Анна-Леена Хяркёнен - Аквариумная любовь
— Да уж.
Этажом ниже раздавались возбужденные крики, но слов было не разобрать. Свет уличных фонарей наполнял комнату.
— Где ты родилась? — спросил Йоуни.
— На севере, в местечке под названием Лохтая.
— А братья или сестры у тебя есть?
— Младший брат.
— Понятно.
Мои родители жили в Лохтае еще до нашего с братом рождения. А потом мы переехали в Кокколу, но мама всегда гордилась тем, что мы из Лохтаи. «Помните, ваши корни в Лохтае, — твердила она каждую минуту. — Запомните это хорошенько! У вас есть корни!» Мы отчаянно кивали головами, как две маленькие беспомощные былинки.
— Чем занимаются твои родители? — спросил Йоуни.
— Мама торгует сыром, отец — слесарь.
— Вот теперь я знаю о тебе все самое необходимое.
— Ничего ты обо мне не знаешь, — ответила я.
Йоуни положил голову мне на плечо.
— Открыть тебе один маленький секрет? — спросила я.
— Ну?
— Я терпеть не могу выставки.
Йоуни уставился на меня.
— Знаешь, я тоже.
— Какого черта тогда мы сегодня туда ходили?
— Я хотел произвести на тебя впечатление, — сказал Йоуни.
Я заботливо укрыла его одеялом.
— Спи давай.
Он закрыл глаза. Внутри у меня что-то дрогнуло.
Я нахожусь в странном доме, по двору которого носится свора собак. На мне лишь прозрачная мантия из полиэтиленовых пакетов.
В доме никого, я сижу у окна и смотрю на улицу.
Потом открывается дверь и входит старуха. Она злобно смотрит на меня из-под платка. Это мать Йоуни.
Она протягивает мне куски сырого мяса, похожие на маленьких обезьянок. Я кричу.
В комнату входит Йоуни, в руках у него собачий поводок. Он замахивается и хлещет меня поводком. Металлические звенья звякают в воздухе. После этого он привязывает меня к плите. «Я тебя насквозь вижу», — говорит он.
Я вздрагиваю и просыпаюсь — мокрая насквозь. Словно плавающая на поверхности воды медуза.
4
Когда мне было шестнадцать, я так переживала, что еще не рассталась с девственностью, что готова была отдаться первому встречному. Конечно, я, как и все девчонки, ждала мужчину своей мечты, и первая брачная ночь грезилась мне не чем иным, как апофеозом великой любви, но на горизонте никого не было.
Среди моих знакомых попадались лишь жалкие коллекционеры марок, стриженные под горшок и с прыщами величиной с хорошую сливу, да крикливые хоккеисты с вечными фингалами. Никто из них и отдаленно не был похож на героя-любовника.
В девятом классе я стыдилась даже выходить на улицу. Мне казалось, что у меня на лице написано, что я еще никогда ни с кем не спала.
Именно поэтому я и решила поехать на пасхальные каникулы в приходской молодежный лагерь, чтобы там познакомиться с парнями из других районов. Не прошло и нескольких дней, как я сделала свой выбор: Юсси Раппана, пятнадцати лет от роду, сын владельца обувного магазина. Он казался самым опытным в этих делах.
И вот в один прекрасный, но пасмурный день я лежу на полу в сарае недалеко от лагеря. Мои волосы распущены, рот приоткрыт — все как в кино. Юсси небрежно спускает штаны и плюхается на меня. Я развожу ноги и предлагаю ему себя. Он трется об меня своим дрожащим членом, растерянно тыкается губами в мою шею и щеки, словно новорожденный олененок, а я закрываю глаза и думаю, что вот он, этот миг, что все это происходит со мной, и чувствую, как соски мои начинают твердеть. Но ведь так оно и должно быть, когда женщину захлестывает страсть! Конечно, в сарае холодновато, но это ничего. Юсси тыкается членом, пытаясь найти нужное отверстие, я внутренне напрягаюсь, готовясь встретить боль во всеоружии. Я дрожу, и рот у меня по-прежнему приоткрыт. Юсси пытается помочь себе рукой, но член не желает продвигаться дальше. Мне хочется быть влажной, доступной и страстной, насколько это возможно, но черт возьми, как же это больно, больно, больно, хотя соски мои тверды как камень, хотя еще секунду назад я так хотела, чтобы меня разорвали на куски, смяли, стерли в порошок!
— Не лезет, никак не лезет, — шипит Юсси, и его слюна медленно капает мне в ухо.
— Как это не лезет, должен влезть! — вскрикиваю я.
Мы не можем остановиться на середине, я этого не переживу. Иначе внутри у меня все так ссохнется, что больше туда уже не попасть даже с помощью железного лома…
— Подожди немного, — шепчу я. И добавляю «дорогой», и от этого в груди у меня разливается невероятное тепло. Соитие — это самое прекрасное, что может произойти между двумя людьми!
Юсси застывает на месте с непонятным выражением лица. Я распластываюсь под ним, стараясь расслабиться — не человек, а мешок, глубоко вдыхаю запах дешевого одеколона Юсси и готовлюсь все перетерпеть.
— Давай, — приказываю я. И Юсси изо всех сил, сжав зубы, толкает свой член, насколько позволяют ему его дрожащие бедра. От напряжения на лице у него проступают большие красные пятна.
— Ух, — помогает он себе голосом. — Ух, ух, ух, ух…
Я не в силах ответить ему, слезы просачиваются из-под моих плотно сжатых век. Юсси начинает тихо двигаться взад-вперед, и каждое его движение разрывает меня на части, перемалывает, превращая мое нутро в мясной фарш. Так вот, значит, что это такое — идиотское трение слизистых оболочек. Надо мной сотрясается бледное мальчишеское тело, низ живота похож на разоренный муравейник, а в крыше сарая прямо над нами дыра, и сквозь нее видны облака на небе. И я понимаю, что Юсси Раппана далеко не самый отчаянный парень во всем лагере, а просто единственный, у кого на подбородке появился первый пух, а в голосе мужественные нотки. Теперь же он был похож на ряженого тролля с красным носом и веснушками на лице. Он неуклюже тыкался губами куда попало, и губы его отдавали йогуртом, который мы ели утром на завтрак. А у меня отнимали мое единственное девичье богатство.
Когда же он наконец кончил, то прижал на мгновение меня к себе, обхватил губами мой по-прежнему торчащий сосок и принялся что есть сил его сосать. Все это сопровождалось каким-то даже повизгиванием — думаю, то был робкий стон моего разбитого тела.
До самого конца лагеря Юсси таскался за мной, как привязанный, и все уговаривал отойти куда-нибудь в сторонку или прогуляться на природу. Я еще пару раз отдалась ему в надежде, что это идиотское трение к чему-нибудь приведет, но где там. А он-то еще утверждал, что парень бывалый. Презервативами мы, естественно, ни разу не пользовались. Тогда я была еще настолько глупа, что верила в то, что «со мной этого не случится»…
Я не жалею о том, что произошло, но позже я видеть не могла этого типа. Даже прическа у него была какая-то идиотская: желтый торчащий ежик, как у солиста деревенского ансамбля песни и пляски.
Я перестала с ним разговаривать. Однажды он позвонил мне, уже после лагеря, и стал что-то нести про модели автомобилей. Я безучастно поддакивала, подстригая ногти. Больше он не звонил. Спустя много лет я узнала, что он стал полицейским.
5
Я снова просыпаюсь в комнате полной света. Посреди комнаты стоит рояль. Рядом со мной никого нет.
На подушке лежит записка:
«Guten Morgen. Ушел на экзамен по антропологии. Созвонимся, Й.
P.S. На зеркале в ванной для тебя записка».
Я встаю и иду в ванную. На зеркале кривыми красными буквами выведено: «Я тебя хочу!»
На краю раковины валяется тупой косметический карандаш.
По дороге на работу захожу в поликлинику, чтобы выписать себе противозачаточных таблеток. С пеной пора кончать. У меня серьезные отношения.
До вечера я валяюсь в кровати и пытаюсь сосредоточиться на рассказах Говарда Филлипса, но не могу. То и дело бегаю к зеркалу посмотреть на себя. От оттенка «черный тюльпан» на моих волосах остались лишь жалкие разводы. Но повода для паники нет.
В переходном возрасте я была похожа на неуклюжего теленка, постоянно жующего жвачку, у которого бока округляются значительно быстрее, чем грудь. К счастью, этот период быстро прошел.
Я обвожу губы контуром и медленно опускаюсь на кровать. Почему Йоуни не звонит? Это на него не похоже. Он должен был позвонить. В записке же написано: «Созвонимся». Хотя так обычно пишут женщине, когда ее бросают.
На всякий случай я все же вытаскиваю запасной матрас из кладовки и тащу его на второй этаж.
— Ты решила открыть здесь притон? — спрашивает Ирена, выглядывая из дверей кухни. В одной руке она держит «Унесенных ветром», в другой — стакан с джин-тоником.
— Помолчала бы, алкоголичка, — отвечаю я.
В десять вечера звонит Йоуни.
— Сейчас приеду, — говорит он.
Через пять минут такси уже во дворе. Шаги в подъезде — и вот он стоит передо мной с красной гвоздикой в руке.
— Не найдется ли у вас чего-нибудь вкусненького? — спрашивает он.
