Марджори Иток - Рассвет на закате
Сбежать бы от воспоминаний. Но она не сбежит, потому что от себя не сбежишь.
Настойчивые звонки и удары в дверь наконец достигли ее ушей, проникли в ее воспаленный мозг, и шум почти обрадовал ее. Все что угодно, лишь бы прогнать привидения.
Элинор направилась ко входу по старому мягкому ковру, нащупала цепочку, повернула латунный запор и открыла дверь.
— Прошу прощения, — начала она вежливо, — но до воскресенья мы закрыты. Не могли бы вы прийти завтра?
— Да, — сказала блондинка в модном кожаном пальто, шляпе и ботфортах. — Я вернусь завтра. Но я войду сюда и сегодня. А вы кто — уборщица?
Элинор могла бы найти это забавным, но ей было не до смеха.
Она холодно ответила:
— Я Элинор Райт. Я управляю магазином.
— О! Вот как!
Элинор не принесло удовольствия ощущение, которое у нее возникло от быстрого взгляда проницательных карих глаз, которым незнакомка окинула ее с головы до пят. Тон ее собственного голоса автоматически стал ледяным:
— И мы закрыты.
Она начала запирать дверь. Рука в элегантной перчатке из кожи взмахнула, останавливая ее.
— Вы не понимаете, — сказала женщина таким же ледяным тоном. — Этот магазин принадлежит мне.
— Простите?
— Этот магазин принадлежит мне.
Темная мужская фигура позади нее внезапно сделала шаг и стала столь же высокой, сколь и узнаваемой. Это был Питер, партнер Мэтта.
Он торопливо сказал:
— Мы искали вас, Элли. Но дома вас не было, вот мы и попытались найти вас здесь.
Он бессмысленно улыбнулся. А Элинор просто застыла, не имея сил ответить. Она с трудом отступила на шаг, пропустив высокую даму внутрь, и та стянула свои перчатки и стряхнула снег с рукавов и ботфортов прямо на старый благородный ковер из обюсона. А затем быстро, как птица, осмотрелась, и шелковистые белокурые волосы скользнули из-под шляпы на щеку, цветом кожи напоминающую персик.
— Я всегда считала это потрясающим, — сказала незнакомка, персонально ни к кому не обращаясь. — Как люди умудряются платить огромные деньги за такой хлам? О, кстати, — и теперь ее глаза остановились снова на Элинор. — Меня зовут миссис Бентон Бонфорд.
Глава 18
Элинор не смогла сдержать изумленный вздох, а все ее тело застыло, так что Томасин поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Она промямлила:
— Но ведь вы в разводе.
— Вам Бентон сказал? — Джилл Бонфорд с легкомысленным видом изобразила, что это ее забавляет, но ее глаза воинственно блеснули. Она еще раз окинула взглядом бесформенную женскую фигуру в потертом старом пальто, на которой вместо юбки был плед или что-то похожее, и поблекшую шапку над бледным лицом, на котором штрихи румян выделялись слишком сильно. Джилл Бонфорд рассмеялась: — Ну конечно. Думаю, что он сказал это.
— Да.
— Дорогуша Бент. Всегда до боли честен. Ну, мисс Райт, мисс, я правильно говорю, Питер, ведь вы так сказали, или все-таки миссис? — Она произнесла слово «мисс» с нажимом, и у нее получилось «мизз».
Элинор не обратила на это внимания. Она холодно ответила:
— Миссис, — и увидела в глазах Джилл легкое недоумение. Но через секунду оно исчезло.
— Ну, если говорить честно, то я подала документы на развод, но потом решила повременить. И теперь это кажется более удачным решением. Вы согласны со мной?
— Все, — ответила холодно Элинор, — зависит от того, с какой точки зрения посмотреть.
Она тотчас же поняла, что, говоря так, проявляет недостаток такта, но сдержать себя не могла.
Партнер Мэтта из-за спины Джилл Бонфорд делал страшные глаза и предостерегающе махал руками.
— Пожалуйста! — произнес он одними губами. — Пожалуйста!
Джилл протянула гибкую руку и, растопырив пальцы, поднесла ее к морде Томасина. Тот обнюхал руку и решил, что она может почесать у него за ушками. Джилл Бонфорд сказала как бы невзначай:
— Я легко нахожу общий язык с большинством кошек.
«Наверное, потому, что у вас вообще много общего».
Но Элинор промолчала. Она протянула кота Джилл. И он удобно устроился в складках модного кожаного пальто. Поверх его поцарапанной в боях головы жена Бентона Бонфорда спокойно сказала:
— Вы абсолютно правы насчет точки зрения. Я не ожидала появиться здесь в качестве приятного сюрприза, но и скверное впечатление я производить не хочу. Я не кого не намерена разорять, я просто ищу свою выгоду. Если вы поймете это, тогда мы прекрасно сможем договориться.
В прямоте жене Бентона не откажешь, едва ли она та легкомысленная блондиночка, которую представляла себе Элинор.
«Значит, я ошибалась, — угрюмо подумала она, — эта дамочка — что-то особенное.
Элинор пожала плечами и ответила:
— Тогда давайте присядем. В задней комнате удобнее и теплее.
Элинор шла, думая, что выглядит, как дочь крысолова, и пытаясь подавить дикий гнев и ревность к этой красивой самоуверенной даме, которая была женой Бентона Бонфорда, бросила его, сделав ему больно. За все время не было сказано ни слова о ее неожиданном вдовстве.
И в приливе жалости к себе Элинор представила, как она сама лежит в постели с Бентоном Бонфордом, прижимается к его теплому, надежному телу, дает ему обнять себя, любить себя и яростно подумала: «Я никогда не бросила бы его».
Она прислушивалась к голосу Джилл, желая услышать в нем что-либо легкомысленное, желая, чтобы та допустила какую-нибудь ошибку, тогда Элинор почувствовала бы свое превосходство и удовлетворение. Но ничего такого не было. Хрипловатые интонации Джилл были отточены.
Она говорила:
— Видите эти лампы? Это Тиффани, не так ли? Господи! Да я и кучу мусора ими бы не украсила. А вот китайская горка, которую моя мать выбросила за ненадобностью, когда мне было лет шесть. И только посмотрите на этот жуткий гарнитур с избытком шишечек. Он викторианский, миссис Райт?
Элинор помолчала, затем коротко бросила:
— Это Джон Белтер.
— И сколько он стоит?
Элинор сказала.
Джилл воскликнула:
— Да вы шутите! И вы его продадите?
Элинор вспомнила о толстухе и ее муже, Калдере.
— Да, если мы захотим.
— Что вы имеете в виду, говоря «если мы захотим»? Господи! Да я спихнула бы его побыстрее, прежде чем у клиента появится хороший вкус и он не расторгнет сделку.
— Опять-таки, — сказала Элинор, пытаясь улыбнуться, — это только лишь ваша точка зрения.
Она провела их в комнату, устроила Джилл в кресле Джулии, адвокат, который чувствовал себя страшно неудобно, получил кресло-качалку, а сама она уселась на китайской табуретке, прислонившись спиной к шкафу.
Томасин, устроившийся на коленях Джилл Бонфорд, вытянул лапы, и в его пушистой груди родилось громкое мурлыканье.
«Предатель», — подумала Элинор. Она сказала:
— Хотите кофе? Бен появится здесь через несколько минут — это наш эксперт-реставратор… — Бен сильно удивился бы, услышав, как его отрекомендовали, — …и единственный, кто умеет совладать с причудами фильтра в кофеварке.
«В твоем голосе звучит напряжение, Элинор, ты выглядишь претенциозно».
Джилл Бонфорд манерно сказала:
— Нет, думаю, не стоит. Спасибо. Питер угостил меня превосходным завтраком. — И она ослепительно ему улыбнулась. — К тому же я решила поскорее устроиться в доме. Дом, как я поняла, очень хороший. Так сказал Питер, и я предпочту его мотелю, где я провела прошлую ночь. — Теперь голливудская улыбка была адресована Элинор. — Мы ведь сможем все уладить, как вы думаете?
Элинор тоже могла говорить прямо, когда это было нужно.
Она сказала:
— Да, конечно. Я там живу.
— О! — сказала Джилл. — Естественно. Ну, я уверена, что мы разберемся с этим.
— Там пять спален, — мрачновато сказала Элинор.
Джилл ответила:
— Нет, нет, вы меня не поняли. Я имела в виду продажу дома. — Она глубоко вздохнула, сняла шляпу и провела рукой по волосам, поправляя белокурые пряди, отливавшие белым золотом. Джилл посмотрела сначала на адвоката, затем на Элинор и пожала плечами. — Прямо сейчас, — сказала она. — Без промедления. Давайте уясним одну вещь. О’кей? Я здесь, чтобы продать магазин, дом и все остальное. Мне это не нужно. Я ненавижу маленькие городки. Я люблю деньги. Более честно и не скажешь. Разве нет?
— Да, — ответила Элинор, — конечно.
Хорошо. С неясностью покончено. Теперь она знает все.
И Элинор сказала в порыве отчаяния:
— Можете ли вы продать все это мне или Бену?
— Конечно. Не задумываясь. И оплата только наличными. Простите, я не хочу казаться упрямой, но мне ни к чему заваривать кашу, которую не расхлебать до следующего столетия. Когда я что-то продаю, это значит, что я хочу покончить с этим, и никогда к этому не возвращаться. Вы располагаете наличными?
— Я не знаю. Мне надо проконсультироваться.
