Анна-Леена Хяркёнен - Аквариумная любовь
Обзор книги Анна-Леена Хяркёнен - Аквариумная любовь
Анна-Леена Хяркёнен
Аквариумная любовь
Посвящается Юте
1
Я проснулась в просторной комнате, полной света. Свет бил в глаза, буравя мозг, так что голову заполнила пульсирующая боль. Я зажмурилась, но уже через секунду снова открыла глаза.
Посреди освещенной комнаты стоял старый черный рояль. Рядом со мной лежал мужчина.
Он спал на животе, чуть приоткрыв рот. Часы на стене показывали полвосьмого.
Меня мучила жажда. Я не без труда пошевелила языком и осторожно встала.
У зеркала в туалете был отколот здоровенный кусок.
Какие же у меня мешки под глазами! Морда — как у опоссума.
Я влила в себя поллитра воды и облокотилась на раковину — выпитая вода так и просилась наружу. Меня мутило.
Вернувшись в комнату, я остановилась в дверях, чтобы разглядеть лежащего на матрасе мужчину. Даже не знаю, как правильнее его назвать — мужчиной или юношей. У него было узкое бледное лицо и шевелюра цвета плетеных стульев, вроде тех, что продаются в магазине Общества слепых. Нагеленные волосы торчали во все стороны.
Одна рука покоилась под подушкой, а вторая — поверх одеяла, так что можно было разглядеть аккуратно постриженные ногти.
Он спал как убитый, без единого звука.
Я отвела глаза.
Вдоль стены тянулась книжная полка. Я тихонько пробралась к ней. Кундера. Воннегут. Мери[1]. Ликсом[2]. «Эмманнуэль 2». «Журналистика». Хм…
— Привет.
Я резко повернулась, уронив книгу на пол.
— Привет.
Он лежал в том же положении, что и раньше — одна рука под подушкой, — только глаза открыты. Глаза оказались серыми.
Я наклонилась, подняла с пола упавшую книгу, поставила ее на полку и снова повернулась к нему.
Он оторвал голову от подушки и приподнялся на локте, чуть заметно улыбаясь. Тут его начало тошнить.
Вздрогнув всем телом, он попытался было зажать рот рукой и встать, но не успел. С минуту я наблюдала за ним, а потом и сама сорвалась в туалет. Меня тоже вырвало.
Стоя над раковиной, я выдавила зубную пасту на ватный шарик, протерла им зубы и прополоскала рот.
Когда я вернулась в комнату, он возился на полу с тряпкой. На нем были трусы-боксерки с микки-маусами.
— Многообещающее начало, ничего не скажешь, — усмехнулся он и протянул мне руку. — Йоуни.
Я пожала его руку. Рука была мокрой.
— Сара.
— Знаю. Ты еще вчера представилась.
— Да?
Он высвободил руку и кинул тряпку в ведро с водой.
— Ага. Представилась и сразу отключилась.
— Понятно…
Я попыталась усмехнуться, чем только рассмешила Йоуни. У него были маленькие белые зубки грызуна. По-моему, очень забавные.
Голова снова закружилась, и я присела на край кровати. На мне были одни трусы и купленная в секонд-хенде футболка.
Я пыталась сообразить, почему мы не занимались любовью прошлой ночью. Впрочем, может, и занимались, но я так набралась, что ничего не помню… Хотелось бы мне посмотреть, как это было — если, конечно, было.
Помню, мы вместе вышли из «Винервальда». Он подсел за мой столик незадолго до закрытия и почти сразу спросил, не хочу ли я пойти к нему. Вроде как в шутку. А я возьми и ответь на полном серьезе — ну пошли. Профланировала через весь кабак, как какая-нибудь дама с камелиями, под ручку. Приблизительно на этом моменте память моя обрывается.
— Кофе хочешь? — спросил Йоуни.
— Не-а, — сказала я.
— А чего хочешь?
Я на мгновение задумалась.
— Тебя, — выдала я наобум.
Чуть улыбнувшись, он сел со мной рядом и провел рукой по моим спутанным волосам. Затем повалил меня на матрас и потерся бедром о мое бедро. Я обмякла, как тряпичная кукла.
Через некоторое время он отодвинулся от меня.
— Знаешь, как-нибудь в другой раз, — сказал он. Его лицо ничего не выражало.
Я пробормотала в ответ что-то неразборчивое и почувствовала, как краска заливает лицо.
Это не должно повториться.
Мои скомканные джинсы валялись под роялям. Я быстро натянула их и стала искать свою обувь и сумку. Из окна были видны часть парка и колокольня. Йоуни закурил. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него на носу веснушки.
— Мне надо идти, — произнесла я, сама не зная почему. Мне вовсе не надо было никуда идти, у меня ведь сегодня выходной.
— Телефончик оставь… — предложил он, кивнув на блокнот, валяющийся в прихожей. Я записала в него свой номер телефона и взяла со стула свою коричневую кожаную куртку.
— Только не говори «созвонимся», — бросила я.
— Как скажешь.
Я открыла входную дверь.
В общаге продолжалась вчерашняя вечеринка. На кухне было полно народу, а в гостиной орала музыка. Я попыталась незаметно проскользнуть на второй этаж.
— Говорят, ты вчера какого-то парня подцепила? Тебя Юкка видел.
Ирена буквально буравила меня взглядом, стоя на лестничной площадке первого этажа.
— Так вышло, — сказала я.
— Ну и как это было?
— Просто супер.
Я пошла дальше. Ирена затопала следом. Она была спецом по части человеческих отношений и с упоением обсуждала как свои, так и чужие. Последним она, правда, отдавала явное предпочтение.
Я завалилась на кровать прямо в обуви. Ирена уселась в кресло. На ее ресницах было столько туши, что глаза походили на маленьких крабов.
— Ну и что дальше?
— А ничего. Все, закрыли тему.
Дверца шкафа была открыта. Полки прогибались под тяжестью одежды и другого хлама. Въехала я сюда месяц назад, но так до сих пор и не сподобилась разобрать шмотки.
— Тебе тут письмо пришло.
Ирена взяла со стола конверт и бросила его мне. Она явно ожидала, что я тут же его открою, а то, глядишь, и прочитаю ей вслух, но вместо этого я просто сунула конверт под подушку.
— Ах так, значит…
— Как — «так»?
Она потянулась и встала с кресла. Похоже, ей придется смириться с тем фактом, что из меня ничего не вытянешь.
— Там макароны остались, можешь доесть.
— Не хочу, мне макарон на работе хватает.
— Ну, как знаешь… Ладно, тогда давай, увидимся.
— Угу.
Она ушла. Случались дни, когда меня начинала бесить вся эта жизнь в общежитии, и сегодня был как раз такой день. Притом что Ирена была самым милым человеком во всем доме. Она, как и я, приехала с севера, из Похьянма, и училась в меде на медсестру. Она была разведена. Мне кажется, во всех разведенных людях есть какая-то особая харизма.
Я достала письмо и вскрыла его.
«Приглашаем Вас на торжественное венчание Ханнеле и Осмо Мякинена, которое состоится…»
Я бросила письмо на пол. У меня было такое чувство, словно меня огрели пыльным мешком по голове.
Ханнеле. Моя лучшая подруга детства. Та, с кем мы сначала играли в дочки-матери, затем в ангелов Чарли, потом в держательниц публичного дома, пока плавно не перешли к «Бэй сити роллерз» и «Тедди энд зе тайгерз»[3]. Та, с кем мы каждый день стирали джинсы, чтобы они сели и стали уже. Та, с кем мы, дрожа от нетерпения, ждали нечаянной встречи с нашими будущими мужьями. Нашим идеалом был в то время этакий знающий себе цену брюнет, брутальный покоритель сердец. У нас был уговор: ни за что не ложиться в постель, не обдумав это дело самым тщательным образом.
А потом Ханнеле вдруг звонит мне посреди ночи и сообщает, что наконец «сделала это» с каким-то там Марти, отдалась ему на родительской даче, набравшись мятно-шоколадного ликера, и что это было совсем «никак». Так кончилось наше детство.
А теперь вот заканчивается и юность. Я вдруг почувствовала себя совсем взрослой.
Надо бы, конечно, ей позвонить, поздравить, но меня передернуло от одной этой мысли. И потом, она-то мне тоже не стала звонить. Прислала аккуратненький конверт.
Я сняла с себя верхнюю одежду и в одной футболке забралась под одеяло. От футболки пахло табаком и гелем для волос.
Мне вдруг подумалось, что у меня вот уже целых полтора года как никого не было.
2
Из окна пиццерии «Россо» видно кладбище да угол церкви. Снег белым покрывалом укутывает кладбище.
Я поставила на поднос две бутылки пива и спрайт.
Спрайт заказала девушка в розовом джемпере с надписью «Колледж».
— А салат? — спросила она, растягивая гласные.
— Скоро будет, — ответила я. Она взяла соломинку и принялась с таким шумом втягивать в себя спрайт, аж в ушах засвистело. На голове у нее были большие фиолетовые заколки с бабочками — ей, видимо, никто не сказал, что они давно вышли из моды.
Пиво я отнесла на столик у окна. Там сидели мама с дочкой. Похоже, им было весело. Честно говоря, никогда не понимала, как некоторые могут пить с собственной матерью. А ведь то и дело слышишь: «Посидели вчера с маман, пивка дернули». Лично я, к примеру, даже представить себе не могу, чтобы мы с мамой сидели вот так в каком-нибудь пабе, чокаясь пивными кружками и трепясь о том о сем. Что ж, каждому свое.
