Милена Иванова - Женщина на грани...
Как бы там ни было, я решила быть хорошей девочкой и сделать все от меня зависящее, чтобы понравиться маме своего жениха во что бы то ни стало, в границах возможного, разумеется. Я тщательно подобрала костюм: розовая шелковая блузка, брюки от кутюр, серый пиджак и черные лодочки на шпильках. Косметики немного. Я решила произвести впечатление молодой женщины, со вкусом, скромной, спокойной и интеллигентной. В общем, простой в лучшем смысле этого слова. Альберто жил в пригороде Пилар, недалеко от Вагады. По дороге, чтобы блеснуть своими хорошими манерами, я устроила маленькое показательное выступление: купила букет цветов старушке матери и коробку бельгийских пралине к кофе.
Стоял великолепный осенний день. Солнечный, с прозрачным, дрожащим воздухом. Один из тех, в которые сразу поднимается настроение. У меня от волнения тряслись руки. Я даже рассердилась на себя, потому что, если посмотреть правде в глаза, я дорогого стоила и прекрасно знала себе цену. Не было абсолютно никакого повода чувствовать себя, как перед ответственным экзаменом. Если рассуждать трезво, Альберто вообще моего мизинца не стоил. Я несоизмеримо превосходила его как в интеллектуальном развитии, так и в образовании и во вкусах. На порядок, как говорится. Нельзя сказать, чтобы Альберто был совершенным мужланом и неисправимой деревенщиной, но его никоим образом даже сравнивать нельзя было, например, с Филиппом, с его уровнем и шиком — это точно.
Дверь мне открыла его мама. Мы обменялись натянутыми улыбками, официально-формальными поцелуями и стандартными приветствиями типа: «Очень приятно… когда я в первый раз услышала о тебе, я и представить себе не могла… столько рассказывал… ну вот и познакомились». Нам обеим сильно не хватало Альберто, который немного отстал по дороге, чтобы заскочить в супермаркет за вином и пивом. Мой букет так и остался в прихожей, брошенный на тумбочке с обувью. Все понятно, эта дама привыкла, что цветы дарят, только если ты в больнице или в морге, подумала я, тихо закипая от бешенства, но вовремя успела спрятать свои эмоции под любезной улыбкой. Я тут же переключилась на поиск нейтральной темы для разговора, но только чтобы не о погоде.
Бедная женщина понятия не имела, что со мной делать. Она еще не все приготовила к столу и теперь не знала, куда меня посадить. Ей хотелось бы проводить гостью в гостиную, но не оставлять же меня там одну, с другой стороны, я не вызывала и такого доверия, чтобы оказаться приглашенной на кухню. Я решила немножечко растопить лед и не очень настойчиво, чтобы не показаться навязчивой, предложила ей свою помощь. Трудно было сказать, что этой женщине хотелось на самом деле, но, по-моему, она вполне оценила этот шаг к сближению. По дороге на кухню я успела подумать, как жутко я теперь пропахну прогорклым маслом и что в понедельник мне точно придется сдать пиджак в химчистку. Одного беглого взгляда на содержимое кухни было достаточно, чтобы уяснить, каким будет предстоящее меню: настоящая передозировка холестерина, вкусно попахивающая летальным исходом. Огромное блюдо с ветчиной, закуски, сделанные неизвестно из чего, китайские рисовые блинчики с мясом и свиные ножки. Плюс ко всему на плите стояла сковорода с горой жареной картошки, которая просто плавала в масле. Я убивала время, глядя, как она все это готовит. Обычная, ничем не примечательная женщина, сильно раздавшаяся от возраста, с дурным вкусом. Она носила туфли на высокой платформе, чтобы казаться выше. Прямо на босу ногу, без чулок. На ней было платье с ярким рисунком в огромные пестрые цветы, ничем больше не поддержанные ни в прическе, ни в одежде и поэтому совершенно неоправданные. Платье буквально трещало по швам, она переполняла его своими телесами. Было видно, что мама Альберто специально сходила в парикмахерскую ради нашего знакомства. Вероятно, пару дней назад, потому что на шее и затылке волосы перепутались, как после сна, и виднелись залысины. Она завела разговор: начала критиковать Альберто. Обычный прием мамаш, которые души не чают в своих сыночках. Она только и ждала, чтобы я с ней поспорила и вложила всю душу в то, чтобы опровергнуть ее аргументы и доказать, что ее сын бесспорно самый лучший на всем белом свете. Чем я и занималась из вежливости, чтобы не затрагивать ее материнского самолюбия, тайком поглядывая на часы. Я рассчитывала, сколько времени нужно провести в гостях, чтобы не пересидеть, но и не уйти раньше времени — в общем, чтобы не показаться невежливой.
Наконец пришел Альберто, весь увешанный пакетами из супермаркета, и в воздухе сразу разлилось облегчение. За едой мы попытались поддерживать беседу на троих, но почти ежеминутно наступали паузы. Они затягивались, повисала неловкая тишина, и Альберто, как плохой посредник, вынужденно заполнял их низкопробными шутками.
Наконец в два часа пополудни я покинула гостеприимный дом Альберто. К этому времени пищеварение у меня было испорчено окончательно. Сидя в такси, я думала о том, как бы в понедельник умудриться успеть сдать пиджак в химчистку, и о том, что от жирной пищи у меня завтра точно выскочат прыщи. Было ясно как день, что мы с мамой совершенно не понравились друг другу. Ни я, ни она не были друг от друга в восторге. Максимум, чего мы могли бы добиться, прилагая недюжинные старания с обеих сторон, это остаться в натянутых отношениях, весьма прохладных и исключительно дипломатических. А вот что думать о самом Альберто, который меня даже не проводил, я откровенно не знала…
4
Мы встречались с Альберто уже девять месяцев. Его сексуальная активность значительно снизилась и пошла на спад. Пыл остыл. Теперь частенько, несмотря на мое страстное желание, которое я вкладывала в свои ласки, и на всю мою настойчивость и упорство, он поворачивался ко мне спиной и засыпал. Или просто-напросто избегал моих ласк. Временами, после неудачного трехминутного секса, на который перешел Альберто, мне приходилось забираться под душ и заканчивать начатое в одиночку. Не знаю почему, может, из-за возраста или из страха остаться совсем одной, я все больше становилась зависимой от Альберто и, несмотря на очевидное ухудшение наших отношений, никак не находила в себе сил рас статься с ним. Его недостатки раздражали меня все больше и больше, я начинала просто ненавидеть его. Я знала, что не влюблена в него и никогда не была и не буду, но страх остаться одной загонял меня в тупик и заставлял терпеть и помалкивать.
После того памятного обеда с его мамочкой Альберто больше ни разу не пригласил меня к себе домой. На вопрос, что его мама думает обо мне и как я ей понравилась, он ответил, не постеснявшись и не потрудившись соврать, что его предыдущая невеста нравилась ей больше. Понятное дело, что это был не лучший комплимент, на который могла рассчитывать девушка после визита к будущей свекрови, но поскольку тут наши чувства были абсолютно взаимны и мне было наплевать, что думает обо мне его обожаемая мамочка, я благоразумно предпочла не затрагивать больше эту болезненную тему.
Мы были у меня дома, как всегда. После ужина Альберто плюхнулся на диван, поудобнее устроил внушительный груз в своих трусах, почесал его, пукнул и отрыгнул:
— О-х! Как вкусно!
Я терпеливо ждала, когда он покончит со своим послеобеденным ритуалом: перестанет выковыривать кусочки мяса, застрявшие у него между зубами. В какой-то момент я не выдержала и, чтобы избавить себя от неприятного зрелища, ушла на кухню мыть посуду. Вернувшись в гостиную, я зажгла свечи и погасила верхний свет.
— Включи свет, женщина! Я читаю важную статью!
У него в руках была «Марка». Я не обратила на эти слова никакого внимания, забрала у него из рук газету и, нежно скользнув руками по его плечам, расстегнула блузку и продемонстрировала ему свой новый черный лифчик с соблазнительной кружевной вставкой. Я стала целовать его так, чтобы наши тела соприкасались соски к соскам. Реакции никакой. То есть она была, реакция, но нулевая. Однако сегодня я была необузданной. Я скинула с себя юбку одним рывком. Новый пояс и самые эротичные в мире чулки дополнили картину.
— Во что ты одета!
— А ты что, не видишь? Все для тебя! Я нарядилась так, чтобы соблазнить тебя! Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Прямо сейчас. Давай вспомним все прежние грязные штучки, наши любимые, — прошептала я самым соблазнительным голосом, на какой только была способна.
— Да ты разряжена, как шлюха, шалава. Ты просто тварь ненасытная. Я не могу тебя трахать целый день, с утра до вечера, проститутка! Объявляю перерыв. Так что иди отсюда, пшла, я не в настроении!
Он снова взял газету и положил ее себе на лицо. Я остолбенела. От унижения у меня появились спазмы в горле, я чуть не заплакала:
— Альберто, ты что? Что с тобой? В чем дело? — Его невозмутимое молчание привело меня в ярость. — Сам ты шлюха! И не смей называть меня проституткой. Если хочешь знать, проституткам платят деньги, а я все делаю для тебя задаром. И не просто даром, я плачу за все: я кормлю тебя, покупаю тебе пиво и стираю твои грязные трусы. Из нас двоих проститутка — это ты… И если я, по-твоему, проститутка, то ты вообще полное дерьмо, сутенер-любитель.
