Хари Апте - Тайна раджи
Как было договорено, Хираньягупта каждый день наведывался к служанке, и та рассказывала ему обо всем, что делалось в покоях Мурадеви, вплоть до самых ничтожных мелочей. Хираньягупта потом старательно пересказывал все Ракшасу. Многое в этих рассказах говорило против Мурадеви. Один раз Суматика сама выразила желание встретиться с министром и, придя к нему в назначенное время, убедившись, что никто другой их не услышит, поведала министру о своих страшных предчувствиях. Она сказала, что догадывается, хотя ничего еще не знает наверное, что на уме у Мурадеви черные замыслы и по ее воле могут свершиться страшные дела. Служанка обещала быть еще внимательнее и осторожнее, глаз не спускать со своей госпожи и, чуть что случится, тут же сообщить ему, министру. Но она заклинала пока не принимать никаких мер, потому что ничего еще толком не знает, а только догадывается.
Ракшас стал было выспрашивать у нее подробности, но тогда Суматика совсем растерялась, заупрямилась и на все вопросы отвечала одно: что ничего пока не знает, а как только будет знать, сразу сообщит. В конце концов, не настаивая больше, Ракшас отпустил ее. Обычно министр иначе обходился со своими тайными слугами: он никогда не довольствовался подозрениями своих соглядатаев, а требовал от них обоснованных соображений и твердых доказательств; если же они не могли ничем подтвердить свои домыслы, то строго их наказывал. Потребовать от Суматики больше того, что она делала, или наказывать ее было не в его власти. Ему не только невозможно было наказать ее, но нежелательно даже показать свое неудовольствие. Поэтому Ракшас отпустил Суматику, но тут же призвал к себе Хираньягупту и приказал ему следить за каждым шагом этой служанки.
Нечего и говорить, как озаботило министра то, что рассказала ему в последний раз Суматика. Что же это за страшные замыслы, которые вынашивает в своей душе Мурадеви? Уж не покушается ли она на чью-нибудь жизнь? «То есть как это, — пронзила его ум догадка, — как это — на чью-нибудь? Не на самого ли раджу? Не затем ли оплела она его своими колдовскими сетями?»
Ужас охватил верного министра. Если это так, — а другого Ракшас и не мог предположить, — если это так, чем может помешать он тяжкому злодейству? Нет в его руках ни средства, ни власти. Остается один путь — немедля добиться встречи с раджой и открыть ему глаза. Какой изобрести предлог? Какое придумать важное государственное дело? Обычные дела здесь не подойдут. Сколько раз за последнее время раджа отказывался принимать его, поручая самому решать все необходимые государственные вопросы. «Ах, — горько восклицал в душе министр, — если бы я только знал, от какой опасности нужно защитить моего господина! Я смог бы открыть ему глаза или сам отвел бы от него беду! Но как угадать?» И все же главное — увидеть раджу. Одно только подействует непременно — придется сказать, будто шпионы донесли о готовящемся нападении врагов на Паталипутру. Надо написать радже. Может быть, это отрезвит его и он захочет увидеться со своим первым министром. С кем же послать письмо? Пожалуй, для этого не подойдет никто другой, кроме Суматики.
И Ракшас снова через Хираньягупту призвал к себе Суматику. Когда служанка явилась, министр сказал ей:
— Теперь ты должна исполнить одно очень важное поручение. Я хорошо награжу тебя, если ты сделаешь все так, как тебе будет сказано.
— Я и без награды готова исполнить все, что вы прикажете, — смиренно отвечала служанка.
Но министр все-таки показал подарок, который предназначался ей, и продолжал:
— Ничего трудного тут нет. Просто ты должна выбрать минуту, когда махараджа будет в одиночестве, и тайно отдать ему вот это письмо. Главное, чтобы об этом не узнал никто, даже Мурадеви. Потом сообщишь, прочитал ли махараджа письмо, — тогда получишь награду. На этот счет не беспокойся. Как договорились, так и будет…
— Господин министр, я уже сказала, что ваш приказ для меня закон. Я жизни не пожалею, чтобы все устроить так, как вы сказали. Но только знайте, это очень трудно. Мурадеви не то что на час — на минуту не покидает своего господина. А если она уходит, то всегда возле раджи остается кто-нибудь из ее рабынь. Поэтому выбрать момент, когда махараджа будет совсем один, почти невозможно. Госпожа всегда знает, кто что говорил махарадже. Я постараюсь, но хочу, чтобы вы знали: это совсем не легкое дело. Да поможет мне великий Владыка Кайласы!
Тут Суматика умолкла. Ракшас внимательно поглядел на нее, потом протянул письмо и сказал:
— Все-таки ты постарайся отдать письмо, а об остальном уж я позабочусь.
Служанка взяла письмо и покинула покои министра. Но она не пошла прямо во дворец Мурадеви. Хираньягупта следил за ней, однако где-то по дороге она исчезла с его глаз, и он не смог узнать, куда она ходила. Ему ничего не оставалось, как поджидать ее невдалеке от дворца. Наконец служанка появилась. Обозленный своей неудачей и странным поведением Суматики, Хираньягупта бросился к ней и строго спросил:
— Где ты была? Почему не пошла с письмом моего господина прямо во дворец?
— Где я была? — насмешливо переспросила служанка. — Эх, ты! А тебя еще называют правой рукой господина министра! И ты задаешь такие вопросы? Так если бы я пошла сразу во дворец, кто-нибудь мог увидеть меня и догадаться, что я иду от министра Ракшаса. Поэтому я и пошла нарочно кружным путем. Шла потихоньку, зашла в два места, побыла в храме Владыки Кайласы. А ты, значит, следишь, куда я хожу, что делаю? Это мне не по душе. Вот возьму и не стану с тобой встречаться. Какая мне корысть? Я уважаю и почитаю господина министра. Он сказал, что все, что я делаю, — для блага махараджи и его наследника. Иначе разве бы я согласилась? Но если мне не доверяют…
Она вынула письмо Ракшаса и протянула Хираньягупте:
— Возьми, отдай господину министру. Хираньягупта опешил и, с трудом успокоив Суматику, заставил ее снова спрятать письмо и пошел своей дорогой.
Суматика же, которая у него на глазах изображала столь неподдельный гнев, как только он скрылся из виду, усмехнулась и, осторожно поглядывая по сторонам, вернулась во дворец своей госпожи. Она хорошо знала, что ей надлежит делать.
Уже на следующий день первый министр получил приглашение от раджи явиться к определенному часу.
Получив это приглашение, Ракшас не мог нарадоваться проворству и ловкости своей новой сообщницы и с великой надеждой стал готовиться к встрече со своим господином. Он думал о том, как откроет радже глаза, предупредит, что его повелителю грозит смертельная опасность.
Первое, что сказал Дханананд Ракшасу, когда они встретились, было:
— Вы писали мне об угрозе нападения на Паталипутру. Откуда взялись такие опасения? Какой безумец, ищущий своей гибели, осмелится посягнуть на столицу Магадхи?
У Ракшаса ответ был готов:
— Махараджа, воистину никто из индийских царей не осмелится посягнуть на Магадху. Но греческому сатрапу Парватешвару давно не дает покоя слава Пушпапури. А теперь глаза у него еще больше разгорелись. Я слышал, он уже сделал кое-какие приготовления. Мои лазутчики донесли мне об этом, и я посмел сообщить моему повелителю. Нужно когда-нибудь покончить с этим наглецом. С каждым днем он все выше поднимает голову. Похоже на то, что в этом году моему господину придется с ним рассчитаться. Но, махараджа, эта опасность — не главное, ради чего я пришел. Главное — это враги внутри государства…
— Внутри государства? И вы знаете, кто они?
— Нет, сегодня еще не знаю, — обронил Ракшас горькое признание, — но вам следует беречься.
— О да, я тоже так думаю и поэтому всегда очень осторожен.
— Если махараджа осторожен, тогда нет причин страшиться.
— О да, конечно. И, благодарение судьбе, есть еще люди, которые охраняют мою жизнь. Уже был случай…
— Был случай? — встрепенулся Ракшас. — И махараджа простил?
— Пока да. Чтобы схватить вора, надо поймать его с поличным. Не так ли?
— Но, махараджа, если враг рядом — разве можно закрывать на это глаза? Так и до цареубийства недалеко. Молю вас, не оставляйте этого без…
— Посмотрим, что будет дальше.
— Но чего же махараджа ждет? Подозреваемых следует наказать… хотя бы удалить…
— Нет, нет. У меня уже есть опыт. Нельзя наказывать по одному только подозрению. Довольно мне таких ошибок. Вот и госпожа наша настаивает, чтобы не наказывали слишком поспешно тех, кого другая на ее месте мечтала бы наказать.
Ракшас никак не мог взять в толк намеков и недомолвок, какими говорил раджа. Ум его лихорадочно искал отгадки, но всякое предположение только больше запутывало его. Был случай? Мурадеви просит за виновных?
— Махараджа, прикажите, и ваш слуга тотчас же расправится с виноватыми!
— Нет, нет, это не для вас… Мои близкие… Я сам займусь, — покачал головой раджа и добавил: — Господин министр, я столько лет жил в разлуке с Мурадеви, что дорожу теперь каждой минутой, чтобы побыть с ней вдвоем. Если у вас нет больше дел, то прощайте.
