Ирина Тарасова - Не бойся, малышка
Она заглянула ему через плечо.
— Ух ты, одни формулы. А шпоры что, не пишешь?
— У меня почерк хреновый. У кого-нибудь возьму, если надо будет.
Таня тоже раскрыла книгу и попыталась снова погрузиться в чтение, но неприятные мысли завертелись у нее в голове. Почему-то на память пришел Колька, его раскосые глаза, мягкие губы, мокрый поцелуй. Она невольно передернула плечами.
— Замерзла, что ли? — поднял голову Тимур.
— Нет, вспомнила.
— Что-то неприятное?
— Бывшего парня.
Тимур несколько секунд смотрел на нее, а потом отложил книгу и сел.
— Расскажи, — попросил он.
— Нечего рассказывать. Был и сплыл.
Таня опустила голову и вытянула вперед руки. Еле заметные волоски в лучах солнца выглядели необыкновенно легкими, полупрозрачными. Тимур взял ее руку и провел пальцем снизу-вверх до локтя. Таня с удивлением посмотрела на него. Казалось, он был полностью поглощен своим занятием. Она осторожно потянула свою руку к себе. Он крепче сжал ее кисть, щекой прижался к руке и закрыл глаза. Несколько минут они сидели в полной тишине, прислушиваясь к своим ощущениям. Наконец Тимур открыл глаза и отпустил ее пальцы, потянулся.
— Знаешь, от тебя пахнет детством, — сказал он.
— Это как? — спросила она и чуть отодвинулась, словно опасаясь его прикосновений.
— Не знаю… Помню, меня дед на море возил, он тогда еще во власти был. И вот сейчас… Пахнет песком, нагретой солнцем кожей и морем. Я любил, когда меня в песок закапывали, чтобы одна голова была на поверхности.
— Ты тоже без родителей вырос? — осторожно спросила Таня.
Тимур нахмурился:
— С чего ты взяла?
— Да ты все: дед да дед. А меня прабабушка растила, — сказала Таня и сделала вдох, чтобы продолжить, но Тимур ее тут же перебил:
— У меня предки нормальные. А деда я действительно очень люблю. Родители-то что? У них своя жизнь, молодая.
— Разве? — удивилась Таня. — А сколько им?
— Где-то около сороковника. Плюс — минус. Только очухиваются от совдепии да перестройки. Мамка вот в первый раз в заграницу съездила. Радости было — полные штаны.
— А отец?
— Отец — нормально, фирму организовал, торты-пирожные делали, денег поднакопили. Вот теперь новую квартиру купили, успели. Цены, говорят, чуть ли не вполовину поднялись. Везунчики.
— А ты?
— Что?
— Везет тебе?
— Пока да… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. У меня детство нормальное было. Баловали меня все, кому не лень. Дед, правда, строгий был. Зато сейчас мы с ним — душа в душу.
— Хорошо, — вздохнув, сказала Таня. — Мы тоже с бабой Софой друг дружку понимали.
— Померла?
Таня кивнула и опустила голову.
— Что куксишься? Все там будем. Только б попозже.
А ей вдруг вспомнилась Нинка. Она уже готова была расплакаться, когда Тимур тронул Таню за плечо:
— Эй. Никакого негатива. Смотри, кругом — один позитив.
Таня огляделась. Солнечные лучи играли с тенью, образовывая причудливое кружево на гладкой поверхности пруда. Таня встала и спустилась к кромке воды. Присев на корточки, она осторожно опустила ладонь в воду и тут же отдернула: вода была обжигающе холодной. Таня в недоумении посмотрела в сторону. Там с шумом, раскидывая вокруг себя каскады брызг, резвилась детвора.
— Ну как водичка? — спросил Тимур, не поднимая головы, когда она вернулась. Он лежал на животе, опершись на локти, и смотрел в раскрытую книгу.
— Холодная, — ответила Таня, присаживаясь рядом. — А детям нипочем, купаются.
— Тут родники бьют, а чуть подальше — заводь.
— А… — Ей вспомнились слова Максима о его любимом местечке с теплой водой.
Таня легла на спину, вытянув ноги. Сквозь листву пробивались веселые солнечные лучи. Она закрыла глаза, наслаждаясь теплом и покоем.
Проснувшись, она обнаружила, что лежит в тени, а Тимур перенес свое покрывало на солнышко. Таня поднялась и подошла к нему.
— Я спала?
— Часа полтора. Чем ночью-то занималась?
— Крестиком вышивала, — огрызнулась Таня.
— Крестиком? — ухмыльнулся Тимур и подмигнул. — Что-то новенькое. Покажешь?
— Пошляк.
Она шагнула в сторону. Тимур схватил ее за щиколотку.
— Да брось ты. Посиди на солнышке, а то вон вся аж посинела.
— Ага, аж мурашки, — согласилась она и села рядом с ним.
— Не сгори, — сказал Тимур и отложил книгу.
— Много выучил?
— Да я твоего «Парфюмера» читал. Классная книга.
— Жуткая…
— Вся жизнь на страхе замешана, — сказал он весело.
— Ты считаешь, это нормально? — удивилась Таня.
— Конечно. Ты в школе хорошо училась?
— Да.
— Тогда знаешь о естественном отборе. Выживает сильный, а слабый загибается. И пусть, туда и дорога.
Широкая, как на рекламных постерах, улыбка вновь обнажила два ряда белоснежных зубов. «Крепкие зубы, что угодно перегрызет», — подумала Таня, а вслух сказала:
— Тебе хорошо говорить, ты сильный. Вон какие мускулы.
И осторожно дотронулась пальцем до его бицепса.
— Не только. Мускулы и в голове должны быть, — ответил он и попытался сымитировать позу «Мыслителя». Впечатляет? — усмехнулся он.
— Скорее да, чем нет… — растерянно сказала она.
Он пожал плечами и открыл книгу. Некоторое время они молчали. Потом Таня приподняла голову и сказала:
— Как может не пугать такой мир, в котором мужчины убивают девушек только ради их запаха?
Тимур продолжал скользить взглядом по странице, потом закрыл книгу и потянулся за пакетом.
— Я тут вспомнил о еде. Будешь?
Он протянул ей кусок хлеба с сыром. Таня помотала головой:
— Не хочу.
— Я съем?
— Ешь.
— Спасибо.
— На здоровье.
Тимур в три приема съел бутерброд. Вынув бутылку с водой, открутил крышку, отпил и протянул Тане. Она тоже сделала пару глотков.
— А если о книге… — продолжил Тимур, поставив бутылку между ног, — нормально. Во-первых, это все вымысел. А смысл я в этой книжке вижу такой — тот выживает, кто хочет выжить. А вообще, я еще не дочитал.
— У тебя экзамен когда?
— Через день.
— Так что же ты? — Таня протянула руку и забрала книгу. — Не отвлекайся.
— Хорошо, — пожал плечами Тимур и, вздохнув, раскрыл учебник.
ГЛАВА 9
Максим стоял на крыльце. Он приехал около трех и, не застав Таню в доме, был раздосадован. С самого утра его не покидало отличное настроение. Он не раз ловил себя на том, что улыбается неведомо чему.
Вчера, после ночного чаепития, он действительно заснул быстро, спал крепко, и только под самое утро ему приснился сон. Даже не сон, а так — мимолетная зарисовка.
Перед ним в золотом ореоле лучей стоит женская фигура. Он чувствует тепло от этого света на своей коже. «Будь счастлив», — говорит женщина. Он протягивает руку, чтобы откинуть с ее лица золотистые пряди волос и разглядеть ее лицо, и… просыпается.
Утром у него не было времени на раздумья, и только сейчас, за рулем машины, к Максиму вернулись воспоминания об этом сне. Он был уверен, что ему приснилась Таня. Именно ее хрупкая фигурка стояла в лучах восходящего солнца. Только волосы у женщины были другие: чуть вьющиеся, пшеничного цвета…
Максим прислонился к перилам. По ярко-голубому небу плыли рваные облака. Они двигались быстро, с запада на восток, вероятно, там, высоко, их гнал сильный ветер. Внизу же было тихо, только еле уловимый шепот листвы свидетельствовал о движении воздуха.
Максим сошел с крыльца и пошел по направлению к забору, но, как только протянул руку, калитка отворилась.
— Ой, ты уже дома, — воскликнула Таня и, улыбнувшись, оглянулась через плечо. — А мы тут… — Она снова оглянулась. Тимур прижал палец к губам. Таня тут же поправилась: — Я тут гуляла, вот «Парфюмера» читала. — Она вынула из пакета книгу и показала ему. — Это ты нашел?
Максим кивнул. Он заметил на ее лице тень смущения.
— К деду приехал? — спросил он, глядя куда-то за Таню.
— Здравствуйте, — стараясь казаться спокойным, сказал Тимур. — Я всего на два дня. Послезавтра экзамен.
— Ну-ну, — ответил Максим и, взяв Таню за руку, повел за собой.
Тимур облегченно вздохнул вслед. Он хорошо знал выражение недоумения, сменяющееся еле скрытым гневом. Так реагировал отец, когда заставал сына не за учебниками, а за просмотром «Пентхауза» или в обнимку с девушкой. Отец никогда не ругал его, даже не повышал голоса, но всегда давал понять, что его сын полный кретин и только зря коптит небо. Другое дело дед. Тимур и дед были, что называется, одного поля ягоды. «Истребитель девушек» — так называл себя дед, когда здорово набирался.
— Эй, — раздалось откуда-то сверху. Из окна выглядывала седобородая голова. — Поднимайся, — тихо сказал дед.
