Хари Апте - Тайна раджи
— Нет, нет, это не для вас… Мои близкие… Я сам займусь, — покачал головой раджа и добавил: — Господин министр, я столько лет жил в разлуке с Мурадеви, что дорожу теперь каждой минутой, чтобы побыть с ней вдвоем. Если у вас нет больше дел, то прощайте.
Ракшасу ничего не оставалось, как почтительно поклониться.
— Ах, господин министр, — сказал ему на прощание Дханананд, — мы из пустых сомнений посчитали подделкой драгоценное ожерелье. Какую несправедливость совершил я однажды! О творец! Я возблагодарю провидение, если когда-нибудь мне удастся искупить эту вину. И диво: вместо того чтобы послать мне наказание за грех, бог снова подарил мне безмерное счастье! А то, что я почитал драгоценным сокровищем, оказалось пустой галькой. Сначала они заставили меня своей рукой убить собственного сына, едва не погубить любимую жену, а теперь посягнули и на мою жизнь!
В недоумении ушел от своего господина Ракшас: беседа с раджой привела его в полную растерянность.
ТАЙНАЯ БЕСЕДА
Мы не знаем, о чем дальше совещался военачальник с Чанакьей и что нового сообщил ему брахман, но, с тех пор, как они встретились и между ними произошла тайная беседа на берегу Ганги, взгляды Бхагураяна очень изменились. Теперь, казалось, он проникся к Чанакье еще большим уважением. Когда-то в разговоре Чанакья заметил, что Ракшас, конечно, предан радже, но трудно сказать, так ли уж он верен истине. Эти слова Бхагураян стал часто вспоминать и много раз говорил Чанакье, что всецело согласен с ним.
«Действительно, — рассуждал Бхагураян, — министр верен радже, и раджа для него дороже истины. А раз это так, то он не предан правде по-настоящему. И если ради справедливого дела Ракшаса обмануть, то в этом не будет никакого греха».
Чанакья был доволен.
«Бхагураян в моих руках, — говорил он себе. — А это много значит. Основа есть, для начала ничего больше и не нужно».
Однако Чанакья испытывал некоторую досаду, видя, что Бхагураян действует не так быстро, как ему хотелось бы.
«Сущность политики в том, — размышлял брахман, — чтобы не терять времени, когда требуется смелое и быстрое решение. Кто знает, долго ли все будет оставаться в тайне. Если что-нибудь станет известно, враг поведет себя осторожнее и придется расстаться по крайней мере с половиной надежд».
Свои опасения Чанакья высказал Бхагураяну. Однако тот все еще не был уверен, следует ли ради успеха дела обращаться за помощью к врагам Магадхи. События могли принять весьма нежелательный оборот, если бы неприятеля не удалось сразу изгнать из ее пределов. Кроме того, хотя Бхагураян и сказал, что готов помочь устранить Дханананда и возвести на престол Чандрагупту, тем не менее у него не было особого желания делать это своими руками. Нерешительность Бхагураяна объяснялась и тем, что он искал выхода из этих противоречий. Между тем Чанакья, боясь оттолкнуть военачальника излишней настойчивостью, решил повременить с ним и заняться другими приготовлениями. Чанакья поклялся возвести на трон Чандрагупту, не только лишив Дханананда престола, но и уничтожив его и всех его возможных наследников, и теперь все средства и способы для него были хороши, он не задумываясь осуществлял свои намерения, когда представлялся благоприятный случай. Не таков был Бхагураян. Чанакья видел, что оскорбленный воин, несмотря ни на что, все еще считает Дханананда своим повелителем, и ясно понимал, что мысль о низвержении раджи не дает ему покоя. Подчинить Бхагураяна своей воле можно было только окольным путем.
Однажды у Бхагураяна возникла идея, которая, как ему казалось, должна была понравиться Чанакье, и он отправился к брахману.
— Мудрый Чанакья, у меня есть одно соображение, — сказал он, входя. — Если оно вам понравится, считайте, что цель наполовину достигнута. Я уверен, что эта идея придется вам по душе. Мне кажется, она принесет успех.
— Мысли твои всегда плодотворны, полководец, — улыбнулся брахман. — Я это знаю, у меня уже есть опыт. Говори, я сгораю от нетерпения.
— Дело в том, — сказал Бхагураян, — что нужно рассказать махарадже всю правду. Сейчас он влюблен в Мурадеви. Это всем известно. А когда он узнает подлинную историю Чандрагупты, то наверняка отошлет Сумалью прочь и посадит на трон своего первенца. Если мы поступим таким образом, то незачем будет обращаться за помощью к чужим и не нужно будет опасаться последствий вражеского вторжения.
По лицу Чанакьи пробежала тень; он нахмурился и, прищурившись, стал смотреть куда-то мимо военачальника. Но Бхагураян ничего не заметил. Он был целиком поглощен своей идеей, заранее решив, что она должна понравиться Чанакье. Бхагураян еще не кончил говорить, как Чанакья вдруг одобрительно засмеялся.
— Да вы тонкий политик! — воскликнул он. — Мне недаром всегда казалось, что вам следовало бы быть на месте Ракшаса. Мысль неплоха, но вы сами знаете, что выполнить это не так-то просто. Нужна большая осторожность, иначе можно все испортить.
— Уж не думаете ли вы, — продолжал брахман, — что Ракшас не будет нам препятствовать? Он очень любит Сумалью, и если Дханананд лишит его трона, а царем сделает Чандрагупту, которого министр считает шудрой, то Ракшас вряд ли станет так же верно служить новому радже. Скорее всего министр постарается его уничтожить, как это уже он пытался сделать однажды. Есть еще причина, почему Ракшас не примет сторону Чандрагупты. Тот не глуп, как Сумалья. В государственных делах он станет поступать так, как сам считает нужным. И разве Ракшас не начнет опасаться, что Дханананд, который будет покровительствовать Чандрагупте, может разжаловать своего министра? Конечно, Ракшас предан Дханананду, но сейчас трудно сказать, как он поведет себя, когда узнает, что уже не пользуется прежней властью. Нам нужно постараться уменьшить влияние министра, а для этого мы должны сделать так, чтобы раджа и народ были им недовольны. Все наши усилия ни к чему не приведут, пока мы этого не добьемся. В конце концов нам удастся привлечь Ракшаса на свою сторону. Но до тех пор, пока Ракшас не будет уверен, что Бхагураян такой же искушенный политик и так же предан радже, как и он сам, мы ничего не сможем поделать с министром. Ему нужно показать нашу силу и правоту.
Бхагураян слушал Чанакью и молчал. Брахман часто говорил ему, что Ракшас не даст осуществить замысел, когда узнает о его существовании, и что нужно застать министра врасплох, пока он ничего не подозревает. Чанакье удалось во многом убедить военачальника, но Бхагураяна все еще мучили сомнения, ему иногда казалось, что он совершает предательство.
Чанакья видел, что Бхагураян сидит в глубокой задумчивости, и снова, как бы между прочим, сказал, что любой их шаг будет связан с большими трудностями, если они не вызовут у народа и у самого раджи неприязни и подозрений в отношении Ракшаса.
— А после этого, — продолжал брахман, — уже нетрудно привлечь Ракшаса на нашу сторону или по меньшей мере обезвредить его.
Чанакья как будто разговаривал сам с собой, а не внушал собеседнику давно обдуманное. Все это произвело на военачальника то впечатление, на которое брахман и рассчитывал. Бхагураян решил, что прежде всего нужно ослабить влияние Ракшаса.
Чанакья хорошо понимал, что во всяком деле многое зависит от того, как начать. Он знал также, что Бхагураян в любой момент может изменить свое решение, и тогда вновь начнутся колебания. Брахман почувствовал необходимость теперь же дать Бхагураяну какое-нибудь поручение.
— Послушайте, — обратился он к военачальнику, — если пропадает даром один день, то это, может быть, и не так страшно. Но, когда таких дней набирается много, начинаешь ощущать потерю по-настоящему. Ведь в результате можно ничего не добиться и все потерять. Человек дела не должен постоянно пребывать в раздумье, ему необходимо действовать. Если не возражаете, я буду говорить по существу. Так вот, должен вам сказать, что самый верный слуга министра и его главный шпион Хираньягупта изменил своему хозяину.
— Не может быть! — воскликнул пораженный Бхагураян. — Хираньягупта? Это невероятно. Ведь он самый преданный из приближенных министра. Я догадываюсь, что это ваших рук дело.
— Видите ли, — проговорил Чанакья, — существует много способов заставить таких людей служить твоим целям. Министр, желая знать, что происходит в доме Мурадеви, попытался склонить на свою сторону Суматику, но та, вместо того чтобы стать союзницей министра, сделала предателем Хираньягупту, этого самого близкого Ракшасу человека. Теперь Суматика с его помощью исполнит то, что я скажу. Даже трудно себе представить, на что способны мужчины ради денег и красивой женщины.
— Что говорить! — продолжал брахман. — Суматика сумела обворожить Хираньягупту. Он вертится подле нее, как преданный пес. Через его руки идет вся переписка Ракшаса, печать министра тоже хранится у него. Я подготовлю письмо Парватешвару, и Хираньягупта поставит на нем печать. Все трудности по доставке письма беру на себя. Но могу ли я рассчитывать на вашу поддержку? Дело в том, что такие люди, как Хираньягупта, не особенно надежны и полагаться на них не следует. Сейчас нам нужно действовать как можно быстрее. Ракшас попался в сеть, которую я расставил с помощью Суматики. Воображаемые опасности не дают ему покоя, он думает только о спасении своего повелителя. Если у Ракшаса появится хоть малейшее подозрение, положение может крайне осложниться. Пока он ни о чем не догадывается, мы должны опередить его. Хираньягупта сейчас на нашей стороне, он сделает все, что требуется. Могу представить себе, как обрадуется Парватешвар, когда получит такое письмо. Так как же? Если вы согласны и решили бороться за правое дело, я начну действовать. Если нет, то, в конце концов, я ведь нищий брахман и у меня нет корыстных целей. Я уйду в пустынь и буду молиться. Но я считаю, что мы должны бросить вызов Ракшасу и доказать всем нашу верность истине и справедливости.
