Мэри Уэсли - Разумная жизнь
— А когда возвращается твоя мама? Она приедет вместе с папой? — Гастон, носильщик из отеля „Марджолайн“, швырнул в воду окурок.
— Не знаю. Она не писала.
— А она знает, что твоя мадемуазель разрешает тебе одной бегать по городу и к морю?
— Со мной же собака.
— Ты называешь вот это собакой? Этот экземпляр? А от самой-то большевистской пигалицы какая тебе защита?
— Мадам Тарасова не большевик, и я очень часто беру с собой собаку побольше. Между прочим, у Игоря есть зубы.
— У Игоря есть зубы. — Гастон с насмешкой пощелкал пальцами перед носом шпица, который подпрыгнул и злобно рыкнул. Гастон отступил.
— Большевик, — прошипел он собачонке.
— Не дразните его. — Флора слегка ослабила поводок, чтобы собака могла поближе подойти к мужчине. — Если вы будете его злить, я его отпущу.
— А этот смельчак кусает твою мадемуазель? Она вообще понимает что-нибудь в животных?
Флора молчала.
— Твою маман ждали несколько недель назад. Так мне говорила твоя мадемуазель, которая сидит днями напролет в отеле, читает любовные романы и ест шоколад, а ты тут носишься на воле, — не унимался Гастон.
— Она передумала и осталась с папой. У него какие-то дела в Лондоне. Ему скоро возвращаться в Индию, и она хочет побыть с ним подольше, — защищалась Флора.
— Можно понять. Ну а ты разве не хочешь побыть со своим папа? — включился в разговор носильщик из отеля „Британик“.
— Иногда, — осторожно сказала Флора, — не всегда.
Она чувствовала, что Гастон и тот, другой, удивились бы, скажи она, что едва знает своего отца и уж никак не горит желанием узнать его лучше. Эти семейные мужчины не в состоянии понять или признать нравы индийского государственного служащего и его ровное отношение к постоянной разлуке.
— У меня все в порядке, — сказала она.
— А твои уроки? Ты учишься с мадемуазель? — поинтересовался Гастон, чей старший сын работал над дипломом бакалавра.
— Конечно, — соврала Флора, понимая, что они с мадемуазель свели уроки до минимума. Носильщик из отеля „Англетер“, моложе своих коллег и неженатый, заметил:
— Эта маленькая англичанка сама собой занимается, носится с собачонками всяких старушенций. Смешно? — он расхохотался. — Глупо, — добавил по-французски.
— Мадам Тарасова учит меня русскому языку. А взамен я тренирую Игоря.
— А какой толк от русского? От этого противного большевистского языка? Да, твое положение не слишком хорошее.
— Не очень, — согласился носильщик из отеля „Британик“, который до сих пор не проронил ни слова.
— Вообще-то вам лучше бы заняться своими делами, — сказала Флора невесело. — А что за гостей вы ждете?
— Английские семьи, — сказал носильщик из отеля „Британик“.
— Я тоже, — кивнул тот, что из „Англетера“. — Их полно едет. Вообще-то мне плевать на них и на их деньги.
— И мне, — поддержал Гастон, — а я встречаю генерала Лея, мужа красавицы мадам Лей, — сам того не замечая, Гастон, говоря это, подтянулся.
— И на него тоже плевать? — поинтересовалась Флора. — О! — воскликнула она. — Глядите! Натер. Скорее, Игорь, бежим. Я должна отвести тебя домой.
Носильщики наблюдали, как она исчезает, волоча за собой собаку.
— Она что, дьявола увидела? — спросил один.
— Родителей, — сообщил Гастон. — Я узнаю ее мать, а мужчина рядом с ней, должно быть, отец. Вон тот, в черной шляпе, он посинел от холода. А высокий здоровяк рядом с ним — мой клиент, генерал, муж леди, она тут сорит деньгами, которые ты так презираешь, тратит их на модисток. А разве твоя сестра не работает в шляпном магазине на Рю-де-Тур?
Носильщики кончили подпирать стену и, поправив свои фуражки, придали лицам подобострастное выражение.
В то время как Флора, тяжело дыша, бежала через город, волоча за собой Игоря, к мадам Тарасовой, чтобы потом нестись и поднимать с дивана мадемуазель, устроившуюся со своим романом в пристройке отеля „Марджолайн“, Денис Тревельян как-то неотчетливо представлял встречу с дочерью. Ему не понравился переезд из Саутгемптона, он замерз, когда они пересекали залив. Он взял руку жены и засунул ее себе под локоть. Представленная Ангусу Лею, она одолевала его вопросами о том, насколько вероятна всеобщая забастовка, как если бы он был политиком или тред-юнионистом, даже после того, как он скромно пояснил ей, что он военный на пенсии и знает про все это не больше любого читателя „Таймс“ или того, кто слушает радио. Случись всеобщая забастовка, сказал он, он бы предложил жене остаться в Динаре, а сам бы обратно поехал на автомобиле.
— В случае волнений я бы хотел, чтобы моя жена оказалась в стороне от них. Никому сейчас неизвестно, не станут ли дела еще хуже.
— О, Денис. Ты слышал? — Вита подняла глаза на мужа. — А что мы будем делать, если забастовка? И что — если революция?
Денис Тревельян повторил для генерала то, что его жена сама хорошо знала. Что бы там ни было, в конце июня его отпуск завершается, и он должен отплыть в Индию. Во всяком случае, сказал он, опять же больше для генерала, чем для жены, он считает, что эти разговоры о революции — просто паника. При этом он не добавил, что молил Бога, чтобы Вита поехала с ним, он ревностно и страстно любил ее, и перспектива оставить ее здесь причиняла ему боль. Он думал, что нет нужды оставаться ей с Флорой до осени. В Индии на время жары она могла бы поехать в горы, как обычно и делала, и он бы знал, где она. Он думал, что ребенка можно было бы устроить в школу, которую они выберут сразу же, не дожидаясь начала учебного года. Прижимая к своему боку руку жены и поджав губы, он вспомнил, что тогда, на пятом месяце беременности, у Виты едва не случился выкидыш, и он хотел, чтобы ребенка не было. Дети и служба в Индии несовместимы. Нет, думал он с горечью, хотя Вита любила детей. Флора была результатом страсти, достойной сожаления. Ребенок — лишние расходы, неудобства, и он вбивает клин между ним, женой и карьерой.
Он был любящим мужем и не допускал мысли делить ее с кем-то. Для Виты провести лето с Флорой — дань родительскому долгу. Она была счастлива оставить ее с гувернанткой на те недели, которые они провели в Лондоне, подумал он мрачно. Он знал Виту, с Флорой она бы заскучала. Ну и что тогда? По крайней мере, когда она была в горах и он недалеко от нее, был какой-то контроль. Большинство жен могли себе позволить легкий флирт с холостыми офицерами. И Вита тоже, но одна во Франции…
Шагая рядом с мужем, Вита рассказывала генералу, что у них есть дочь и они подумали, что совсем неплохо для нее выучить французский до школы, что она уже бегло говорит по-итальянски, после года, проведенного в Сиене с гувернанткой-итальянкой.
— Денис очень интересуется языками, — сказала она. — А дочь учит еще и русский.
— А, хм, хорошее дело. А вы сами лингвист? — Ангус вовлекал Дениса в разговор.
— Меня интересуют языки коренных народов, — Денис не стал уточнять каких. — В моей работе это необходимо. — Он презирал Виту за ее ложь, но в то же время упрямо продолжал любить ее даже за это. Год, который Флора провела в Италии, и ее нынешняя жизнь никакого отношения к изучению языков не имели, все это было связано с обменными курсами лиры, франка, фунта. У него не было свободных средств (роскошные чемоданы генерала раздражали его). Стоя на катере и глядя вперед, на причал, он решил, что Вита вообще-то могла бы справиться и без мадемуазель, пока Флора не в школе. Презирая жену за этот обман, Денис в то же время чувствовал острое вожделение к ней. „Может, она и глупа, — думал он, — но я хочу ее“.
— А твоя дочь нас встретит? — спросил он, как бы отстраняясь от отцовства. Потом, заметив быстрый взгляд Ангуса Лея, засмеялся.
— Наша дочь так непохожа на нас, что я часто шучу по этому поводу, но, после того как я обнаружил портрет моей прабабушки, я отбросил все сомнения насчет ее происхождения.
— О, — вежливо произнес Ангус Лей.
— Денис, ты невыносим, — проговорила Вита, а потом повернулась к Ангусу. — Мы оба светловолосые, а она темненькая. — Потом сказала Денису: — Нет, дорогой, не думаю, что она нас встретит. Лучше было бы не говорить ей вовсе, что мы приезжаем сегодня. Из-за забастовки отплытие могло ведь и отложиться.
— Но забастовка еще и не начиналась, — сказал Денис, понимая, что они остались бы в Лондоне, если бы сумели достать билеты на одно шоу.
— Я хочу затащить тебя в постель, — пробормотал он жене в ухо.
— А я тебя, — отозвалась она. — Ну вот мы и приехали.
Судно глухо ткнулось в причал.
— Увидимся в отеле, — сказала она Ангусу.
— Да-да, конечно, — согласился Ангус, неуверенный, что хотел бы этого.
Он отдал свои вещи Гастону и сразу же быстро направился к „Марджолайн“, предоставив Тревельянам отправляться своей дорогой. Когда он шел, то подумал, что Вита Тревельян хорошенькая, но утомляет и что она могла бы подружиться с его женой. Муж не привлек его внимания.
