Анна-Леена Хяркёнен - Аквариумная любовь
К обеду повалило столько народу, что я и перекусить-то толком не успела. Пока я в очередной раз сражалась с кассой, Марита, моя начальница, протянула мне кусок остывшей пиццы.
— Держись, — ухмыльнулась она. Ее широкое лицо с большими веснушками казалось непроницаемым. — Сейчас еще одна группа подойдет, у них стол заказан. Гребцовский клуб. Тридцать пять человек.
— Ну все, труба.
— Да уж.
Мне снова подумалось, что пора менять профессию, но это была лишь секундная слабость. Все-таки у нас чертовски хорошая команда. И потом, сколько можно метаться с места на место? Нет уж, отработаю эту весну, а в мае попробую поступить в универ на филфак.
Решение о поступлении было окончательно принято. Честно говоря, я и сама не думала, что когда-нибудь соберусь с духом. Мне все в один голос твердили: зачем тебе это нужно, толку никакого, одно разочарование от этих книжек. Но я решила рискнуть.
На принятие этого решения ушло целых четыре года. После окончания средней школы я успела поработать няней, постоять с мамой за прилавком, закончить курсы машинописи, курсы фотомоделей, поучиться в семинарии в Сяккиярви и, наконец, на отделении прикладного искусства в Ивало. И практически все бросала на середине.
Для официантки у меня неважная координация движений и нервы ни к черту, но я справляюсь. Еще четыре месяца, и вся эта беготня останется позади. Это уже решено.
Около одиннадцати вечера неожиданно зазвонил телефон.
— Тебя, — крикнул кто-то из коридора.
Я спустилась на первый этаж.
— Да, — сказала я в трубку.
— Привет, это Йоуни.
У меня в животе все перевернулось.
— Вот это да… — вырвалось у меня.
— Вот… решил тебе позвонить, узнать, как дела.
— Хорошо, — сказала я.
— Вот и хорошо, что хорошо.
— Угу.
Из трубки доносился приглушенный грохот музыки и пьяная речь.
— Слушай…
— Да?
Собравшись с духом, он спросил:
— Может, встретимся?
— Почему бы и нет.
— Где?
— Да где угодно.
— Когда?
— Когда хочешь.
— А что, если прямо сейчас?
— Можно и сейчас.
— Диктуй адрес.
— Улица Писпаланхарью, 18 А.
— Я скоро буду.
Он бросил трубку.
Да, без спиртного тут не обойтись.
Я влетела на кухню и бросилась к Ирене:
— Слушай, будь другом, одолжи бутылку вина и противозачаточную пену?
— Это еще с какой стати?
Ирена сидела за столом и разгадывала кроссворд. Напротив нее сидел какой-то чувак с внешностью Ренни Харлина и сворачивал косяк.
— Ну я же знаю, что у тебя есть, — выпалила я.
— Надо же, какая осведомленность…
— Ну, Ирена…
— Да ладно, ладно.
Ирена поднялась из-за стола и открыла шкаф. Она достала с верхней полки недопитую бутылку «Совиньона» и сунула ее мне в руки:
— Вот, все, что есть.
Потом она пошла в прихожую и достала из сумочки маленькую картонную коробочку.
— Приятного вечера, — сказала она. Я выхватила коробочку у нее из рук.
— Завтра верну.
— Беру только натурой… — Она грустно улыбнулась.
— Как это?
— Расскажешь мне потом все подробности.
— Хорошо, хорошо.
Я взлетела на второй этаж.
Через десять минут я была готова. Я надела светлую кружевную блузку с открытым воротом, потертые джинсы, большие золотые сережки и вылила на себя полфлакона духов «Оскар де ла Рента». Лифчик я решила не надевать. Полная боевая готовность.
Я достала со дна чемодана плакат Эдит Пиаф и повесила его на стену — пусть знает, что я тоже кое-что смыслю в культуре. Жаль только, что большая часть моих книг осталась дома в Кокколе. Теперь он решит, что я совсем ничего не читаю. Я перерыла все сумки и, к счастью, обнаружила пару книг Симоны де Бовуар и одну Воннегута. Я разложила их на подоконнике, стараясь создать видимость богемного беспорядка. Валяющиеся на полу вещи и разбросанную обувь я спешно затолкала под кровать.
Потом настала очередь пены. Я никогда раньше ею не пользовалась — на коробке было написано: «непосредственно перед половым актом», но я решила, что нельзя понимать все настолько буквально.
Тут раздался звонок домофона, а затем послышались шаги на лестнице. Потом в дверь постучали, я открыла, и… все понеслось.
Я увидела, как бросаюсь к нему, а он хватает меня на руки и несет прямо на кровать.
Через какое-то мгновение он уже был на мне. От него пахло лосьоном после бритья и лакричными конфетами. Он сжал мои ягодицы, поцеловал в ухо и расстегнул ремень. Пряжка со звоном упала на пол. Не успела я опомниться, как он уже был внутри меня, словно заранее знал про пену.
Наш первый секс был быстрым и странным. Йоуни, казалось, боялся куда-то опоздать, а я все пыталась под него подстроиться, и съеденная за обедом лазанья болталась в животе, то и дело подкатывая к горлу. Чтобы сосредоточиться, я попыталась смотреть ему в глаза, но он избегал моего взгляда. Я была мокрой и ужасно тесной, как изрядно подзалежавшееся на полке мясо.
Скоро все кончилось. За все это время Йоуни ни разу не повторил моего имени, не сжимал моих рук и даже, по-моему, не стонал. Как только все кончилось, он отстранился, закрыл глаза и вздохнул с облегчением.
— Спасибо, — сказал он. Потом открыл глаза и улыбнулся.
И тут я начала безумно хихикать. Только сейчас я поняла, как же я волновалась: моя левая рука была сжата в кулак, а правая нога затекла от напряжения. Я сгибала и разгибала ее и безудержно смеялась. Мне было больно и жарко, но я уже давно не чувствовала себя такой живой.
— Эй, ты чего? — спросил Йоуни, свернувшись калачиком у меня под боком.
— Да нет, ничего.
— А что тогда дергаешься?
— Нога затекла.
— Странно. У тебя всегда такая реакция на секс?
— Нет, только после полуторагодового перерыва.
Он уставился на меня:
— Ты это серьезно?
— Угу. Просто подходящих кандидатур не было…
— Ну ты даешь… Сейчас возомню о себе незнамо что…
Он принялся неуклюже гладить мою грудь, выглядывающую из-под кружевной блузки.
— А знаешь, у меня ведь тоже был полугодовой перерыв.
Теперь настала моя очередь таращиться.
— Я даже боялся, что у меня не встанет. Но все ведь вроде хорошо прошло, правда?
Я отчаянно закивала головой.
— Слушай…
— Ну?
— Я ужасно хочу есть.
— Тогда будем тебя кормить.
Я тихонько провела его на кухню.
— По-моему, здесь только лопарская каша, — прошептала я, роясь в холодильнике.
— Что за лопарская каша?
— Ягодный мусс.
— Ух ты. Обожаю ягодный мусс. А молока у тебя, случайно, нет?
Он заглатывал ягодный мусс с такой скоростью, что можно было подумать, будто бы он целую неделю ничего не ел. Он был похож на голодного зайчонка: мокрая от пота челка, на лице — блаженная улыбка.
— Как все-таки здорово снова поразмять кости! — рассуждал он с набитым ртом.
Он сидел на кухне в чем мать родила. Тело у него было что надо — при желании можно, конечно, придраться к едва намечающемуся животику, но придираться мне сейчас не хотелось.
Поев, он глубоко вздохнул и принялся разглядывать свое отражение в оконном стекле.
— Ну и видок! Не прическа, а куриная гузка!
Пока я доставала из кладовки запасной матрас, Ирена высунула голову из своей комнаты и, хитро улыбаясь, произнесла:
— Парень — класс! Десять балов! По крайней мере с виду.
— Зубы мелковаты, — отрезала я и взвалила матрас на плечо. Мне совершенно не хотелось поддерживать этот дурацкий разговор.
Мы лежали бок о бок, ужасно уставшие, но довольные. Со лба Йоуни медленно стекали капли пота.
— Сара?
Йоуни коснулся рукой моих волос.
— Что?
— Спокойной ночи.
Я тихо накрыла его руку своей.
— Спокойной ночи.
Часы в коридоре пробили два, затем три, а я все никак не могла уснуть. Внутри меня пульсировало робкое счастье.
Я смотрела в темноте на неподвижное лицо Йоуни, который все глубже и глубже погружался в сон. Во сне он пискнул пару раз, словно маленький озябший щенок, и теснее прижался ко мне.
3
Я даже не знала, чем он занимается. Я вообще ничего о нем не знала. «Вот дура, — в очередной раз подумала я. — Деревня. Раз уж спишь с человеком, так хотя бы узнай, где он работает».
— Йоуни?
Он спал, уткнувшись носом в подушку.
— Йоуни!
— А?
— Ты кем работаешь?
Он с трудом открыл глаза.
— Журналистом. То есть вообще-то я еще учусь. А что, уже утро?
— Угу.
Я вдруг смутилась. Одеяло сползло на пол, и я стыдливо натянула его на себя. Йоуни закрыл глаза.
— А ты?
— У меня пока нет профессии — так, подрабатываю официанткой в пиццерии. Но осенью пойду в университет. Буду изучать литературу.
