг на друга. Лора вглядывалась в лицо дочери в поисках малейших следов, которые могла оставить ночь любви: распухшие губы, более красные, чем обычно, или круги под глазами. Но ей пришлось признать, что во внешности Эрмины не было ничего подозрительного.
— Неужели ты действительно считаешь меня способной изменить Тошану, мама? Мы с Овидом поклялись друг другу в дружбе, тебе не о чем беспокоиться. Даже во время нашего похода верхом ничего не случилось.
Она лгала, и на ее щеках выступил легкий румянец. Лора, внезапно смягчившись, обняла дочь.
— Девочка моя, я знаю, как слаба порой бывает плоть. И сердце тоже… Я была на грани паники. Я так испугалась, что ты разрушишь свой брак из-за минутного помешательства. Это будет катастрофой для детей, не забывай об этом никогда. Тошан страстно любит тебя, и ты его тоже, я в этом уверена, несмотря на его недостатки и былые ошибки. Прошу тебя, будь осторожна в будущем. Я допускаю, что ты хочешь изобличить мерзости, в которых виновны эти монахи из пансиона. Ты мне достаточно поведала о них, мне даже спились кошмары. Но местные люди не поймут твоих дружеских отношений с этим учителем!
Лора сделала акцент на слове «дружеских». Потом она добавила:
— Народ будет судачить здесь и в Робервале, а также в Сент-Эдвидже, и, когда Тошан вернется, пусть даже просто приедет в увольнительную, до него могут дойти эти слухи. Он оскорбится и начнет сомневаться в твоей верности. Твой муж ревнивый собственник. Даже если ты сможешь убедить его, что ничего плохого не делала, его еще долго будут терзать подозрения.
Эрмина согласно кивнула. Слова матери были разумными и пугающе точными. Сраженная этой неумолимой логикой, она с трудом сдерживала слезы. Взволнованная, Лора нежно обняла ее.
— Доченька моя любимая, ты такая отважная! И такая хрупкая! Тебе приходится поднимать Киону, и ты была так великодушна, что взяла под свое крыло Акали. На твоих плечах столько ответственности, а Тошана нет рядом.
— Мама, мне приятно баловать эту малышку. С Кионой все по-другому: она должна войти в нашу семью официально. Если бы папа ее узаконил, она бы навсегда была избавлена от подобного обращения.
— С тобой ей тоже ничего не грозит, Эрмина. Она сводная сестра твоего мужа, — отрезала Лора, тут же отстранившись. — Зачем спешить? Позже будет видно. Я хорошо отношусь к Кионе и, повторяю, испытываю к ней искреннее сострадание. Но я не вижу необходимости в публичном признании отцовства.
— Мама, Шарлотта уже в курсе, Мадлен тоже, и Мирей наверняка догадалась. Это секрет полишинеля. И Луи будет приятно узнать, что она его сводная сестра. Ты же видишь, как он ее любит!
— Мы еще поговорим об этом, — вздохнула мать, направляясь к двери. — Я не могу остаться: Жослин должен отвезти меня в Роберваль. До свидания, дорогая!
Лора вздохнула свободнее, оказавшись одна на улице, под моросящим ледяным дождем. Она открыла зонтик и медленно пошла к своему дому. «Какая же я идиотка! — думала она. — Я дрожу от страха, как бы моя дочь не совершила адюльтера, тогда как сама отдалась другому мужчине без всяких оправданий. Господи, помоги мне, пошли мне знак! Сама я никогда не пойму, кто настоящий отец моего сына, моего любимого Луи! Жосс или Ханс? Сегодня мне кажется, что это один, завтра я уже уверена, что другой. Должна ли я говорить своему ребенку, что Киона его сводная сестра, если на самом деле это, возможно, не так? Боже, если бы только у меня появилось доказательство!»
Она заметила Жослина под широким козырьком, прикрывающим крыльцо. Он улыбался ей, держа шляпу в руке, одетый в выходной костюм.
«Мой Жосс, я люблю тебя, — подумала Лора. — И не хочу, чтобы моя Эрмина совершила такую же глупость, как я! Овид Лафлер больше к ней не приблизится, я об этом позабочусь».
Глава 9
Отец и его дочери
С момента визита Овида Лафлера прошло две недели. После холодных дождливых и ветреных дней, когда все местные жители уже решили, что зима на подходе, осень развернулась всей палитрой своих красок. Валь-Жальбер наполнила целая симфония красок, от золотисто-коричневой до темно-зеленой. Но красота пейзажа с каждым днем все больше подвергалась опасности. Иней припудривал серебром заросшие сорняками обочины пустых улиц, и ночи становились холодными. Повсюду землю устилали опавшие листья. Эрмина полностью погрузилась в повседневные хозяйственные хлопоты, чтобы занять себя и как можно меньше размышлять. У нее не было никаких известий от молодого учителя, и она повторяла себе, что так даже лучше. Наливая кипяток в таз, она думала: «Ни одного поцелуя! Я даже не поцеловала его на прощание. Когда он пошел убедиться, что его лошадь больше не страдает коликами, я проводила его в конюшню. Мы ощутили такое волнение, оставшись наедине, что я вся дрожала, и он тоже. Но ничего не произошло, ничего!»
Она решила перестирать все свои вещи, которые можно было высушить на улице. Сидя за столом, Мадлен лущила фасоль. В маленьком доме приятно пахло мылом и горящими дровами.
— Акали читает все лучше и лучше, — порывисто произнесла Эрмина. — Вчера она прочла целую страницу «Робинзона Крузо». Это любимый роман Мукки. Он дал ей почитать книжку.
— Да, она делает большие успехи, — ответила Мадлен. — Мина, милая моя, если бы ты только знала, сколько радости мне приносит этот ребенок! До сих пор я не могла говорить с тобой об этом откровенно, но у меня странное ощущение, что мы с Акали очень близки. С первой секунды, когда я увидела ее, мы понимаем друг друга без слов. Я больше не хочу с ней расставаться. И именно тебе я обязана этим счастьем.
Эрмина помешала свое белье старой деревянной ложкой. Подняв взгляд, она задумчиво смотрела перед собой.
— Ты ничем мне не обязана, Мадлен. Уже столько лет ты живешь рядом со мной, терпеливая, сдержанная, неутомимая. Ты кормила моих девочек своим молоком, баюкала их и утешала, когда я была в разъездах. В тебе столько нерастраченной любви! Акали это чувствует. Бедной малышке потребовалось много мужества, чтобы ослушаться главную монахиню и сказать мне, где эти изверги прячут Киону. Она пожертвовала собой, а для двенадцатилетней девочки это совсем непросто. Я бы никогда не оставила ее в лапах этих палачей. Я сразу же рассказала ей о тебе в сарае, где она пряталась за бочкой.
— Да, я знаю, — тихо рассмеялась молодая индианка, — от Акали. Она погладила меня по щеке и сказала, что будет мне теперь вместо дочери, которую я потеряла и которая сегодня была бы ее возраста.
