Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа
Ответ был всегда один и тот же: он — стареющий мужчина, больной туберкулезом. И, вспоминая об этом, Шарден в очередной раз отказывался от мысли предстать перед Лорой и Эрмин.
В начале апреля Жослин познакомился с неким Иоахимом Ганьоном, владельцем крепких саней и упряжки из восьми собак. Жизнерадостный и нелюбопытный, Иоахим согласился за небольшую плату отвезти его к хижине четы Дельбо. В пути они много разговаривали, в основном о порте. Проведя несколько дней в гостинице в Перибонке, Жослин наконец оказался у цели.
«Я и забыл, как хорошо весной! Тем более что в этом году она ранняя…»
Он уже достаточно долго рассматривал светлый деревянный домик, в котором жила Тала. Деревья вокруг оделись в наряд из свежей, нежно-зеленой листвы. Возрождающаяся к новой жизни земля источала тяжелый, одуряющий запах перегноя. Благодаря майскому солнцу тут и там среди травы показали свои головки цветы: крокусы, фиалки, нарциссы. Высокие деревья — сосны, березы — казалось, приветствовали небо и благодарили его за то, что оно наконец стало прозрачным, ярко-голубым.
У Жослина появилось странное чувство: он словно бы ощущал движение сока в сердце древесных стволов, осязал, как растет трава у него под ногами. Да и сам он внешне изменился. Никто бы не узнал в нем Эльзеара Ноле, бледного, гладковыбритого, худого. Черная с серебристыми нитями борода подчеркнула мужественные черты его лица, скулы на котором стали выделяться меньше. Теперь мужчина реже кашлял и чувствовал себя окрепшим.
«Все эти чудеса сотворил свежий воздух озера Сен-Жан, — говорил он себе. — А еще — свобода и несколько стаканчиков джина!»
Губы его изогнулись в иронической ухмылке. Жослин как раз вышел из-за сосны и направился к хижине, когда дверь открылась и на улицу выскочил беспородный бело-черный пес. Тотчас же шерсть на спине у него встала дыбом, и он залаял. В золотистом свете утра появилась Тала. Мать Тошана подняла руки ладонями вверх, словно желая собрать солнечное тепло. Жослин вздрогнул, ошеломленный. Она была совсем такая же, как раньше — маленькая, стройная, с заплетенными в две косы черными волосами. Лицо цвета поджаренного хлеба по-прежнему поражало своей таинственной красотой. На ней было не платье из оленьей шкуры, украшенное бахромой и бусинами, а простая белая рубашка длиной до щиколоток.
— Кто здесь? — позвала она. — Покажитесь!
«Дельбо, наверное, на реке, — в растерянности подумал Шарден. — Хотя какая мне разница?»
Нерешительными шагами он вышел на опушку. Пес заворчал, но Тала жестом приказала ему замолчать.
— Добрый день, мадам! — крикнул он, неловко поднимая руку в знак приветствия.
Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Индианка не сводила с него обеспокоенного и подозрительного взгляда. Жослин и хотел бы опустить глаза, но не мог. Наконец он остановился в метре от нее.
— Вы Роланда Дельбо? — спросил он для того, чтобы хоть что-то сказать.
— Жослин Шарден, — пробормотала Тала. — Я так и думала, что однажды вы вернетесь.
— Черт побери! — громыхнул он. — Вы меня узнали! А между тем ходят слухи, что ваш супруг похоронил меня семнадцать лет назад!
— Сегодня я единственный человек, кто знает, что вы не умерли, — сказала она.
Эти слова повергли Жослина в глубочайшее удивление. Он так и остался стоять с раскрытым ртом.
— Мне нужно поговорить с вашим мужем, мадам.
— Я вдова. Анри, тот умер по-настоящему, — тихо добавила женщина. — Пять лет назад. Он был на льду, когда река вскрылась и унесла его. Нам с сыном пришлось долго идти, пока мы нашли в низовьях реки его тело. Я сама похоронила мужа на берегу Перибонки.
Жослин стойко выдержал удар. Однако ноги у него подкосились. Неподалеку в землю был врыт грубо сколоченный стол, рядом с которым стояла сосновая чурка, служившая табуретом. Он сел, все еще не в силах поверить своим ушам.
— Примите мои соболезнования, мадам, — сказал он. — Я не знал.
— Хотите кофе? — предложила Тала.
— Спасибо, не откажусь.
Жослин вдруг испытал необъяснимый страх, ужасное смущение. Одно дело — приехать, чтобы поговорить с Анри Дельбо, как мужчина с мужчиной, и совсем другое — столкнуться с его женой. К этому он оказался совершенно не готов. Однако складывалось впечатление, что эта индианка знает ответы на все вопросы. И это только усиливало его волнение.
Тала скрылась в доме и вернулась не сразу. На этот раз на ней было черное платье с широкой длинной юбкой. В руках индианка держала поднос. Она села напротив гостя.
— Я подумала, что вы, наверное, проголодались, — любезно сказала женщина. — Для моего народа гостеприимство — не пустое слово.
Он едва удостоил взглядом золотистые лепешки и горшочек с медом. Железная кружка дымилась рядом с графином с водой.
— Я не отниму у вас много времени, — сиплым от волнения голосом сказал Жослин. — Мне надо понять, что там произошло!
И он кивком указал на север. Тала кивнула в знак понимания. По губам ее скользнула тень лукавой улыбки.
— Теперь мы родственники, — сказала она. — Наши дети поженились. В прошлом году Тошан и Эрмин жили здесь. Ваша дочь — добрая и любящая девушка. Красивая певчая птичка! А ваш внук, Мукки, приходится внуком и мне.
Жослин бросил на нее смущенный взгляд. Он был вынужден признать очевидное: между ним и этой индианкой существовала родственная связь, пусть это и не вызывало у него восторга. Не испытывая по отношению к индейцам монтанье ни неприязни, ни презрения, в этих обстоятельствах он все же почувствовал себя так же, как и большинство жителей страны, окажись они на его месте. Даже крещеных индейцев обыватели считали дикарями — за их нравы и манеру одеваться.
— Это правда, — бесцветным голосом ответил он.
— Значит, вы уже знаете, что они женаты, — вздохнула Тала. — Я думала, что может быть и по-другому. Откуда вы узнали?
— Случайно.
Он не доверял ей и решил говорить как можно меньше. И без конца потирал ладони, сжимая и разжимая пальцы. Хозяйка дома заметила, что он волнуется.
— Я могу предложить вам и виски. Вы словно сидите на горячих углях!
— Да, виски — это было бы неплохо, — вздохнул Жослин. — Я рассчитывал поговорить с Анри Дельбо, но он унес все свои секреты в могилу.
— У Анри не было секретов, — отозвалась Тала. — Секреты, похороненные в этой земле, — они все здесь, в моем сердце.
Тала прикоснулась к своей груди. Жослин, у которого пересохло во рту, кивнул. Она встала и пошла за бутылкой с алкогольным напитком. Ее кошачья грация привела его в замешательство. Он спросил себя, сколько ей может быть лет. Эта женщина излучала глубочайшую безмятежность, словно и не жила одна в чаще леса все это время.
— Полагаю, вы уже виделись со своей женой, Лорой, — сказала она и налила ему виски в стакан, который он осушил одним глотком.
— Нет, — отрезал Жослин. — Я, как вор, бродил вокруг ее дома в Валь-Жальбере. Она снова собирается замуж, и я решил ее не расстраивать. В прошлом она и так из-за меня натерпелась. И пришел я только затем, чтобы узнать, кто лежит в той могиле, в шести милях отсюда. Ведь возле креста, который поставил ваш муж, я оплакивал свою Лору. Я никак не могу найти ответ на этот вопрос. Я думал, что моя супруга умерла и это ее могила. Понимаете? И вот в марте этого года из уст болтливой старушки, жительницы Роберваля, я узнаю, что это не так. Лора считает, что там похоронен я, и моя дочь тоже. Мари-Эрмин приносила цветы на эту могилу, правда? Это я тоже знаю.
— Мне очень жаль, но это все из-за меня, — сказала Тала, сохраняя безмятежное выражение лица. — Я скрыла истину, хотя ненавижу ложь. И если я расскажу вам все, Жослин, я отдам себя в вашу власть. Вы сможете донести на меня полиции, которая относится к моим соплеменникам намного строже, чем к белым.
— Что за глупости вы говорите! — сердито сказал он.
— Это не глупости, это история о крови и слезах. Даже Тошан ее не знает. Анри и не подозревал, что все это когда-то случилось у него под носом.
— «Тошан, Тошан» — повторяете вы! Мне вспоминается, что в те далекие времена вашего мальчика звали Клеман.
— Именем Клеман его назвал Анри при католическом крещении. Моего сына зовут Тошан, что означает «большая радость, удовлетворение». Я была счастлива иметь ребенка, маленького мальчика. И всегда им очень гордилась. Не стоит говорить со мной таким сухим тоном. Я, быть может, и виновата перед вами, но у меня не было выбора.
Виски помогло Жослину расслабиться. В присутствии Талы он чувствовал себя не в своей тарелке, причем ее красота, медного оттенка кожа и черные волосы волновали его не меньше, чем ее загадочные речи. Он схватил бутылку.
— Одного стакана хватит! — воскликнула индианка. — Если вы опьянеете, то не сможете меня слушать!
— Раз так, рассказывайте! А потом я уйду.
