Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах-II
— Разумеется — о рыбе.
— И только? — следователь всего во второй раз за время допроса настороженно поднял глаза на Артура. Волк тоже прикидывал, что за противник перед ним, но отчего-то вдруг веки его дрогнули и брови сдвинулись к широкому переносью. Что-то смутило следователя в этом лице. На несколько секунд Брасла так глубоко задумался, что не сразу вспомнил заданный им только что вопрос.
— Значит, капитана N интересовала только рыба?
— Да. В обмен на нее я условился получить современные снасти и кое-что из запчастей.
— Вы знали, что ваши действия противозаконны, и тем не менее пошли на преступление и сговор якобы ради этих снастей-запчастей? И не преследовали никакой иной цели и более существенной выгоды для себя лично?
— У меня была одна цель — дать людям возможность нормально трудиться и получать за свою работу столько, сколько они зарабатывают. И еще осточертела идиотская карусель: ловить — и выбрасывать, ловить — и выбрасывать.
— Допустим. А в пятьдесят девятом, когда, по вашим словам, вы случайно оказались на борту шведского судна, это тоже была «Королева Шарлотта»? — Следователь снова странно взглянул на Артура и быстро отвел глаза, словно испугался чего-то. Но чего?
— Ничего подобного. Мы потерпели аварию во время шторма, и нас подобрал шведский сухогруз. При чем тут этот рыбак?
— Предположим. Но, может быть, тогда вы познакомились с кем-то из членов команды, завязали дружеские отношения? Ведь это вполне естественно в такой ситуации. — Все так же украдкой Брасла продолжал приглядываться к подследственному. Артура уже начинали беспокоить и раздражать его косые взгляды.
— Я отлично понимаю, куда вы клоните, — не сдержавшись, выпалил он. — Только пустое это занятие. Я не стану ради вашего удовольствия сочинять на себя шпионский детектив.
— Я посоветовал бы вам реальнее смотреть на вещи. Раз уж попали в мясорубку, не стоит пытаться крутить ручку в обратную сторону. Силенок не хватит, — не остался в долгу следователь. — Здесь работают профессионалы, а вы дилетант. У нас множество способов добиться от вас всего, что нам требуется. Так что в ваших же интересах помочь нам немного и тем самым облегчить свою участь. Да и участь своих близких, которые сейчас томятся в страхе и неизвестности.
Своим цинизмом следователь, пожалуй, превзошел все представления Артура об этой конторе. Он говорил, ничуть не угрожая, будничным тоном, не оставлявшим сомнения в смысле его слов. Брасла подошел к окну и стал спиной к Артуру, но тот тем не менее чувствовал себя, как букашка под безжалостным микроскопом.
— А ваш сын, Артур Янович? Вы ведь знали, что его работа связана с секретной техникой. Не думали, что ваши рискованные игры со шведами могут весьма повредить ему?
— Мой сын, к сожалению, не слишком близок ко мне. Благодаря высочайшей бдительности ваших коллег он вырос и стал взрослым человеком в Сибири, далеко от меня.
— Ай, бросьте свои намеки. Да вы должны быть благодарны судьбе, что ваш сын вырос и стал человеком как раз в Сибири. Этот край — наше будущее! — поморщился Брасла.
Артур не выдержал и насмешливо взглянул на следователя.
— Наше будущее? Что ж, возможно, вы правы.
Но следователь, видимо, пропустил его шпильку мимо ушей. Уперев большие грубые руки в подоконник, он опять задумался о чем-то своем, не имевшем отношения к допросу. Какая-то тревожная мысль не отпускала его. Занятый ею, Брасла спросил вроде как невпопад:
— Вы, наверное, фронтовик? Имеете награды? В каких местах воевали?
— А какое, собственно, это имеет…
— Потрудитесь отвечать на вопросы! — следователь неожиданно повысил голос, но по-прежнему не решался смотреть Артуру в лицо.
Пожав плечами, Артур стал припоминать:
— В начале войны здесь, дома, выходил из окружения… Потом под Ленинградом, Второй Белорусский фронт. А летом сорок четвертого снова в Латвии, в полковой разведке…
Брасла вздрогнул и достал из пачки сигарету. Артур продолжал говорить, не заметив странного волнения следователя, но тот уже не слышал — он вспоминал…
Легкий предрассветный туман плыл над лугами, окутывая стога сена, росистые травы. Опушкой леса, прячась за деревьями, перебегая от одного к другому, Артур Банга с тремя солдатами, наверное, и подобрался к хутору. Он пришел за языком…
А на хуторе догорало веселье, слышались пьяные песни и смех. Праздничная ночь была на исходе. Лиго! Лиго! — горланили хмельные голоса.
Яростно хлестал проливной дождь. Белая «Волга» подкатила к величественному подъезду, напротив которого возвышался собор. Загорелый, немного похудевший Калнынь быстро шел по устланным «кремлевкой» — специальной ковровой дорожкой — коридорам ЦК.
— Ого, какие люди! — шедший навстречу Улдис Целмс широко распахнул объятия. Дорогой «присутственный» костюм чуть не трещал на его мощном торсе. Как бы от избытка радости он похлопал Калнынь по рукаву и удивился, ощутив под рукой стальные мышцы. — На славу, видать, порыбачил.
— Да и ты тут как будто не зачах, — отшутился Калнынь.
Рядом с ними почтительно помалкивал милицейский генерал Гунар. Не решался даже словечка вставить в беседу высокопоставленных лиц.
— Что ж ты, Андрис, загордился, бросил крепкую нашу компанию? На охоту не ездишь. Рыбкой пробавляешься — вегетарианцем, что ли, стал?
— А ты все не уймешься, Целмс. Никак от людоедских своих забав не откажешься.
— Ха-ха-ха! — громко, во весь рот рассмеялся Целмс. Но глаза его оставались холодными и неподвижными, словно он и сейчас еще целился в того кабана. — Нельзя так, дорогой, ха-ха! Хватку потерять можно. Зря игнорируешь… Смотри!
И они разошлись, каждый по своим неотложным делам. Милицейский генерал почтительно засеменил за Целмсом. Калнынь отвел неприязненный взгляд от этой нежной парочки и посмотрел на часы. Нужно было спешить.
В приемной Верховного Совета, осененной поясным портретом бровастого генсека, было полно народу. Не обращая внимания на томившуюся очередь, Калнынь прошел мимо длинного ряда стульев. У самых начальственных дверей его неожиданно остановил референт. Он выскочил из-за своего массивного стола, как проснувшийся цепной пес.
— Минуточку, товарищ Калнынь, Председатель сейчас занят.
— Что значит занят? — нахмурился Калнынь. Он мне сам назначил на четырнадцать ноль-ноль.
Референт безразлично пожал плечами и пояснил со значением:
— Ничего не могу сделать. Работает с народом… Не можем же мы с вами нарушать демократию, Председатель вам позвонит.
Сдавшемуся перед доводом в пользу демократии Калныню ничего не оставалось, как отправиться в обратный путь из этой приемной. Однако лицо одной женщины в очереди показалось ему знакомым. Среди измученных, добравшихся до последней инстанции просителей он увидел Марту. Калнынь не сразу поверил своим глазам — так постарела и осунулась Марта. Да он никак и не ожидал увидеть ее здесь.
— Марта, вы?
Она отчужденно отвернулась. Преодолев неловкость, он подсел к ней и, понизив голос, спросил:
— В чем дело? Опять что-нибудь с Артуром?
Не скрывая ненависти, Марта посмотрела ему прямо в лицо.
— Вы, конечно, как всегда, ни о чем не ведаете. Господи! Как я ненавижу ваше лицемерие, ваши «храмы справедливости», ваши светлые, честные демократические глаза! Слушайте, Калнынь, вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало? Наедине с самим с собою. Когда вокруг никого, ни ваших сподвижников, ни ваших начальников, ни ваших подчиненных, а присутствует нежеланным гостем одна только совесть?..
В приемной республиканского Комитета Государственной Безопасности не было ни души. Калнынь вошел сюда, как к себе домой. Дежурный почтительно вытянулся, не посмев даже напомнить об удостоверении, а Калнынь счел излишним его предъявлять.
Из-за стола навстречу ему выскочил вышколенный помощник — сразу чувствовалось, что здесь Калнынь пока еще хозяин.
— Добрый день, Андрис Эгонович. Извините, но председателя нет на месте.
— Где же он?
Референт замешкался, перелистывая пухлый блокнот.
— В общем, только для вас… Он, вероятно, ложится в больницу. Понимаете, давление, сердце.
— А Целмс? Он-то, надеюсь, в добром здравии?
— Товарищ Целмс… — чуть смешался помощник и взглянул на часы, — но ведь уже пятнадцать минут седьмого.
— Внимание, дорогие зрители и слушатели, внимание! Оч-чень опасный момент! Все может решиться в доли секунды. Полузащитник «Даугавы» рвется вперед. Он выходит один на один с вратарем. Больше перед ним никого нет. Опаснейший момент! — комментатор захлебывался чувствами.
Небольшой, но высококачественный телевизор светился на ковре хорошо затемненной гостиной. Уютно потрескивали в камине таинственно мерцающие угли. Багровые отсветы ложились на лица мужчин, расположившихся в низких, по западной моде, креслах и с трудом сложивших пополам свои советские животы.
