Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа
Жослин не только утащил у сестры Викторианны несколько вещиц, но и получил от нее ценнейшие сведения: Эрмин с матерью проживали все в том же Валь-Жальбере, возле монастырской школы. Кое-что он почерпнул из рассказа Шарлотты, которую пытался расспросить в коридоре санатория, но не был уверен, что все понял правильно. Девочка сказала, что живет в доме Лоры, но не уточнила, где именно.
— Сестра, — сказал он после полуденной трапезы, осмелившись наконец приоткрыть дверь в кухню, — молодая дама, та, что так хорошо поет, она все еще живет в Валь-Жальбере, вы не знаете? Один мой кузен работал там десять лет назад. Я бывал в том поселке.
Пожилая монахиня, как раз возившаяся с грязными тарелками, рассказала все, что знала. Ей не хотелось огорчать больного, который этим утром потерял сознание в своей комнате, как раз после отъезда Эрмин.
— Да, мсье Эльзеар, она живет в Валь-Жальбере. Ее мать купила один из самых красивых домов, рядом с монастырской школой, в которой эта, как вы сказали, «молодая дама» выросла. Вам стоило поговорить с ней, когда она подавала кофе.
— Я не слишком разговорчив, вы это прекрасно знаете, — ответил он.
Жослин постарался сохранить нейтральное выражение лица, хотя его переполняла радость. Одно лишь осознание того, что Лора жива, давало ему столь необходимые силы. Он решил уйти, немедленно. В тот момент все казалось простым. Он постучит в дверь дома своей жены, представится… Десятки, сотни раз он воображал себе момент их встречи, пока шагал по лесу на снегоступах, которые привез с собой в санаторий на случай, если их выведут на зимнюю прогулку.
Тихим голосом он говорил с той, кого так любил, без конца представляя себе, как они встретятся:
— Дорогая моя Лора, ты, наверное, очень удивлена! Но это правда я, Жослин! Даже если ты ненавидишь меня, если вычеркнула меня из своего сердца, поговори со мной, это не займет много времени. Я хочу узнать, как ты выжила и кто похоронен на том месте, возле ветхой лачуги, где я чуть было не убил тебя. Лора, я увидел нашу дочь в санатории Лак-Эдуар, услышал, как она поет. Ты должна простить меня, я не хочу умирать без твоего прощения!
Конечно же, Лора удивится и заплачет. Жослин, который сам считал ее мертвой вот уже семнадцать лет, не мог себе представить, насколько абсурдна сложившаяся ситуация: Лора давно «похоронила» его самого. Знай он об этом, многое осознал бы в чехарде событий их с Лорой жизней друг без друга. Он бы понял, почему Анри Дельбо не взял денег из банка в Труа-Ривьер. Золотоискатель счел для себя неприемлемым брать деньги у того, кого, как он считал, своими руками похоронил.
А пока Жослин упивался этими мечтами, этими монологами, звучавшими в морозной тишине ночи. Первую стоянку он устроил в полуразрушенной хижине. Развел огонь в старой металлической посудине и снова стал вслух разговаривать с женой:
— Лора, нам так много нужно сказать друг другу. Кто бы подумал, что Господь пошлет мне еще год жизни, чтобы я мог повидаться с нашей дочерью. Какой шок я пережил, когда понял, что эта красивая певица с белокурыми волосами — моя дочь! Как же она на тебя похожа! И уже сама — мать… Возможно, тебе не следовало позволять ей выходить замуж за этого парня, Клемана Дельбо. И как они, интересно, встретились?
Отвечала ему своим уханьем только сидящая на ближайшей березе сова. Проведя вторую ночь в хижине лесоруба, Жослин пришел на вокзал в Лак-Бушетт и купил билет на поезд до станции Шамбор-Жонксьон. В Шамборе он решил дать себе передышку, остановившись в недорогом отеле. Подбородок покрылся седой щетиной, но он решил не бриться.
«Для туберкулезника Эльзеара Ноле нормально иметь бледное лицо, — сказал он себе, разглядывая собственное отражение в зеркале туалетной комнаты. — Немного физической нагрузки, свежий воздух, стаканчик джина — и вид у меня будет куда лучше. Никто не должен знать, что я уехал из санатория. Я никому не стану об этом рассказывать. Господи, сжалься надо мной, я хочу выздороветь, я должен! Лора жива, и моя дочь заслуживает того, чтобы иметь отца!»
Плотная шерстяная шапочка прикрывала его лысеющую макушку. Однако мужчина ощущал себя по-новому, он словно помолодел. После полудня в субботу он отправился в Валь-Жальбер. Но все случилось не так, как он ожидал. Чем ближе Жослин подходил к поселку, тем меньше оставалось смелости. Сцены встречи, которые он проигрывал в своем воображении, теперь казались смешными. Временами он останавливался и поворачивал обратно. Но потом стыдился собственной трусости, когда-то перечеркнувшей всю его жизнь, и опять шел к Валь-Жальберу. Однако сомнения быстро брали верх, и мужчина останавливался снова.
«Я попросту напугаю их обеих! Мари-Эрмин скажет матери, что я — больной туберкулезом, Эльзеар Ноле, пациент санатория в Лак-Эдуаре. К тому же я сильно изменился, и Лора меня не узнает. Но я найду, что сказать, смогу ее убедить, даже если она обрушит на меня сотню упреков. Однако на дочь такая сцена вряд ли произведет хорошее впечатление. Поэтому мне нужно вернуться в Шамбор и написать им письмо. Они приедут, и мы пообедаем где-нибудь втроем. Пусть это обойдется мне дорого, у меня еще есть деньги!»
Жослин какое-то время бродил вокруг поселка, но так и не решился войти в него. Он устроился на отдых, зарывшись в старое сено в сарае мельницы Уэлле[25], ныне заброшенной. Мужчина уснул и проснулся только с наступлением темноты, порядком промерзнув. Так долго оставаться вне помещения ему удалось только потому, что он много двигался и был тепло одет.
«Еще чуть-чуть, и я замерзну до смерти», — решил Шарден.
Побродив в окрестностях Валь-Жальбера еще какое-то время, он наконец подошел к большому дому, из труб которого шел дым. Мужчина нашел его благодаря указаниям сестры Викторианны, отметившей, что красивая молодая дама живет возле монастырской школы. Словно грабитель, выбирающий место, где можно поживиться, он обошел дом кругом. В сарае заворчала собака.
«Если на мое несчастье этот пес залает, он поднимет на ноги весь дом!» — сказал себе Жослин и отошел подальше.
Теперь он уходил из поселка, утомленный невыносимыми сомнениями.
— Позже, — повторял он вполголоса. — Не сейчас. Я не готов, и мне страшно. Господи, мне страшно встретиться с Лорой!
Дорога до Шамбора показалась ему бесконечной. Радостное нетерпение, в котором он черпал свои силы, угасло. Неделю он провел в номере отеля. Потом, почувствовав себя лучше, решил отправиться в Роберваль и остановиться в рекомендованном ему недорогом пансионе.
Валь-Жальбер, воскресенье, 5 марта 1933 годаЭрмин была счастлива, абсолютно счастлива. В обществе матери и Шарлотты она провела прекрасную неделю. Ханс уехал в Роберваль, а Тошан собирался на лесопилку в Ривербенд, но только после того, как подарил ей тысячу ласк и сказал тысячу нежных слов, которые убедили ее в силе их взаимного чувства.
Успокоенная тем, что в доме снова воцарился мир, Мирей принялась готовить кушанья одно другого вкуснее, правда, ей пришлось брать продукты из запасов; благо в осенние месяцы она заготовила много домашней консервации и засолила достаточно мяса. В погребе оставалось немало чуть привядших яблок и банок с консервированными сливами, однако домоправительница уже с нетерпением ждала лета с его обилием свежих овощей и фруктов.
Арман Маруа, парень сильный и ловкий, очень серьезно относился к своим обязанностям. Пятнадцатилетний юноша неусыпно следил за правильным функционированием отопительной системы в доме и всегда вовремя пополнял запас дров.
— Мой милый Мукки, папа вышел к своим собакам. Увы, он снова от нас уедет, — тихо пробормотала молодая женщина, укачивая сына в своих объятиях.
Сквозь занавески из небеленого льна в комнату проникали еще по-зимнему блеклые лучи солнца, придавая гостиной более радостный вид. Навощенная мебель сверкала чистотой. Фарфоровые и бронзовые статуэтки, расставленные здесь и там, ловили мельчайшие отблески света. Все в комнате навевало мысли о покое и гармонии. Лора несколько часов после полудня провела за вязанием и теперь отдыхала в своей спальне на втором этаже.
— Мой сыночек, мое сокровище, — ворковала Эрмин, — ты самый милый мальчик на земле, самый красивый…
Она наслаждалась безмятежностью момента, примирением с мужем и жизнью в целом. Река Уиатшуан и вправду совершила чудо.
«Ночь в полнолуние, ссора, взаимное прощение — и вот мы с Тошаном снова влюблены друг в друга, как в первый день, — подумала Эрмин с нежной улыбкой на устах. — Это прекрасно — любить и быть любимой, все делить с возлюбленным…»
Происшедшая с Тошаном перемена не могла не поразить Лору. Накануне зять был с ней на удивление обходителен. За ужином он даже рассказывал о своем детстве. Метис надел белую рубашку, в которой выглядел весьма привлекательно. Волосы он тщательно собрал и заплел в косу, спадавшую на спину. О ночи, последовавшей за этим семейным застольем, Эрмин было что вспомнить. Она наконец смогла отдаться супругу — страстная, сгорающая от нетерпения, жаждущая наслаждения, от которого у обоих мутился разум и которое уносило их в мир безграничной чувственности, изысканной интимности.