Ирина Тарасова - Не бойся, малышка
— У тебя на завтра какие планы? — спросила Таня несколько настороженно.
— Придется с утра в цех заглянуть. Кое-какие проблемы порешать. Но я быстро, к обеду буду.
Таня машинально кивнула. Солнечный луч коснулся ее волос, и они заполыхали огненными бликами.
— Тань… — робко спросил Максим.
— Что? — Она вопросительно посмотрела на него.
— Волосы… Чем ты красишься?
— Это у меня свои такие. Что, не нравятся?
— Нравятся… Только зря ты постриглась. Волосы у тебя красивые. Немного вьются?
— Это у меня в бабу Софу. Она в молодости была красавицей. Муж ее очень любил. Жаль, после войны сразу от туберкулеза умер.
— Ты ее, видать, тоже здорово любила.
— Ага… Если б не она… — Таня вздохнула. — Жизнь, оказывается, такая страшная, а она учила видеть во всем хорошее. Всегда повторяла: «Не в деньгах счастье. Радость — внутри человека». Ты тоже так считаешь?
— Да, — кивнул Максим. — А бабка твоя умница была.
…Макс ушел в дом, а Таня осталась в беседке, открыла книгу. Дурацкая привычка заглядывать в конец испортила ей все удовольствие. Некоторое время она пыталась скользить по строкам, но так и не увлеклась. Захлопнув книгу, она вышла в сад и остановилась около куста сирени.
— Пять лепестков ищешь?
Таня оглянулась. Рядом стоял Тимур.
— Нет, просто смотрю, — ответила она, улыбаясь.
— Подарок хочешь?
Таня кивнула. Тимур протянул ей сжатую в кулак ладонь.
— Что это? — Таня постучала по выпирающим костяшкам. — Сезам, откройся!
— Сюпрайз. — Он разжал кулак. С ладони в панике метнулась прочь желтая бабочка.
— Ой, — воскликнула Таня от неожиданности и расхохоталась. — Ну ты даешь!
— А вот и настоящий сюрприз.
Тимур сломал ветку и протянул ей:
— Тут точно есть пять лепестков. Я видел.
Таня поднесла к лицу нежную пену цветов:
— Какой запах!
Тимур усмехнулся:
— Обыкновенный… Ты «Парфюмера»-то прочитала?
— Нет еще. В такой день хочется что-нибудь доброго.
— Дай тогда.
— А экзамен?
— Буду сочетать приятное с полезным.
Таня протянула книгу. Тимур сунул ее под мышку.
— Завтра верну. Мне немного осталось.
— Кстати…
Таня замялась.
— Максим сказал, чтоб ты уехал.
— Значит, все же приревновал.
— Нет, Виталий Михайлович скоро приедет.
— Понятно. Если хозяин узнает, достанется деду на орехи.
— Не узнает. Я не скажу и Максима попрошу.
Тимур усмехнулся и похлопал по корешку книги:
— Завтра забеги с утра. Ты, наверное, долго спишь? Если меня не будет — оставлю в прихожей на столе. Пока.
Тимур быстрым шагом направился к сторожке. Таня еще некоторое время постояла, чувствуя спиной тепло летнего солнца. «Странный парень… — думала она. — Как будто киногерой из вестерна. Без признаков сомнения на лице, глаза чистые, голубые. А у Максима?.. Какие у Максима глаза?» — Она на секунду задумалась.
— Эй.
Таня повернула голову, и безотчетная радость озарила ее лицо. На крыльце стоял Максим и махал ей рукой. Таня помахала в ответ и пошла ему навстречу.
— Я случайно задремал, а ты как? Не скучаешь? — сказал он, остановившись в шаге от нее.
— Нет. Мне вообще скучно не бывает, — ответила она.
— Значит, нравится тебе здесь?
— Здесь бесподобно.
— А я тебя хотел в одно местечко свозить.
— Свози, я не против. А краски ты купил?
— Купил все, что просила. Я же говорил тебе — ты не помнишь? В своей комнате найдешь. Хочешь с собой взять?
Таня на секунду замешкалась с ответом.
— Мне кажется, что-то в тебе изменилось, — сказала она, пристально глядя в его глаза. — Мне казалось, глаза у тебя темные… а оказывается…
Она вплотную подошла к нему, не отрывая взгляда от его глаз, вглядываясь в них.
— Нарисовать такие трудно… Изумрудная зелень, нет… потемнее… и желтенький кружок вокруг зрачка. — Она сделала шаг назад. — Иногда изобразить легче, чем описать.
— Да, слова — грубый инструмент. И главное — не точный, — согласился Макс. — Ну что, пойдем к машине? Я уже все собрал.
— Я только переоденусь.
Таня сделала шаг в сторону, но Максим остановил ее:
— Пожалуйста… Постой немного… вот так.
Он смотрел на нее с умилением, скользя взглядом по ее фигурке, волосам, лицу, и все не мог налюбоваться. Сейчас она казалась ему совершенством. Таня переступила с ноги на ногу и, поборов смущение, сказала:
— Ну я пойду. Скоро солнце начнет садиться, похолодает.
— Я жду, — ответил Максим и улыбнулся.
Машина осторожно шуршала шинами по утрамбованной песчаной дороге, чуть подпрыгивая на ухабах. Вдоль дороги плотным строем стояли деревья.
— Здесь, наверное, воздух очень чистый. Сосны такие красивые… — говорила Таня, глядя перед собой. — У нас деревья другие: гораздо выше, но какие-то… запыленные, что ли…
— А как ты хотела? Промышленность и вообще… А здесь действительно хорошо.
Максим повернул руль, и машина начала спускаться с пологого холма.
— Ой, речка! — выдохнула в восторге Таня.
— Я ж тебе обещал, — сказал Макс и остановил машину. — Вылезай.
Таня выскочила из машины, Максим вылез следом.
— Ну как? — удовлетворенно озираясь вокруг, спросил он.
— Я сейчас лопну от восторга, — оглянувшись на него, ответила Таня.
— Хорошо б тут чайку попить…
— Пикник, ура! — подпрыгнув, хлопнула она в ладоши. — Мы костер будем разжигать? Чур, я — за дровами! — сказала Таня и в мгновение ока скрылась из виду.
Максим вдруг почувствовал какую-то пустоту вокруг. По-прежнему ярко сияло закатное солнце, раскидывая рыжие блики по почти безупречной глади воды; слегка шуршала листвой ива, уныло склонив ветви к влажному прибрежному песку, стучал где-то в стороне дятел, но все это казалось только декорацией на пустой сцене.
Таня появилась из зарослей, с трудом волоча за собой громадный сухой сук. Максим почувствовал, как тепло разливается в его груди.
— Смотри, что я нашла, — гордо сказала Таня, выпуская из рук толстый конец высохшей ветки.
— Не поцарапалась? — спросил он и взял ее ладонь в свою руку.
— Чуточку.
Он повернул ее кисть тыльной стороной к себе. Тонкая розовая царапина почти сливалась с линиями на ее ладони. Он поднес ее ладонь к своему рту.
— Грязная же, — сказала она и вырвала руку.
— Слюна — хорошая дезинфекция.
Она доверчиво посмотрела на него.
— Правда?
— Каждый индеец знает, — ответил он.
Таня улыбнулась, но царапину лизнула.
— Значит, жить буду?
— Несомненно.
— Тогда ты все приготовь, а я еще схожу за дровами, — сказала она.
— Лады, — ответил Максим и заметил, как Таня поморщилась. — Что-то не так?
— Все нормально, только… Не люблю я это «лады»…
— А «ладушки»? — улыбнулся он. — «Ладушки-ладушки, где были? — У бабушки».
— Не придуряйся, — проворчала она. — Лучше делом займись.
И опять скрылась в зарослях. Максим достал топор, разрубил сук. Сложил поленья, зажег бумагу.
— Ты без меня…
Он оглянулся. Таня стояла над ним, растерянно глядя на пламя, пожирающее бумагу.
— Давай хвою, бумага быстро прогорает.
Таня присела рядом, сунула в костер сухую ветку сосны. Иглы разом вспыхнули.
— Ой, — отпрянула она и рассмеялась. — Гори-гори ясно, чтобы не погасло, — запела она, протянув к огню ладони.
— Замерзла? — удивился Максим.
— Нет. Но так хорошо…
— Да… — сказал Максим и приобнял ее за плечи. Она, пошатнувшись, с трудом удержалась на корточках.
— Давай побыстрей все организуем… Будем сидеть и смотреть. Я люблю, когда горит огонь.
— Ты давай за костром следи, а я все приготовлю, — сказал Максим, вставая.
«Хорошо все же, что я встретила Максима, — думала Таня, глядя, как огонь осторожно облизывает тяжелое полено. — Если бы осталась дома, то…» Перед ее глазами встало бледное материнское лицо с сигаретой в углу рта, руки с пожелтевшими от никотина пальцами, липкая клеенка, чашка с трещинкой. Таня поежилась.
— Прошу к нашему шалашу, — сказал Максим, дотронувшись до ее плеча. — Все готово.
Таня очнулась.
— Ой, как здорово! — воскликнула она, глядя на расстеленный невдалеке плед. — Я, чур, тут.
Она легла на живот, лицом к костру, и, положив подбородок на руки, стала наблюдать за пламенем. Максим взял штопор, открыл бутылку и, разлив красное вино по бокалам, протянул один Тане.
— Что это? — спросила она и бережно, как нечто ценное, взяла бокал.
— Напиток богов. Вино с Кипра.
Таня осторожно, чтоб случайно не расплескать рубиновую жидкость, села. Ее лицо, плечи и еле заметные холмики грудей теперь освещались неровным светом от набирающего силу костра. Она посмотрела сквозь вино на костер.
